– Нравишься ты ему.
– Так, теперь спроси, что у нас с Державиным.
– Что у вас с Державиным? – улыбнулся Холмский.
Он старался не интересоваться личной жизнью Парфентьевой, но знал, что с Державиным она не встречается. Не может помириться с ним. Или не хочет.
– Так, постой, а Державин у нас откуда? – спросила она, вскинув указательный палец. И сама же ответила: – Из Москвы.
– И что?
– А «наган» откуда?
– Думаешь, Державин привез?
– Он ведь забрал у меня убийство Гурьева, на себя все оформил. Мы жизнью рисковали, Куршина брали, а палка мимо прошла… Нет, Державин меня, конечно, за палку в графе отблагодарил… Но ведь это не он убийство Гурьева раскрыл!
– И что?
– А Морозкова топором убили. Из туалета в дом заходил, Греков его пристукнул…
– Ты в этом деле точку поставила.
– И убийство Гурьева мы с тобой раскрыли, как бы там Державин ни химичил… Державин свою службу с дела Гурьева начал. Гурьев, Морозков, потом Савинкова… Мы все эти преступления раскрыли, а Державин нам завидовал… Он же нарочно Ефремцеву застрелил! Чисто хотел сработать, так, чтобы следов не оставить. Чтобы мы с тобой головой о стенку бились… И бьемся, спасибо Державину!..
– А в убийстве Крошникова он скопировал ситуацию с Морозковым?
– Ну да…
– Зачем?
– Ты след взял? Ты на убийцу вышел?.. Я – нет!
– И у меня туго.
– В этот раз Державин следов не оставил. Кроме дерьма. – Парфентьева кивком указала на сортир. – В которое ткнул нас носом.
У ворот остановилась черная иномарка с красной полосой и мигалками.
– Явился не запылился! – закатила глаза Парфентьева.
– Может, и запылился. Если колючек у сортира нахватал.
Начальник городского следственного отдела держал марку, плащ у него совершенно новый, брюки наглажены, пальцем к стрелкам лучше не прикасаться, порежешься. На брюки Лида и смотрела, пыталась найти хотя бы одну колючку. Пыталась, но не могла. И обувь у Державина отнюдь не запыленная.
– И не вздумай проговориться! – прошептала она.
Она хотела, чтобы ее голос звучал тихо, но энергично, для этого напряглась изнутри, зачем-то вжав голову в плечи. Державин обратил внимание на ее странный вид. И не менее странный взгляд.
– Парфентьева, с тобой все в порядке? – возмущенно спросил он.
– Все хорошо, товарищ подполковник! – выпрямилась она. – Все нормально.
– А то я думал, что у тебя колики…
– Я тоже много чего думаю!
– Расскажешь мне об этом позже… Что по убийству? Подозреваемый есть?
– Пока нет, но работа идет. Отработаем окружение потерпевшего, и многое станет ясно. И еще я бы не стала исключать версию с бомжами.
– Почему с бомжами?
– Квартал под снос готовят, дома в основном брошенные. Может, бомжи здесь живут, надо будет пройтись по домам. Может, у кого-то конфликт с Крошниковым был… В общем, работы много, но убийство мы раскроем.
– А доктор Холмс что? – Державин смерил Холмского взглядом. – Ничем помочь не смог?
– Так, может, он здесь не для этого?.. – с вызовом глянула на него Парфентьева. – Может, он за мной зашел?.. А что, нельзя?
– Ладно!
Державин надел маску безразличия и повернул обратно к машине. Даже на труп не глянул, не царское это дело. А может, просто забыл, зачем приехал.
Нервничал Державин заметно, у калитки полез в карман плаща, вынул бокс-мод электронной сигареты, при этом с мундштука слетел колпачок. Державин хотел поднять его, но заметил, что Парфентьева и Холмский смотрят на него. А поднимать колпачок с земли, чтобы использовать его снова, дело, мягко говоря, позорное. Державин отфутболил колпачок, расправил плечи и продолжил путь.
– Индюк надутый! – не удержалась от комментария Лида.
– А я могу за тобой зайти? – спросил Холмский, иронично глядя на нее. – И увезти куда-нибудь. Можно?
– Можно. Но не сегодня… Сначала индюка этого за жабры… Или за хвост?
– Павлиний.
– Вот пока хвост ему не надерем… Кстати, а у Державина нет алиби. Он живет один, в доме камеры нет. И пятый микрорайон там недалеко, пешком пройти можно. Минут пятнадцать ходьбы.
– А сегодня?
– И сегодня он жил тихо сам с собою.
– А если завел кого-то?
– Ну да!.. Нет, мне, конечно, все равно!..
Лида задумалась, все равно ей или нет. В принципе, да, но если хорошо подумать, то нет.
– С алиби будем разбираться, но без суеты… Заметил, когда убийства происходят? В мое дежурство.
– Заметил! – кивнул Холмский. – И если твоя версия верна, то убийство уже произошло.
– Это ты о чем? – нахмурилась Парфентьева.
– Сколько дней Саенкова в своем доме пролежала?
– Не важно, сколько она пролежала, важно, что ее задушили. В своем доме… Кстати, я сейчас одна живу, Алиса сейчас с отцом…
– Это что сейчас было? – игриво повел бровью Холмский.
– А то, что убийство Крошникова может быть предупреждением тебе. Ты живешь один в своем доме, можешь ночью выйти в сортир, тут-то тебя и прихлопнут.
