– Ты это серьезно?
– Женщина. Задушена.
– Как Саенкова?
– Саенкову задушили в доме, а здесь наш любимый в кавычках пустырь.
– Ну да, в доме убить сложно, а здесь подкараулил, и все…
– Убийца очень торопился.
– Торопился. Задушить. Женщину. Торопился закончить третий эпизод. А мы неделю собрались ждать.
– Там у моего колышка следы борьбы, каблуками все вспахано.
– Наш любимый пустырь, улица Рабочая…
– А кто у нас там недалеко живет?
– Неужели все-таки Державин?
– Любитель электронных сигарет… Я там колпачок от такой сигареты нашел, поднимать не стал, для тебя оставил. Там тоже колышек воткнут, найдешь.
– Думаешь, Державин обронил?
– А чем черт не шутит?
– Ладно, бью в рельсу! Перезвони мне!
Будущую роженицу доставили в больницу, но на Рабочую улицу вернуться сразу не удалось. Вызовы следовали один за другим. Вырваться Холмский смог часа через два.
Труп женщины уже лежал на носилках – в ожидании спецмашины.
– Холмский, а ты хорошо смотришься в роли катафалка! – не удержался от колкости Веперев.
– Грустным клоуном ко мне пойдешь? – не остался в долгу Холмский.
– А вот и не подеретесь! – Парфентьева встала между ними.
– Это просто нервы… Мир? – спросил Веперев, протягивая руку.
И Холмский не отказался ее пожать. И даже предложил оправдание для Веперева.
– Второе убийство за смену как-никак…
– Да, что-то косяком пошло!..
– А нерв, кстати, чувствуется! – пожав руку, сказал Холмский.
Рука у Веперева мягкая, как у человека, не привыкшего к грубому физическому труду. А на указательном пальце правой руки отчетливо ощущалась мозоль. Холмский и сам предпочитал покупную воду, пил ее из полуторалитровой тары. Брал бутылку за горлышко с ребристым выступом, подносил ко рту и пил. Выступ этот и натер ему мозоль. И Вепереву тоже. Но у Холмского мозоль ровная, от сгиба к сгибу, а у Веперева как будто чем-то передавленная.
– Это ты о чем? – глянув на свою руку, спросил криминалист.
– Да так… Что-нибудь интересное нашли? – Холмский сменил тему разговора.
– Колпачок от электронной сигареты!
Веперев сказал это с таким видом, как будто сам нашел колпачок.
– Свежий?
– Наисвежайший… След пальца плохой, фрагмент маленький, идентификацию не провести, но, возможно, удастся снять образец слюны.
– А есть с чем сравнивать? – Холмский выразительно глянул на Парфентьеву.
И заметил, как напрягся Веперев в ожидании ответа.
– Что-нибудь придумаем… Юрий Сергеевич, ты же у нас профессионал? Даешь генетический тест за сутки?
– Да нет, это нереально… – замялся криминалист.
– Эх ты!
– Ну, если очень надо…
– Очень!
Веперев смог уложиться в заданный срок. Утром следующего дня Холмский сменился, по пути домой заехал в следственный отдел.
Парфентьеву он нашел в своем кабинета, она сидела за столом и, приложив пальцы к вискам, смотрела на лежащую перед ней компьютерную распечатку.
– Запри дверь! – даже не глянув на него, потребовала она.
– Прямо сейчас и начнем? – улыбнулся он.
– А я тебе нужна? – Лида подняла глаза и тяжело посмотрела на него.
Вопрос прозвучал настолько серьезно, что Холмский не смог сразу на него ответить.
– Ты не уйдешь от своей жены, я это уже поняла. Ты не уйдешь от своего одиночества. Потому что не хочешь этого… Тело твое хочет, а душа не пускает… Я тебя не утомила?
– Есть немного.
– Есть немного… – с горечью передразнила Парфентьева. – Хороший ты мужик, Холмский, но я хочу жить, а не доживать… Да и вообще…
– Старый я для тебя.
– Есть немного, – его же словами ответила она.
– Не хочешь Державина сдавать?
Холмский смог прочесть только одно слово в тексте, который изучала Парфентьева. Одно слово: «Заключение». И, похоже, заключение судебно-медицинской экспертизы приговаривало Державина к заключению под стражу.
– А если Державин вчера извинился передо мной? – спросила она.
– Что-то почувствовал?
– Почувствовал, что любит меня.
– Он признался тебе в любви?
– Признался!
– А раньше признавался?
– Раньше нет. Раньше Антон сомневался…
– В том, что любит тебя?
– Давай не будем! – поморщилась Лида.
– Когда мужчина любит по-настоящему, он не сомневается в том, что любит.
– А если не любит, то не сомневается в том, что не любит. Это про тебя!
– Я люблю свою жену. И ты права, мне хорошо в нашем с ней одиночестве…
– Сейчас ты пойдешь домой, укроешь цветы на зиму, истопишь баньку, выпьешь двести граммов. Счастливый заснешь и будешь спать до обеда… Знаешь, а я тебе завидую, Холмский!
– Я не об этом, я о том, что переживаю за тебя. И не хочу, чтобы Державин тебя обманул… Я так понимаю, это он обронил колпачок.
– На колпачке обнаружена его слюна.
– Заключение окончательное и обжалованию не подлежит?
– Как приговор трибунала, – кивнула Парфентьева.
– А Державин скажет, что случайно колпачок обронил. Когда на осмотр трупа Ефремцевой приезжал.
