Сердце под подозрением — страница 26 из 34

– Почему женщину убили на кухне?

– Почему?

– И почему открыта дверь шкафа?

– Потому что убийца доставал из шкафа топор для разделки мяса.

– Почему открыта только одна дверь?

– Потому что убийца знал, где находится топор.

– Достал топор, появилась старушка, и он хладнокровно ее зарубил.

Холмский осмотрел рану в голове. Отверстие широкое. И расширяли его, похоже, искусственно.

– Топор застрял в кости, преступник хладнокровно расшатал боек, раздвигая отверстие, вытащил топор из головы, – сказал он.

– А где топор?

– Ты у меня спрашиваешь?

– У себя… В квартире топора нет, почему преступник унес топор с собой?

– Хороший вопрос.

– Не бывает хороших вопросов, – с умным видом покачала головой Парфентьева. – Бывают хорошо поставленные вопросы… И у тебя все чаще не стоит.

Холмский возмущенно повел бровью. С Лидой они встречались все реже, это факт. Его тяготили их отношения, она это чувствовала. И знала, что замуж он ее не позовет. И вроде как не настаивала. Их отношения зашли в тупик, но в постели он осечек не давал. Видимо, Лида имела в виду состояние его души.

– Не светятся у тебя глаза. Не вижу искры зажигания… Давай еще раз попробуем? Зачем преступник унес с собой топор?

– А почему старушку зарубили именно топором?

– Холмский! – улыбнулась Парфентьева. – Начинаешь меня радовать!

За спиной кто-то кашлянул, Холмский решил, что это Веперев, но в проходе между комнатами стояла Ватрушева. Самая обыкновенная девушка, ни страшненькая, ни хорошенькая, ни худая, ни толстая. Одета просто и непритязательно.

Квартира большая, богатая, по меркам советского прошлого. Ремонт здесь недавно делали, но мебель и обстановка остались прежними, обои только заменили и паркет. На стенах картины, насколько дорогие, Холмский мог только догадываться, но почему-то не сомневался в том, что это подлинники. И ни одна картина не пропала. Разгрома в квартире нет, вещи на местах, и непонятно, что мог похитить преступник. Если похитил.

– Ты что здесь делаешь? Я сказала, в зале находиться.

– Так там ваш эксперт с кисточкой.

– И валиком… А пальчики твои не откатал, – глянув на руки Ватрушевой, заключила Парфентьева.

– А надо?

– Муж твой, случайно, не студент?

– Аспирант.

– Значит, студент… Можешь познакомиться, жена нашего главного подозреваемого. Мужа пришла искать. А муж ваш с Кларой Марковной чаевничал, она его пирогом угощала… Может, пирог ему не понравился? – и в шутку, и всерьез спросила Лида.

Холмский имел пока только примерное представление о событии. Потерпевшая действительно чаевничала с кем-то, причем пироги подала на стол в зале, чай, варенье принесла в фарфоровой посуде, видно, что дорогого гостя принимала. А дорогой гость отправился на кухню, нашел топор и шарахнул старушку по голове. Если убил студент, классический случай налицо.

– Я не знаю, чаевничал Митя или нет, но Клару Марковну он не убивал! Не мог он убить!

– Но Митя здесь был?

– Должен был быть, я поэтому сюда и пришла. За ним. Телефон его не отвечает.

– Значит, отключил. Прячется.

– Да нет, скорее разрядился, у него батарея слабая… Телефон почти новый, а батарея совсем не держит заряд…

– Кажется, здесь чего-то не хватает! – Холмский нагнулся над трупом, провел пальцами над левым лацканом шерстяной кофты.

Что-то пристегнутое здесь находилось, вряд ли медаль, скорее какое-то украшение.

– Брошь здесь была! – закивала Ватрушева. – Янтарная брошь, дорогая! Семейная реликвия! Клара Марковна никогда ее не снимала.

– Вы сказали, дорогая брошь? Насколько дорогая? – спросила Парфентьева.

– Откуда я знаю… Или вы думаете, что я приценивалась?.. Да как вы можете?

– Может, Митя приценивался?

– Чтобы затем убить Клару Марковну? Эту святую женщину?

– Со всеми удобствами… Насколько Клара Марковна для вас святая?

– Митя еще в универе учился, комнату у нее снимал… Ей деньги не нужны, у нее акции, покойный муж бизнесом занимался, деньги удачно вложил… – Ватрушева запнулась.

– Ну что же вы замолчали? Продолжайте! – усмехнулась Парфентьева.

– Если вы думаете, что я знаю, какое у Клары Марковны состояние, то вы глубоко заблуждаетесь!.. Знаю только, что она нам с ипотекой помогла, два миллиона для первого взноса выделила.

– Безвозмездно?

– Да нет… Сказала, будет возможность, отдадите. Митя у нее четыре года жил, ну, пока со мной не познакомился, он ей как внук…

– Но деньги отдать все-таки надо. Занимаешь-то чужие, а отдавать-то свои, да?

– Не мог Митя ее из-за денег убить!

– А из-за чего он мог убить?

– Да не из-за чего!

– Но он был сегодня в гостях у Цаплиной? – допытывалась Парфентьева.

– Должен был быть… Если пили чай, ели пироги, значит, был. Клара Марковна на чай нас звала, а я сразу прийти не смогла…

– Ну вот видишь, правду говорить легко и приятно.

– Не мог Митя убить! Не мог!

Парфентьева подвела Ватрушеву к арке, за которой начинался зал, кивком указала на стол.

