– А почему же вы тогда помогали Дарену? – спросила я. – Вы первые нарекли его Полуденным царем. Хотя это не ваше предание!
Пряча глаза под ресницами, Эсхе прошептала:
– Мы служим не преданиям, не людям, а Крылатой.
– Я слышала ее. – Я подошла и села перед асканийкой. – Она говорила со мной дважды. Дарен считает, что я ее встречала и даже заключила сделку.
Асканийка ласково погладила меня по щеке.
– Так где же она? – в нетерпении воскликнула я. – Что с ней?
– Крылатая говорит с некоторыми из нас, и мы исполняем ее волю, – тихо сказала Эсхе. – Только старшие мои сестры знают ответ на твой вопрос.
Странные то были откровения. Но с ними голоса древних снова забродили по покоям в мрачном хороводе. Все быстрее и быстрее, как будто танец их и предрешен, и вечен, и нет у меня никакого исхода, кроме того, что богиней Крылатой уготован.
– А тот, младший Солович? Что с ним стало?
– О том спроси наемников. – Эсхе встала. – Они должны знать.
Сиирелльцы. Ну конечно!
Пути-дороги… Тот бог, что ведал ими… Странник! Минт никогда не был почитателем Странника, но Лада, тоже дочь одного из старейшин, должна была знать.
Теперь все сходилось на нем.
Но как же так? Царь Полуночи говорил, что встречал его? Как это возможно, если все боги полегли в битве с Крылатой?
Я вскочила на ноги. Бедро взвыло от боли, и я неловко ухватилась за Эсхе.
– Куда же ты?
– Мне надо к Минту, – выдохнула я. – Если хочешь, оставайся.
– Я бы с радостью, но твое посвящение в тайны богинь еще не окончено.
– О чем ты?
Она вытащила из-за пояса небольшой пузырек из черного хрусталя.
– Что это? – спросила я подозрительно. – В прошлый раз, когда ты мне что-то подмешивала, я забыла полвечера.
– Больше никаких тайн. – Эсхе поднесла к свету свой пузырек, и я увидела внутри тягучее темно-красное снадобье. – Это зелье на особых травах. Его готовят лишь в Аскании, культистки и танцовщицы вроде меня. Это зелье поможет познать темную силу матери земли и сторону всех богинь.
Я с сомнением посмотрела на зловещий пузырек.
– А я выживу?
Теперь пришла очередь Эсхе усмехаться.
– Всего несколько капель.
– Не думаю, что сегодня это хорошая идея…
Эсхе взяла мою руку в свою и вложила в нее снадобье.
– Придется. – Она кивнула на наши кубки.
– Что… Ты добавила это мне в питье? Эсхе! – вскричала я.
– Это знание доступно лишь посвященным, – невозмутимо сказала асканийка. Она предусмотрительно отбежала к двери и, взявшись на ручку, обронила: – Прости, но сегодня ты никуда не идешь.
Доверилась культистке! Я не знала, как действует снадобье и как отменить его. Пенять можно было только на себя.
Я выпила зелье сон-травы, надеясь, что оно перебьет те несколько капель, что я успела проглотить. Подошла к зеркалу, огляделась. С виду ничего. Как обычно.
Но я чувствовала, как нечто уже течет в моих жилах вместе с тайным знанием о Крылатой и неназванной богине. Земли Срединного мира хранили в себе столько загадок, и одна из них, темная и дикая, открылась мне этой ночью. Когда мир завис на грани.
Поддавшись снадобью, я опустилась на подушки.
Сон обрушился на меня почти сразу, но спустя какое-то время я проснулась.
Все мое тело пылало. Я с трудом разомкнула веки, пытаясь найти кувшин с водой.
Огонь в очаге все еще тихо пылал, за окном светилось Древо. Пошатываясь, я добрела до кувшина с водой и жадно осушила его.
Не помогло. Жар как будто усилился.
Краем глаза я видела себя в зеркале. Молодая женщина в сорочке, стянутой на узел у горла, волосы свободно струятся, укладываясь мягкими кольцами на груди. Лицо раскрасневшееся, глаза потемневшие и блестящие.
Я подошла ближе, и вдруг в отражении мелькнуло мое же испуганное лицо. Проступило из темноты, окаймленной мелкими огнями десятков свеч. Другая я, я из прошлого… Девушка, творившая обряд призыва суженого на мельнице. Вот она, мелькает в зеркале! Как далека я сейчас от нее.
Я резким движением развязала узел сорочки, и она мягким дождем стекла на пол.
И я посмотрела на себя. На свои безобразные шрамы на запястьях… Захотелось отвести взор, но я не сделала этого. Обвела рукой, приветствуя, новый шрам на бедре. Его неровные стежки – второй раз Алафира не слишком осторожничала.
Мое тело, как земля Срединного мира, вынесло боль и сопротивлялось чужой воле. Память его оказалась куда верней моей.
Но огонь внутри меня нарастал.
Предвкушение чего-то пока еще не свершившегося, зова из глубины, что слаще заморских ягод и загадочней полумрака мунны и теней священной рощи… Я закрыла веки, а на внутренней стороне продолжал мерцать густой красный. Это было не колдовство, не проявление Дара. Что-то иное. Внутри я словно бы стала раскаленной пустошью, тенью, чудовищем. Безмолвный зов сгорал на устах – так молятся о дожде и пощаде.