– После обнаружения трупа Ефремцевой почти неделя прошла, а колпачок как будто только что с дрип-типа снят.
– Колпачок с дрип-типа позавчера снялся, – вспомнил Холмский. – И Державин его отфутболил на наших глазах.
– А отфутболил он колпачок?
– Я видел, он в траве лежал. Думал, там и останется. Если Державин не заберет.
– А он мог забрать. Он потом приезжал на место. Повторно.
– Когда?
– Не знаю. Я его там не видела, но он сказал, что был.
– Когда он это сказал: до того, как вчера Зиновьеву задушили?
Парфентьева ненадолго задумалась.
– Сказал до того.
– Это многое меняет.
– А он знал, что мы нашли на месте преступления колпачок? Я этот факт не афишировала.
– Он мог знать, что мы могли там найти.
– Логично!
Холмский так и не запер за собой дверь. Закрыл, но собачку-защелку не провернул. И Державин этим воспользовался, влетел в кабинет в сопровождении Веперева.
– Где заключение? – грозно спросил он, глядя на лежащие перед Парфентьевой документы.
– Хотите забрать? – спросила Лида.
На Державина она смотрела удивленно и с возмущением, а Веперева как будто и не замечала. А ведь это Веперев предупредил Державина об опасности. Холмский озадаченно смотрел на криминалиста. Промелькнула в голове мысль, что Веперев мог поднять позавчера колпачок, но зачем ему подставлять Державина? Тем более что это он сообщил ему о результатах экспертизы, предупредил об опасности… Да и не мог Веперев убивать и подставлять, слишком он пассивная для этого натура.
– Хочу во всем разобраться!.. Хочу знать, кто меня подставляет! – Державин резко повернулся к Холмскому. – Ты?
– Здрасьте!
– Ты же видел, как я потерял колпачок от сигареты!
– И что?
– И вчера ты первым прибыл на место преступления!
– Чистая случайность.
– Случайность?! – вскричал Державин. – Ты утверждаешь, что прибыл на место случайно! Я не спрашивал, а ты ответил! Заранее страхуешься, да?.. Это ведь ты задушил Зиновьеву!
– И беременную Репьеву отправил, чтобы она нашла труп и вызвала скорую.
– Насчет Репьевой не знаю!.. Знаю, что схватки у нее так и не начались!
– Три четыреста!
– Что – «три четыреста»? – не понял Державин.
– Мальчик у Репьевой сегодня рано утром родился. Вес три четыреста. Абсолютно здоровый вес.
– Ты мне зубы не заговаривай!
– Я с вами детей не крестил! – отрезал Холмский.
– Требуете обращения на «вы»?! Уже смирились с участью подследственного! Ну что ж, подозреваемый, хочу задать вам вопрос! Где вы находились ночью накануне убийства с двенадцати до четыре часов?
– Дома. Спал.
– Кто может это подтвердить?
– На месте преступления найден колпачок с вашей слюной, товарищ подполковник! – стараясь сохранять выдержку, сказал Холмский. – А рядом с местом убийства Ефремцевой найдена металлическая звезда с офицерских погон.
– Кем найдена?
– Мною найдена, – сказала Парфентьева. – И мною изъята, под протокол. И не надо перекладывать с больной головы на здоровую!
– На здоровую?!
– Илья Геннадьевич человек в своем роде уникальный, вы знаете почему. Зачем ему убивать Ефремцеву, Крошникова и Зиновьеву? Чтобы расписаться в своей… Не скажу, что это беспомощность, но доктор Холмский все время демонстрировал нам способность раскрывать убийства в два счета, а эти три убийства – просто мертвая зона для него… Ну, если не считать звезду с погона и колпачок от вашей сигареты.
– Какая мертвая зона? Не будет никакой мертвой зоны, если он меня посадит! И ты знаешь, почему он хочет это сделать?
– Звезда и колпачок – это не доказательства. Звезду мы даже не рассматриваем, а колпачок могли подбросить, – сказала Парфентьева.
– И ты знаешь, кто мог это сделать? – с надеждой глянул на нее Державин.
– Вы вели дело об убийстве Федюнина? – строго спросила Лида.
– Федюнина? – нахмурился Державин.
– Бизнесмен, владелец консалтинговой компании. Застрелен из «нагана» в две тысячи семнадцатом году в Чертаново. Вы тогда служили в следственном управлении по Южному автономному округу Москвы, вы должны были знать об этом деле…
– Слышал я об этом деле. И раньше слышал, и сейчас вот… Хочешь сказать, что это я застрелил Ефремцеву? – спросил Державин.
– Доказательств у меня, конечно, нет.
– Но с должности меня свалить можешь!.. А потом с Холмским раскроешь кучу дел! И займешь мое место!.. Хитрый план! – дал петуха Державин.
– Убить трех человек, чтобы свалить вас с должности? Мне бы такое и в голову не пришло! – Парфентьева жестко смотрела на него.
– А мне пришло, да?
– Выходит, что да.
– Ты была лучшего обо мне мнения, а я не оправдал твоих надежд, так? Нам нужно об этом поговорить! – Державин приставил пальцы к вискам, пытаясь привести таким образом мысли в порядок.
– Сейчас не время выяснять отношения! – мотнула головой Парфентьева. – Нужно искать человека, который убил Ефремцеву, Крошникова и Зиновьеву. Человек это или не человек, но он один на три убийства… Державин Антон Андреевич, у вас есть алиби по делу Зиновьевой?