Я горела в своем собственном огне бессилия, ненавидя всех и прежде всего – себя. Иногда наступало затишье, и я сидела, прислушиваясь к своему дыханию. Забываясь в полусне-полуяви, надеялась, что все это мне лишь привиделось.
Что Дарен еще жив.
Потерять его второй раз вот так оказалось невыносимо.
Меня навещали Минт и Алафира, которые взяли на себя управление городом. Я рассказала им о горах, Страннике и почему я сделала то, что сделала. То, что Дарен погиб от моей руки, решили сохранить в тайне. Для всех он пожертвовал собой, чтобы остановить Червоточину и чудского воеводу.
– Завтра на закате состоится обряд проводов, – сказал Минт сухим голосом. – Но прежде в лечебнице состоится первая встреча нового Совета. Нужно решить, что нам всем делать дальше. В этом Совете будут участвовать не только колдуны, но и люди.
– Альдан тоже придет?
Минт помолчал, с задумчивым видом прокручивая серьгу в ухе:
– Да.
– Как он?
– Алафира и Царёг помогают ему восстанавливаться. Вида не подает, но… – Он замолчал. – Ты нужна ему, Лесёна.
Я с трудом вздохнула:
– Я сделаю ему только больнее.
– Почему?
– Я ужасный человек, Альдан, – сдавленно сказала я. – Я поцеловала Дарена. И знаешь что? Мне это понравилось!
На его лицо легла тень.
– Поцеловала, – повторила я, не упуская ни единой реакции в лице Минта. – А потом убила.
Минт подошел, а потом прижал меня к себе.
– Ну же! Скажи что-нибудь! – закричала я, утыкаясь ему в грудь. – Не стой праведным столбом! Скажи, какие мы, колдуньи, лживые создания! Ко мне нельзя подходить, я только разрушаю!
Но Минт лишь гладил меня по голове с сочувствием. И странной горечью, которую я не поняла.
Перед тем как уйти, он приказал принести суму с моими вещами.
И, глядя на них, я вдруг вспомнила.
Перстень Дарена!
«Назови мое имя, когда придет время».
Жемчужина…
– Нерад, – выдохнула я, и запретное имя окрасило жемчужину в черный.
Ее настоящий цвет, не наложенный мороком.
И тут же передо мной в воздухе появился туго скрученный свиток бересты.
Дрожащими пальцами я раскрутила свиток и с замиранием сердца увидела знакомые стремительные руны… Дарен оставил мне письмо.
Я всегда верил, что колдовство – сила, откликающаяся лишь на силу, и что путь к нему – это шаг в пропасть. Но теперь знаю, что настоящая пропасть – это довериться другому.
Ты никогда не знаешь до конца, подхватят ли тебя. И в то же время надежда возносит на невиданные прежде вершины и меняет в тебе то, что прежде казалось незыблемым.
Но ты, наверное, зла на меня. И морщишь нос, читая эти поучения.
Что ж, я это заслужил.
Если бы я начал перед тобой извиняться, не хватило бы всей бересты в Нзир-Налабахе, поэтому, моя непокорная ученица, прошу, наберись терпения и прочти до конца это письмо, и, быть может, нас обоих на той стороне пропасти ждет если не прощение, то облегчение. (забвение?)
Итак, между мной, Чудовой Ратью и Вороном действительно существует связь. Нить моего старого колдовства прошила полотно мироздания насквозь и застряла иглой на Изнанке. Так игла стала не только орудием, позволяющим управлять Чудовой Ратью, но и моим козырем в рукаве на случай, если что-то пойдет не так.
Ты видела мою историю и знаешь, что ни колдунам, ни чуди я в ту пору не доверял. И это было взаимно.
Разрушить связь может только тот, кому доверяю я. Это просто и в то же время сложно, ведь узы, возникающие между людьми, самые крепкие. Когда Ворон дал мне иглу, я сделал ее основой, вплетая в заклинание узы не только между Вороном и мной, но и теми, кому доверяю сам.
Так, кстати, и появилась Печать. Мои чары породили защиту Печати, но так как в центре всего оказался Мечислав, это были узы, завязанные на нем.
А Мечислав был прежде моим другом, разбойником Арзу, и потому сумел сразить меня в бою. Но каким-то образом я попал на Изнанку – скорее всего, потому, что был связан с Вороном, а Ворон держался в Срединном мире благодаря игле, Чудовой Рати и сделке с Мечиславом. Я застрял там, в безвременье… и вернулся только благодаря Вести о Полуденном царе. Вера колдунов вернула меня в Срединный мир. Галлая верила, что рано или поздно это свершится и я вернусь, чтобы исправить содеянное.
Все это – таинство самых тонких материй мира.
И увидеть их узор целиком нам повезло лишь в самом конце.
Ведь ко мне, как и к тебе, память о прошлом возвращалась кусками. Постепенно я понял, что царство – мое прошлое, а не будущее.
Я вспомнил о том, кто я, у культистов. Жрецы, гонения, Ворон… Я понял, что потерял тебя лишь по своей вине. И тогда единственным путем мне виделось лишь искупление и долгожданный покой.
