Вдруг краем глаза он заметил, как одна из палаток будто бы движется к ним. Но когда из нее высунулась сухая загорелая рука с дымящейся миской, Альдан обернулся и с удивлением обнаружил перед собой сгорбленную старую женщину в одеянии из потемневших от копоти и сшитых между собой шкур. В руках у нее была грубая деревянная миска с дымящимся питьем. Не глядя на Альдана, женщина попыталась влить содержимое миски в рот колдунье.
– Что ты делаешь? – Альдан перехватил миску и замер, ожидая ответа.
Но старая женщина, взглянув на него белесыми глазами, только указала на миску, а потом на колдунью.
– Что это за отвар?
Но женщина продолжала указывать то на миску, то на Лесёну. Она выглядела странно, вроде и старой, но в то же время и молодой, и при этом была человеком. Похоже, она точно знала, что Лесёна нуждается в помощи.
Альдан решился: сначала отпил и, не почуяв яда, сам, придерживая Лесёну за подбородок, влил густой отвар ей в рот.
Лесёна тут же вздрогнула. Пелена, застилавшая ей глаза, вытекла из них белой дымкой и поднялась вверх, к плотной завесе облаков.
– Туман, – дрожащим голосом сказала Лесёна и сжала его ладонь. – Там есть что-то по-настоящему страшное…
– Что?
– Что-то по-настоящему страшное.
– Смерть?
– Нет… Вечность. Время.
Тут она заметила женщину, которая все это время с безмятежным видом стояла рядом.
– Это она принесла снадобье, что разбудило тебя, – пояснил Альдан.
Лесёна поклонилась, а женщина поманила их за собой, и они пошли следом, настороженные и тихие. Чем дальше они шли, тем чаще им попадались жители поляны, скрытой в тумане, и их жилища. Точнее это были не жилища, а своеобразные повозки, сооруженые из досок, шкур и тонких металлических пластин.
– Похожи на кочевое племя вакхан, – прошептала Лесёна.
– На очень неразговорчивых вакхан, – добавил Альдан.
Вдобавок все эти странники были одеты в странные одежды, будто попали сюда из разных веков. Здесь были и ардонийцы в кольчуге и шлемах времен Трех Царств, и дряхлые старики, выводящие на дощечках-цере непонятные руны, и все они молчали, как и их мир.
– Они либо ищут Странника, либо служат ему. – Лесёна поежилась. – Их нити… Я чувствую, как это место говорит об этом.
Жуткое то было для Альдана зрелище: люди, заживо отрезавшие себя от мира.
– Путники, что искали Странника, но на самом деле хотели уйти от мира, спрятаться от людей. Для тех, кто не ищет правды, а ищет лишь дороги. – Лесёна вскинула на него испуганный взгляд. – Они его жрецы, Альдан.
Но его интересовало лишь одно:
– Смогут ли они помочь нам?
Женщина остановилась у едва горящего костра и жестом велела им сесть на расстеленные вокруг него шкуры.
– Мы ищем Странника. Нам нужны ответы. Отведите нас к своему святилищу, – Лесёна сказала это сперва на всеобщем, а потом на вакханском и расканийском.
Старушка приложила палец к губам, и они ненадолго притихли. Их провожатая сняла с костра котелок, снова наполнила плошку и передала ее Альдану, а потом указала на Лесёну.
Альдан покорно сел и внимательнее всмотрелся в миску: в котелке плавали вываренные внутренности и глаза мелких животных.
Лесёна бросила на него вопросительный взгляд.
– В горах слишком мало жирной пищи. – Альдан одним махом опорожнил угощение наполовину, а потом сказал: – Приходится добывать ее из всего, что есть.
Лесёна вздохнула.
– Травник, а не лекарь, – пробормотала она и тоже опорожнила миску.
Вдруг он понял, что серые сумерки загустели, а старушка-провожатая опять куда-то исчезла.
– Да что здесь творится?
– Может, нас захотят испытать? Загадками.
– До сих пор не могу поверить про Мечислава-Арзу. Неужели это правда?
– Он погиб как герой. – Лесёна пожала его руку. – Почему ты покинул жрецов?
Альдан вздохнул.
– Я больше не хочу ни крови, ни войны.
Она кивнула. Отрезанные от всего мира, они сидели где-то в горах. Не зная, чем заполнить тишину.
– Твой кот умеет говорить, кстати. – Лесёна откинулась назад и вытянула ноги, беззаботно закинув руки за голову и глядя вверх, на полог тумана.
– Он всегда был странный. – Альдан поджал губы и уставился на костер.
Лесёна, видимо, развеселившись, сказала:
– Ты даже не представляешь, насколько странным он оказался.
– Я ошибался.
Лесёна отняла руку, но он удержал ее в своей.
– О чем ты? – Она обернулась, бросив на него полный беспокойства взгляд.
– Тогда, в Линдозере. Я хотел защитить тебя, отослать подальше, спрятать ото всех, но не увидел твоей силы. – Он помолчал и, все еще чувствуя на себе ее взгляд, продолжил: – Но ты сильная. В этом Дарен был прав.
Лесёна отвернулась, но он откуда-то знал, что колдунья улыбается.
– Не могу поверить, что ты участвуешь в обряде, – сказала она.
– Да, я тоже. Но если есть способ спасти Светлолесье, и он таков, я к нему готов. И я рад, что мы вместе. И я хочу попросить тебя.
– Да?