– Допустим, Клару Марковну убил кто-то другой, куда тогда делся ваш муж?

– Ушел.

– Он ушел, а кто пришел? Кто мог прийти?

– Я не знаю.

– Допустим, ваш муж ушел, почему тогда посуда осталась? Или у Цаплиной прислуга есть?

– Прислуги нет, но раз в неделю приходит женщина, уборку проводит, Клара Марковна всего лишь порядок поддерживает… Я ей предлагала, давайте я убираться буду, а она, ну что ты, Вика, ты же мне как внучка!.. – всхлипнула Ватрушева.

– Денежек подкидывала? Ну, по доброте своей душевной.

– Иногда.

– Взаймы?

– Не требовала она возврата!

Холмский прошел в зал, его внимание привлекли фотографии на стенах. Он как бы еще не разобрался с Ватрушевой, как бы не мог уехать, пока не исключено, что она, возможно, упадет в обморок. А уезжать не хотелось. Что-то не нравилась ему вся эта подоплека с убийством старушки.

Фотографии на стенах старые, но в большинстве случаев распечатаны недавно, глянцем отливают. На одной фотографии Цаплина совсем молодая, лет семнадцать, не больше, в цветастом платье деревенского пошива, рядом с ней совсем еще девчонка, внешне чем-то похожая на свою старшую сестру. Дальше Клара Марковна с мужем, уже на фоне дымящих заводских труб, парень с ней, она в короткой юбке, на нем брюки-клеш, гитара на плече, раскрепощенный, хищно-хитрый прищур. Шестидесятые годы, вторая половина. На следующем фото Цаплина постарше, на фоне деревянного дачного дома под пышными соснами, «ВАЗ‑2107» под навесом стоит, Цаплина в платье-сафари, красивая для своих за тридцать лет, с модной прической, мужчина примерно одного с ней возраста, серьезный взгляд, костюм-тройка. На другом фото Клара Марковна стояла с тем же мужчиной, они повзрослевшие, но еще далеко не старые. Кирпичный дом, древний по нынешним меркам «Мерседес», на ней платье, судя по моде, вторая половина восьмидесятых. На этом же снимке по другую сторону от мужчины стояла женщина немногим за тридцать, чем-то внешне похожая на Цаплину. И с небольшим животиком. Годы шли, Клара Марковна и ее муж старели, но дела у них шли неплохо, и в Сочи отдыхали, и за границей. Но женщина, внешне похожая на Цаплину, в кадре больше не появлялась. И детей на фотографиях Холмский не видел.

– Я так понимаю, детей у Клары Марковны не было, – сказал Холмский, обращаясь к Ватрушевой.

– Бог не дал, это ее слова… Она не могла, а муж не настаивал. Потому что любил ее очень-очень. Да и некогда ему было, все дела-дела… Ну, она так говорила. На самом деле они, конечно же, очень хотели детей.

– Сестра у Клары Марковны была?

– Она ее Дусей называла. Я ее никогда не видела.

– Что так?

– Ну, там история какая-то была. Утверждать я, конечно, не могу, но мне кажется, у Игоря Валерьевича роман с Дусей был… Мужа Клара Марковна простила, а сестру нет… Ну, как-то так.

– Значит, Клара Марковна совсем одна осталась?

– Да.

– А деньги ее, акции кому отойдут? – спросила Парфентьева. – По завещанию.

– Не знаю.

– Может, вам?

– Да нет, об этом разговора не было!

– Ладно, завещание мы найдем, посмотрим…

Холмский вышел в коридор, оттуда в хозяйскую спальню, и там фотографии на стене, но снова ни детей, ни сестры. Одни только воспоминания о сытной, но бездетной жизни с мужем, который преставился в шестнадцатом году.

– Что ты обо всем этом думаешь? – спросила Парфентьева.

– Сестра Цаплиной беременна была, может, и ребенок имеется. Но Цаплина почему-то навсегда вычеркнула его из своей жизни. Почему?

– Будем выяснять.

– Ребенку сейчас под сорок лет, не меньше. И никаких упоминаний о нем. Даже не ясно, мужчина это или женщина.

– Для суда это не важно, – усмехнулась Лида. – Что мужчина может предъявить права на наследство, что женщина.

– И эта история с топором мне не нравится. Как будто нарочно нам этот топор побрасывают. Топор, старушка и студент. Не важно, что аспирант.

– А топора-то нет, зачем аспиранту забирать топор с собой? Глупо это… Может, топор ему подбросить хотят?

– Смелая версия. Для будущих смелых подполковников, – улыбнулся Холмский.

– Только не надо думать, что я выпущу Ватрушева из своих когтей!

– Телефон у Ватрушева новый, а батарея не держит, что это может означать? – спросил Холмский.

– Что это может означать?

– Первый признак, что телефон взяли на прослушку. Вживил приложение – и слушай разговоры.

– Допустим, приложение, – кивнула Парфентьева. – Вопрос, как его вживили? Для этого телефон должен побывать в чужих руках. В принципе, можно пробить все контакты Ватрушева…

– Сначала нужно установить, есть прослушка или нет.

– Ну да, ну да… Помнишь, убийство Сысоева? Что мы обнаружили у него в квартире? Видеокамеру!.. Возможно, и за этой квартирой наблюдают. И прослушивают… Веперев, кто у нас тут настоящий мастер своего дела? У кого все есть?

Веперев подтвердил заявку на профессионализм, в его арсенале нашелс