Я шел к своей цели, зная о человеческой природе, возможно, больше, чем все живущие в Срединном мире. Я был близок, Лесёна. Я достиг вершины своего могущества. И с нее я увидел тень всех моих деяний, падающую на земли Срединного мира. Я увидел, что принес век Полуночи. И лучшее, что мог сделать, это вернуть каждому человеку, колдуну, чуди… свободу. Чтобы больше никто не мог посягать на нее. Да, это будет нелегко. Войны не утихнут сразу, и жрецы с колдунами продолжат убивать друг друга. Но они вспомнят, кто они. И что будут с этим делать – их решение. И боги не будут играть с нами.
После нескольких лет обучения в Аскании я прибыл в Светлолесье и начал действовать. Однажды дорога завела меня в Дубравр, и там я увидел тебя – ты танцевала, а твой наставник Фед пел о Полуденном царе. В страшном смятении я ушел с площади.
Когда-нибудь ты узнаешь о себе все, но прежде всего – я не хотел втягивать тебя в это, но какие-то неведомые силы уже вели тебя ко мне. Не сразу, но я понял, что ты заключила сделку с Крылатой, и только после твоего испытания на реке понял, что она сделала тебя орудием моей смерти. А Ворон – ключом к своей свободе.
Но я знал, что должен умереть, как только между людьми и колдунами будут достигнуты прочные соглашения. А точнее, как только колдуны восстановят свои обряды, люди научатся доверять, а чудь – сотрудничать. Тогда я хотел забрать с собой Ворона, Рать и покинуть этот мир. Таков и был мой план.
Но когда мы нашли читальню, а я взял в руки книги Полуночи, то вспомнил все окончательно. Вспомнил, как именно привязал к себе Ворона.
Худшая шутка мироздания.
И Ворон, конечно же, все это время пытался помешать мне. Искал способы. Искал слабости. Страхи. У него ничего не вышло, ведь я успешно избавился от всех уязвимых мест… кроме одного. Но этот страх я сумел скрыть и даже со временем превратить в источник силы. Я захотел не только искупления. Я захотел стать настоящим Полуденным царем, тем, в которого верили колдуны и о котором мечтала одна упрямая колдунья…
Моя слабость и сила – это ты.
Я надеялся, что, очертив тебя колдовским кругом незнания, уберегу от боли, которую, видят боги, и так довольно тебе причинил. Хотел защитить тебя от Ворона, ведь если бы он узнал, как ты мне дорога, то непременно убил бы тебя. Он и так пытался.
Если ты читаешь это послание, значит, у тебя получилось разорвать мою связь с Вороном. Если я все верно рассчитал, то между переходом у моей души будет время и силы добраться до Изнанки и уничтожить иглу. Так мы исчезнем навсегда.
Пусть загадка Червоточины не разгадана мной до конца, но, по крайней мере, на этом веку я остановлю Ворона.
Потребность в твоей вере стала для меня необходимостью, и даже твое презрение я научился лелеять, как единственно доступный мне вид взаимности.
Ты была такой упрямой и несносной, мечтательной и нежной, а я, в конце концов, всего лишь человек. Прости меня, что не смог остаться для тебя другом. Я не герой и никогда им не был, я умело притворялся, поэтому предоставил сделать это тебе, моя храбрая, несносная колдунья. И для тебя мне хотелось быть другим. И, клянусь, если бы у меня была еще одна жизнь, я бы сражался только за тебя.
Я люблю тебя.
Это чувство пришло и распустилось в моем сердце, как поздний осенний цветок.
Ты – мое пламя, моя тайна, опаляющая сердце. Ты – орудие богов, которое я стремился уберечь и тем самым только заострил клинок, направленный в мое сердце. Ты – мой прекрасный божественный палач. Мой невозможный сон.
Если после смерти для меня еще существует вечность, в ней я вечно прошу у тебя прощения за все.
Знаю, ты любишь своего травника, и в том, что ты будешь жить с ним в мире, который я оставил после себя, я нахожу изощренное удовольствие. Вот, можешь смеяться надо мной сколько хочется. Но каждый раз, когда я представляю тебя в этом будущем, то вижу сад – он очень похож на тот, что мы растили в Аскании, – и вижу тебя, повзрослевшую колдунью, сидящую со своими детьми в окружении свитков и цветов, вижу твою улыбку и нахожу в себе силы идти дальше.
Твои дети никогда не увидят чудовищ. Не будут убегать от жрецов. Не станут прятаться в каменной пещере.
Внутри жемчужины моя память и знания. Они пригодятся колдунам и Нзиру. Возьми их и делай все, что пожелаешь.
Продолжай ненавидеть меня, презирать, но не забывай. Просто вспоминай меня иногда… Помни, ты обещала.
Я замерла, невидяще скользя взглядом по завиткам рун. Кровь кипела в жилах. Оглушительно шумела в ушах.
Это был он…
Ответный удар в мое сердце.
Где-то внутри Альдан знал, что не видать ему никогда легендарного города колдунов. В этом угадывалась насмешка, а может, расплата за то, что жрец был причастен к разрушению стен, а его предки и вовсе грабили когда-то Нзир-Налабах.
Но на этом все.
Ведь куда бы Альдан ни пошел, ни разу не споткнулся, не упал, хотя первое время совсем не чувствовал и не понимал, как ему быть. И поддержку обрел с той стороны, с которой меньше всего ждал – от колдунов и чуди.