Она хотела закрыть дверь, явно не желая впускать гостей в дом.
– Мы зайдем? – придержав дверь, спросила Парфентьева.
– Зачем?
– Документы ваши глянуть, и вообще.
– Что вообще?
– Я следователь, имею полное право провести обыск в вашем доме.
– Зачем обыск! Нет у меня ничего! – вскинулась Майкова.
– А что у вас может быть? – Парфентьева смотрела на нее пристально, как будто учуяла запах добычи.
– А что у меня может быть… Аспирин! – нашлась женщина. – Заходите, присаживайтесь!
Она провела гостей в гостиную, торопливо и даже требовательно указала на диван. Но Холмский остался стоять, осматривая комнату. Именно этого Майкова и не хотела. А встала она так, чтобы он не мог видеть висящую на стене фотографию, на которой в свадебном костюме красовался мужчина, его сходство с покойником бросалось в глаза.
– Документы нести? – подозрительно глядя на Холмского, спросила Майкова.
Но гроза грянула со стороны Парфентьевой.
– А это кто, ваша дочь? – указывая на свадебную фотографию, спросила она.
– Дочь… Валентина… Молоденькая здесь.
– Замуж выходит? За Клюева?
– Да, за Клюева!.. Клюев мой бывший зять, мне скрывать нечего!
Майкова, похоже, забыла о своей немощности, воинственно вскинулась. Старушкам в общем-то свойственно прибедняться, ходят, еле ноги волочат, а как припечет, так груженый «КамАЗ» с места могут сдвинуть. Но сейчас все не совсем так. На самом деле Майкова прибеднялась только сейчас. А так в шкафу, взятая в рамку, стояла грамота за первое место в городском конкурсе по бальным танцам в возрастной группе С‑3. Конкурс проходил совсем недавно, в мае этого года. Совсем свежий результат, недоступный для разбитой болезнями старушки.
– А почему вы не сказали, что погибший ваш зять?
– Вы не спрашивали… К тому же Леонид – мой бывший зять!
– А где сейчас ваша дочь?
– Моя дочь здесь совершенно ни при чем! Моя дочь замужем за прекрасным человеком!.. Такого же преклонного возраста! – Майкова бесцеремонно ткнула пальцем в Холмского.
– Если человек преклон… прекрасный, значит, вы его раньше знали? – наседала Парфентьева.
– И знала! И что?
– Случайно, не ваш партнер по бальным танцам? – не постеснялся съязвить Холмский.
В конце концов, он не при исполнении, а «старушка» явно напрашивалась.
– Вы хотели аспирина? – зыркнула на него Майкова. – Так вот, нет у меня ничего!
– Зачем вам лекарства, когда вы совершенно здоровы?
– Для вас у меня, мужчина, ничего нет!
– Может, все-таки поищете?.. – вроде как миролюбиво, но со скрытым подтекстом спросила Парфентьева. – А я сейчас!
Она ушла, оставив хозяйку дома на попечение Холмского.
– Стаканы забыли на экспертизу взять, – сказал он, вроде как оправдываясь за Лиду, за ее поспешный уход без объяснения причины.
– Какие стаканы? – уставилась на него Майкова.
– В котором находился отравленный напиток.
– Это Ладка Леньку отравила, неужели не ясно?
– Зачем ей травить своего мужа?
– А затем!.. Застукала она Леньку! С моей Валькой!.. Испугалась, что Ленька с Валентиной опять сойдется! И свою половину дома отберет!
– А одна половина дома ему принадлежит?
– Принадлежит.
– А эту половину так хорошо в аренду сдавать. Центр города, считай, отдельный вход, все удобства…
– Все удобства! А Ладка всю жизнь на дырку ходила! Ей эти удобства за счастье!.. Как она может это потерять?
– Значит, она подсыпала яд в воду, которую потом заморозила, превратив в лед?
– Не знаю, как она там и что заморозила… – Майкова глянула в окно, как будто кого-то увидела. Или хотела увидеть, чтобы не смотреть в глаза Холмскому. – Но яд подсыпала!
– Я не из полиции, я врач скорой помощи.
– Да? А я думаю, что-то не похож ты на полицейского.
– Людей от головной боли спасаю… А вы, Варвара, аспирин зажали!
– Будет, будет тебе аспирин.
Женщина сходила на кухню, принесла таблетку, воды.
– Так, может, Ленька случайно Ладке лед в бокал бросил, побаловаться хотел?
– Лед?! В бокал?!. Пока она задницу на унитазе грела?
– Лед растворился, Ладка выпила…
– Другому яму рыла, сама же в нее и попала!
– Все-таки цианид во льду был?
– Я это говорила? – в лихорадочном раздумье спросила Майкова.
– Не говорили, но согласились.
– Ну, согласилась… А ты что, допрашиваешь меня?
– Никогда не пробовал, может, пора начинать? Лучше поздно, как говорится…
– Не буду я с тобой говорить!
– Что, и даже не поинтересуетесь, почему я про цианид спросил?.. Вы знали, что вашего зятя отравили цианидом?
– Я знала?! – опешила женщина.
– Сейчас товарищ капитан юстиции возьмет на анализ воду, в которую превратился лед. Эксперт выявит в нем яд…
– И что?.. Это Ладка все! – фыркнула Майкова.
Холмский кивнул. Действительно, на покойницу можно свалить все, что угодно. Тем более что жена Клюева на самом деле могла стать жертвой собственного злодеяния. Сама же зарядила лед ядом, сама же случайно и отравилась.