Сначала руки заскользили по шее, стирая выступившие уголки ключиц, ложбинку между грудями, я осторожно провела по коже и опустилась на подушки. Бархат приятно защекотал руки, но я повела ладонями по телу.
Вседозволенность пьянила, чудовищный жар опалял меня изнутри, заставлял искать спасения. И ветер, гуляющий в недрах замка, доносил чье-то имя… Или это имя шептал из зеркала мой двойник?
Я сделала вдох и наконец позвала.
И вдруг чьи-то ладони, еще горячее моих, скользнули по телу, более сильные и еще более нежные, чем мои. От них загорелось все целиком, но вместе с тем появилось чувство, что так и должно быть.
Чужая ладонь смело легла поверх моей руки и уверенно, без слов, переняла движения.
Я услышала шепот, говорящий постыдные и вместе с тем пьянящие вещи.
И я пью эти ласки, шепот, прикосновения. Пью, как яд, зная, что это лишь представление моего воспламененного зельем разума.
Но еще, еще, еще… волна за волной, все ближе к чему-то самому прекрасному в этом мире. Эти руки возносили меня на вершину и гасили дикую жажду внутри.
А потом…
Чувствуя скорое разрешение, я открыла глаза и не только увидела в зеркале свое отражение, но и встретилась с глазами разного цвета за своей спиной…
Морок.
Я призвала морок.
Но Дарен, настоящий Дарен, тоже тут – стоит, глядя на меня и свой морок через зеркало… Он видел все.
И в глазах, его настоящих глазах, тоже плещется тьма.
27. Ночь Тысячи истин
Я вскочила и перевернула зеркало. Оно с грохотом и обиженным гулом упало на ковры, но мое сердце стучало куда громче.
Какой стыд! Боги, какой стыд! После всего, что я сегодня ему сказала…
Я застонала, уткнувшись лицом в бархат.
– Лучше бы я провалилась! Нет! Лучше бы провалилась Эсхе!
Где-то в глубине души оставалась крохотная надежда, что все произошедшее было всего лишь плодом дикого колдовства, но какая-то часть меня ехидствовала, утверждая, что нет. Все было взаправду.
Я спешно натянула на себя рубаху, а потом бросилась к сундуку за сон-травой. Почему защита разума не сработала? Уступила коварному зелью Эсхе?
Ох. Я легла на постель, пытаясь унять гулко стучащее сердце. Стыдно, хоть в окно выпрыгивай.
Да чтоб я еще хоть ра…
В дверь постучали.
Я резко села на постели.
Боги, а если это он?
Это он.
Точно Дарен.
Желание выпрыгнуть в окно и понадеяться, что потоки ветра помогут мне живой добраться до земли, стало как никогда заманчивым. А может, притвориться, что сплю?
Стук повторился.
Ладно. Я прижала ладони к горящим щекам. Ну что, действительно, такого ужасного может случиться? Ну, он просто рассмеется мне в лицо.
Ничего.
Выдержу.
Придется…
Я подошла к двери.
– Ну как, понравилось? – с вызовом спросила я, открывая дверь.
Но Дарен не смеялся. Ни тени улыбки не было у него на губах, только глаза горели темным неровным пламенем.
– Понравилось, – сказал он и в повисшей тишине хрипло добавил – Позволь мне закончить.
Не приказывает. Не велит. Просит.
– Ты хочешь… – выдохнула я и замерла на краю пропасти.
А потом медленно шагнула от двери и, не сводя с него глаз, отступила вглубь покоев. Черное пламя в глазах Дарена полыхнуло жарче, обещая мне тысячи вещей и тайн, что мы откроем вместе.
А потом он шагнул навстречу, и ночь на его кафтане вошла в мои покои вместе с ним. Три шага. Два. Один.
Словно танец, начатый когда-то.
Порыв ветра захлопнул дверь. Я остановилась.
Дарен же остановился напротив, дыша быстро и тяжело. Даже если это какие-то особенные чары, и он считывает меня и по какой-то необъяснимой причине наслаждается этим… Пусть сегодня это будет так.
И в следующий миг Дарен медленно опустился передо мной на колени, а его ладони заскользили по моим ногам вверх, приподнимая подол сорочки. Он выпустил посох из рук, но я поймала его, иначе просто не смогла бы удержаться на ногах от этих прикосновений. Его же руки взметнулись вверх, добравшись до тонкой кожи под коленом, и я закрыла глаза.
Нежность, сосредоточившаяся в этих простых движениях, опаляла меня изнутри, ведь в то же время во всем этом было больше дикости и первородной тайны, чем во всех колдовских свитках Нзир-Налабаха…
Посох все-таки упал на пол.
С едва слышным шорохом Дарен подтолкнул меня на постель, а сам придвинулся ближе. Стопами я ощутила прохладный пол и грубые складки упавшего плаща.
Запах пепла и терпкой хвои окутал меня. Прикосновения стали еще мягче, еще нежнее, и я прерывисто вздохнула, откидываясь на постель.
Дарен склонился и, сдвинув ткань, поцеловал внутреннюю сторону бедра. В тот же миг я, не сдерживаясь, застонала.
Это так неправильно.
Но вместо того чтобы оттолкнуть, я крепче обвила его руками. Волосы Дарена на ощупь оказались мягкие, а вблизи еще более темные, и, когда я погружала свои пальцы в его локоны, их скрывала мягкая текучая мгла. Сама ночь пробралась сегодня в Нзир и сделала мои помыслы как никогда темными, как никогда запретными.