– Если я попрошу тебя довериться мне, ты сделаешь это? Позволишь мне пройти до конца?
– О чем ты?
– Помнишь, в Ночь Папоротника старуха-чудь предложила мне пройти на Изнанку?
– Да.
– Если все пойдет прахом и у нас ничего не выйдет, пообещай, что больше меня не остановишь.
– Клянусь, Альдан. Я не стану поперек твоей дороги, а помогу тебе. Хоть и сам знаешь, что мне это не нравится.
– Я не верил, что это правда. Тогда. Не мог довериться чуди… Но вот оно как обернулась.
Лесёна поморщилась, допила отвар, а потом хлопнула в ладоши, снова привлекая его внимание.
– Кажется, я поняла, чего они хотят.
Альдан невольно улыбнулся.
– Я не сразу почувствовала это, но теперь знаю, что в отвар добавлена сон-трава. Они ждут, пока мы уснем.
Рука Альдана взметнулась к пустым ножнам. Он и сам почуял травянистый вкус, но не подумал, что их попробуют не отравить, а усыпить!
– Ничего, – Лесёна положила свою руку на его, – как-то вакхане мне говорили, что во сне душа отлетает от тела. А они почитают Странника. Может, это тоже часть обряда.
– На меня это не подействует, – процедил Альдан. – Идем.
– На меня теперь тоже. – Лесёна закусила губу.
И они пошли от костра. Стоило им сделать несколько шагов, как из тумана выступили кочевники. Все они, обряженные в одежды немыслимых времен, пошли рядом с ними. В их руках были ветви стланика и шкуры. Но взгляды их были направлены на горы. Будто подталкивая… Будто намекая…
Альдан поднял взгляд и содрогнулся.
Он, наконец, понял.
– Это он! Эти горы, на которых мы стоим!
Эта поляна… Это была огромная окаменевшая голова! Все его тело – часть горной гряды. Еще виднелся треснувший шелом, кольчужные кольца, пласты мха в веках… Каменный богатырь спал, по плечи погруженный в землю.
– Странник, – хрипло прошептала Лесёна.
Люди сложили принесенные ветви и шкуры на камень, а затем выстроились вокруг них.
– Кажется, я понимаю… Они хотят, чтобы мы легли.
– Мы должны уснуть?
– Мы сможем встретиться с ним лишь во сне!
Они легли на постель из стланика, и та же женщина-вакханка оставила куриться на дощечках дым, и тот поднимался вверх, в туман, подобно столбам… Вакханка, раскуривая скрутку, втягивала дым узкими ноздрями и медленно закрывала глаза.
Лесёна легла рядом. Дым разогнал туман, и небо прояснилось. Кровоточащая Червоточина, заслоняющая теперь уже весь небосвод. Их окутал густой аромат чадящих веток, и Альдан разрешил дурману просочиться в его голову… а потом нашел горячую руку колдуньи среди колких ветвей и засаленных шкур.
– Помнишь, ты рассказывала мне про Ангмалу?
– Да.
– Это правда?
– Река текла там, наверху, вместо Червоточины.
Альдан поразмыслил и вдруг понял, что и сам это всегда знал.
– Белой дороги тебе, колдунья, – прошептал он, закрывая глаза.
– Белой дороги тебе, жрец.
29. Черная изба
Стол в темной избе. Передо мной – блюда, но на них белеют не яства, а обглоданные кости. Пахнет дымом погасших светцов. Голоса тех, кто пировал здесь только что, уносит ветер, и он же с ожесточением стучится в стены избы…
«Сон».
– Альдан! – я выбежала на порог.
Порывом ветра меня втолкнуло обратно, но я все же выбралась наружу, оглядывая почерневшую, стиснутую еловыми лапами одинокую избу. Гора, на которой стояла изба и окружавшие ее ели, напоминала округлую голову-гору. Только здесь, во сне, из нее торчали два обломанных то ли рога, то ли крыла.
Так могла выглядеть гора, на которой мы уснули, если бы ее не окружал непроглядный туман. Но здесь его не было. Были сероватые, огромные облака-черви, копошащиеся в небесах, как во вспаханном поле. Сами небеса налились алым и казались подвижнее, чем черный лес далеко внизу. Осматриваясь, я с содроганием поняла, что здесь нет солнца.
– Альдан!
Ветер разнес мой крик по округе, но отозвался кто-то иной.
– Я бы хотел увидеть, как ты кричишь, зовешь, как проходят дни, седмицы, месяцы, может, даже годы, прежде чем поймешь, что натворила, – произнес он. – Но хочу сейчас насладиться этим осознанием в твоих глазах, колдунья. Все-таки ты ее орудие, а во всех мирах ничего слаще мести так и не придумали.
– Ворон, – выдохнула я.
«Это сон!»
– Где же… Где Странник? Где Альдан?
– Ну же, ну! Еще немного, Лесёна! Ты же так любишь загадки.
В груди налился тяжелый ком. Сердце застучало, отдаваясь гулкой дробью во всем теле, и зачастило дыхание…
Смех, подобный грому, раскатами опускался сверху, дрожью поднимался снизу, ветром хлестал по глазам. Он звучал отовсюду, опускаясь до тихих всхлипов и взмывая до криков и в то же время расщепляясь на детский, женский, мужской…
Это не могло быть…
Я не могла так ошибиться!
Но небеса исторгли из себя Шепот:
– Одни знают меня как Странника. Другие – как Кузнеца, а люди зовут меня Единый.