– У меня все удобства.
– А банька?.. Сейчас темнеет рано, в семь уже темно… А я в квартире живу. Одна. Может, меня предупреждать и не станут. Сразу и задушат.
– Тогда сначала прихлопнут меня.
– Если вдруг я захочу спрятаться у тебя, – усмехнулась Парфентьева.
– А ты захочешь?
– Нет!.. То есть может быть. Но сначала нужно решить вопрос с Державиным.
– Как?
– Под наблюдение надо его брать.
– Так в чем же дело?
– Думаешь, это просто… Но ничего, я что-нибудь придумаю, следующее дежурство у меня через неделю. За неделю точно что-нибудь придумаю… Ладно, все, будем работать дальше. Ты со мной?
Холмский кивнул. «Мгновенной лотереи» не получилось, придется работать по остывающим следам. И по версии следствия, которым пока руководит Парфентьева. Кстати, версия с бомжами вполне заслуживала внимания.
Машина заправлена, укомплектована, водитель уже на месте, вместо Лии сегодня работает фельдшер Васильев, молодой человек, наглухо зависший между двумя мирами «ученье – свет» и «неученье – тьма». Сколько помнил его Холмский, Леша все никак не мог решить, поступать ему в медицинский или навсегда остаться фельдшером. А годы идут, парню уже двадцать шесть лет. В этом году он не поступал, в следующем точно не решится. Жена у него на сносях, второго ребенка ждут.
Холмский только-только заступил на смену, вызов еще не поступил, но бригада уже к выезду готова. Леша достал из сумки термос.
– Илья Геннадьевич, я слышал, вы вчера какое-то убийство раскрыли, – откручивая крышку, сказал он.
– Был на убийстве. Но не раскрыли.
– Что так?
– Как жена, Леша? Когда рожает?
– Да скоро уже…
Из кабины высунулся сонный Олег Валерьевич. Только-только за руль сел, а уже спать хочет, глаза слипаются.
– Вызов у нас… Похоже, преждевременные роды?
– Может, уже началось? – подмигнув Васильеву, усмехнулся Холмский.
– Чур, меня, чур!.. А где началось?
– Автосервис, улица Рабочая, дом шестьдесят девять.
– Ох, не к добру! – покачал головой Холмский.
– Знакомый автосервис?
– Парковая зона знакомая. Два заказных убийства, одно раскрыли, другое нет.
– Вы это серьезно? – вытянулся в лице Леша.
– Говорю же, не к добру все это.
Олег Валерьевич не подвел, на дорогу ушло всего девять минут. У ворот автосервиса, руками обхватив живот, на стуле сидела девушка, вид бледный, рот открыт, но часто дышала она от чувства облегчения. Схватки оказались ложными, матка не раскрылась, воды не отошли, боль в спину и в таз не отдавали. Но пациентка Репьева явно на девятом месяце.
– Все хорошо, доктор, все хорошо. Уже не болит.
– Болит не болит, а в больницу едем.
– А труп?.. Я даже в полицию не позвонила.
– Давайте в машину!
Васильев усадил Репьеву в машину, Холмский закрыл дверь изнутри, достал телефон.
– Где труп?
– Там, в кустах, я через лес пошла, иду, смотрю, сапог женский из-за куста выглядывает. Думала, просто сапог, а там нога. И плащ… Женщина там лежит, глаза раскрыты, лицо перекошено… Задушили ее!.. Я чуть не родила от страха. Вы не верите в то, что труп там…
– Я-то как раз и верю… А женщина точно мертвая?
– Не дышит! И глаза стеклянные!
– Потерпишь немного?
Репьева не обманула, труп находился неподалеку от автосервиса, метрах в двадцати от трансформаторной будки – по ходу движения к седьмому микрорайону. Под ольхой тело лежало, если бы Холмский не искал труп, он бы прошел мимо. Видимо, преступник не хотел, чтобы тело обнаружили сразу.
Женщина лет сорока, ухоженная, хорошо одетая, в дорогом пальто, сапоги замечательные, в том смысле, что прохожий смог заметить их издалека. Ее задушили, на шее след от удавки, на лице трупные пятна, судя по цвету, убийство произошло пять-восемь часов назад.
Холмский торопился, но все же не отказал себе в удовольствии осмотреть место вокруг трупа. Интересного ничего не нашел, только сбитые листья с зарослей ольхи и сломанную веточку.
Веточка тонкая, если ее сломал преступник, то он даже одежду на себе не повредил, не то что эпителий с кожных покровов.
Холмский вернулся к месту, где преступник мог задушить жертву, и обнаружил на тропинке следы от каблуков женской обуви. Жертву душили, она упиралась, каблуками взрыхляя землю. Наконец ее убили, уложили на землю и отволокли под куст.
Примятая трава на пути к ольхе уже выпрямилась, следы волочения практически не читались, но Холмский нашел прозрачный колпачок, возможно, к мундштуку электронной сигареты. Поднимать находку он не стал, нюхать тем более, вдруг отпечатки пальцев сотрет.
Парфентьевой он звонил уже на обратном пути.
– Холмский, я, конечно, очень рада тебя слышать, – недовольно, чем-то расстроенная, проговорила она.
– Лучше бы ты меня не слышала… Снова Рабочая улица, снова труп. Женщина задушена. Сразу за автосервисом, идешь на седьмой микрорайон, метрах в двадцати за трансформаторной будкой. Я колышек там у тропинки воткнул, метрах в пяти от него.