– А ваша дочь изменяла своему новому мужу? – спросил Холмский.
– А это не ваше дело!
– А муж богатый? Если да, следствие это выяснит.
– Да пусть выясняет! – выдохнула Майкова.
Похоже, она уверилась в том, что убийство можно будет списать на покойницу. Но если она успокоилась, значит, лед на самом деле содержал яд, причем цианид.
– Варвара Антоновна, вы сказали Парфентьевой, что увидели открытую дверь. И зашли на чужую половину… А дверь не могла быть открытой, пружина там, дверь, как ванька-встанька, ее открывают, она закрывается…
– Ты следователь? Нет!
– Ну вот и пользуйтесь моментом, тренируйтесь отвечать на каверзные вопросы… Знаете, мы тут недавно дело раскрыли. Сосед убил соседа, а подставил его собутыльника. Для этого ему пришлось соврать. Дескать, собутыльник ударил собутыльника и вернулся в дом, но через другую дверь. А почему собутыльника пришлось возвращать через другую дверь? А как-то надо было объяснять отсутствие следов вокруг покойника. Не мог собутыльник оставить следы, поэтому пришлось придумывать вторую дверь.
– Ничего не поняла, но о-очень интересно!
– Вы тоже хорошо придумали, зашли в дом в грязной обуви. Но не дальше прихожей. Как будто и не было вас в доме. А вас там и не было. Дальше прихожей вы не заходили. Сегодня. И, возможно, вчера… Но когда-то же вы были, заходили в гости к своему любимому зятю. Когда его дома не было.
– Как я могла к нему зайти? Ключей у меня нет!.. Да и зачем? – запоздало спросила Майкова.
Дверь открылась, в дом вошла Парфентьева.
– Взяли лед на анализ? – спросил Холмский, незаметно подмигнув ей.
И Парфеньева поняла его с полуслова.
– Взяли.
– А чердак?
– И чердак осмотрели… Кто-то заходил на половину Клюева через чердачный люк. – Парфентьева пристально и непримиримо смотрела на Майкову. – Поднялся со двора по приставной лестнице, собрал на себе всю паутину, протоптал дорожку в пыли. Спустился через люк, несмотря на всю свою немощность… Я думала, лед заменили – нормальный на отравленный. Но потом поняла, что лед приготовили заново, прямо на месте подмешали яд в обычную воду, залили форму и поставили в морозильник. Знаете, почему я это поняла, Варвара Антоновна? Потому что там, на чердаке, мы обнаружили яд!.. Его очень хорошо спрятали, но мы все равно его нашли!
– Кто спрятал? – Майкова не притворялась немощной, сейчас она действительно могла бухнуться в обморок от страха.
– Ну так дом ваш, и яд ваш.
– Ладка могла спрятать!
– А пальчики на склянке?
– Пальчики? Ну так Ладка… Так, постойте, а как вы могли быть на чердаке? – наконец-то сообразила женщина. – Я ничего не слышала! Не было вас на чердаке!
– Но кто-то же спрятал там яд! – торжествовала Парфентьева. – И вы это знаете!
– Знаю… Что это не я, – пробормотала Майкова.
– Зачем вы яд спрятали, еще отравить кого-то хотели?
– Да не прятала я…
– Тогда почему мы найдем яд?.. Или сами покажете? А то ребята у нас крупные, тяжелые, обвалят вам чердак…
– Это все Ладка, она попросила, я ей дала… И не лазила я к Леньке!
– А я все думаю, чего это вы развалину из себя изображаете? – Парфентьева уже понимала, что Майкова никуда от нее не денется, и наслаждалась своим триумфом. – Чтобы, не дай бог, не подумали, что вы к нему лазили!.. Грамоту за танцы почему не спрятали?
– На чердак я лазила, яд у меня там был… От мужа покойного остался…
– Вы и мужа отравили? – безжалостно спросила Парфентьева.
– Да что вы такое говорите?.. Виталий сам умер, инфаркт у него был, пять лет уже как…
– Я не знаю, что там у вас за раствор, – сказал Холмский. – Но срок хранения цианистого калия не более одного года.
– Не знаю ничего… Что было, то и дала!.. Ладке!
– Вы признаете это? – спросила Парфентьева.
– То, что Ладке дала?
– Почему тогда Клюева отравилась, если знала про яд?
– Не знаю. Наверное, что-то перепутала!
– Не знала она про яд. А вы знали, что новая жена Клюева вино пьет. Ее вы убивать не собирались. Ее вы собирались подставить. Муж умирает, а вся вина падает на нее. Вы и яд потому не уничтожили, чтобы мы его нашли. Чтобы подтвердили вину Клюевой… Но Клюева зачем-то положила лед в вино.
– Лед?! В вино? – поморщилась Майкова. – Только эта глаша на такое и способна!
– Чистосердечное писать будете?
Майкова и склянку с техническим цианистым калием добровольно сдала, и чистосердечное написала. Но все свалила на новую жену Клюева. Жена отравила мужа, она всего лишь помогла в этом. И Парфентьева вынуждена была соглашаться с ней, хотя прекрасно понимала, что вся вина лежит на Майковой. Не хотела она, чтобы ее дочь ушла от пожилого, но богатого мужа. И еще она хотела отобрать у Клюева его половину дома.
Убийство совершила Майкова, но даже ее признание в соучастии позволяло Парфентьевой поставить очередную галочку в графе раскрываемости.