Пролог
ВНИМАНИЕ! Все события и персонажи этой книги являются вымышленными. Любые совпадения с реальными людьми, местами или событиями случайны и не имеют намерений оскорбить или задеть чьи-либо чувства.
История разворачивается в Сочи в 2003–2004 годах и отражает тот период времени, включая социальные и культурные реалии. Любые упоминания органов власти, силовых структур и спецподразделений используются исключительно в художественных целях, не имеют отношения к реальным событиям и не служат поддержкой какой-либо идеологии.
——-
Характерная полифония Nokia 3310, короткие и монотонные ноты аккордеона, минорная растяжка – рингтон мобильника подорвал дисциплину опустевшего учебного корпуса, но не вызвал никаких колебаний внутри меня.
Ничего не дернулось и в момент, когда увидел на экране прозвище Ильиной – «Библиотека». Отклонил вызов, вернул телефон в карман и тем же отточенным шагом продолжил путь.
Старый линолеум поглощал все звуки. Среди отраженных в темных стеклах теней размытыми, но яркими пятнами выделялись желтые лампочки и цветные нашивки строгой уставной формы. Все вокруг дышало порядком, и я двигался, как положено – на автопилоте хладнокровного бойца.
В башке гудело, как в трансформаторной будке. И даже слегка водило. Но это не имело никакого отношения к психологическому напряжению. Голод плюс силовая нагрузка – жесткое комбо даже для такого, как я. Последний раз ел утром, за завтраком. Потом три зачета подряд, один из них по физухе. Кросс, подтягивания, пресс – еле уволок ноги в душ.
"Честь и преданность закону – основа твоей карьеры!"
"Служить и защищать – долг каждого сотрудника МВД!"
"Дисциплина – мать победы!"
С каменным лицом продирался через жернова морального давления к кабинету проректора по воспитательной работе. За четыре года учебы эти гребаные лозунги въелись в мозги, но не повредили нервы.
Коротко постучав, дождался разрешения.
– Войдите!
Исполнил намерение.
А дальше все, блядь, как говорится, закрутилось-завертелось.
Отец находился в углу кабинета. Стоя опирался на массивный серый сейф – нерушимое, как сама система, устаревшее совковое наследие. Лицо красное. Китель расстегнут. В правой руке стакан с чем-то мутным. В воздухе резкий запах медикаментов.
Сильнее всего настораживал взгляд. Потускневший, будто застывший за толстым стеклом. Видел похожий однажды – на похоронах его матери.
Поймав меня в фокус, батя жестко сжал челюсти и тяжело прошагал к столу.
Садиться не стал.
– Курсант Чернов, – громыхнул командным тоном. Хрипота лишь малость сгладила накрывающую, как взрывная волна, силу. – В курсе, по какому поводу здесь?
Не то чтобы меня проняло. Задники в склейку, плечи назад, подбородок вверх – принял строевую стойку чисто на автомате.
– Никак нет, товарищ подполковник, – отбил в тон, четко и ровно, как полагалось, ни хрена при этом не чувствуя.
В потускневшем взгляде отца заблестело ледяное разочарование.
Медленно, почти показательно раскрыл лежащую среди прочей документации папку и зачитал:
– Курсант Ильина Людмила Сергеевна. Беременность – шесть недель акушерского срока.
Сразу после этой новости, следуя негласному протоколу и строго просчитанным маневрам подполковника Чернова, должна была грянуть тишина. Но ее опередил и уничтожил мой мобильник – тот самый рингтон из «Бумера» разлился по кабинету скрипучим траурным маршем.
– Выруби эту дрянь! – заорал батя, резко улетая в абсолютно, блядь, непредвиденный занос.
А я стоял и не думал шевелиться.
Библиотека беременна. Ебать, привет.
В опустевшей голове загремело с такой дурью, будто в нее разрядили магазин винтовки. Мысли вынесло на хрен. Связь с телом оборвалась.
Пропала даже возможность слышать что-то извне.
Видел, как отец, высокопоставленный боевой офицер, выходя за рамки устава и какого-либо регламента, грохотал кулаками о стол и что-то крайне эмоционально горланил, но не улавливал ни звука.
– Ты, мать твою, понимаешь, что натворил?! – пробилось с ревом чуть позже. – Ты подорвал моральный облик курсантов Министерства внутренних дел! Поставил под угрозу не только свою и ее репутацию, но и честь всей нашей семьи! Я, мать, Алексей, Михаил… – дрожа от ярости, угрожающе затряс указательным пальцем. Именно в этот момент озверевшие глаза стали совсем стеклянными. – Было у отца три сына. Два достойных – офицеры, семьянины, гордость страны. Третий… выблядок, – характеристику мне выдал с растяжкой, жуя от злости губы. А после, уже не в состоянии остановиться, выбивал сквозь зубы: – Гаденыш. Подонок. Гнилье.
Я продолжал сохранять неподвижность. Глядя строго перед собой, выдерживал строевую выправку. На лице тоже ни один мускул не дрогнул.
Высечен из гранита.
Но внутри все ходило ходуном. Ошпаренные внутренности свернулись в тугой колючий узел и агрессивно толкнулись в глотку. По спине прокатился огненный шар, оставляя после себя горячий след. Из-под кожи полезли острые, как шипы, мурашки.
– Ты немедленно, – зашипел батя, когда волна его ярости пошла на спад. – Слышишь меня? Немедленно, – давил на срочность, не озвучивая самого действия. – Немедленно женишься на Ильиной, – добил по итогу, заставив меня сорваться с затвора и посмотреть ему в глаза.
– Это исключено, – отрезал я категорично.
Еще не знал, как действовать. Но не жениться же. Бред.
– Исключено? – засвистел отец в новом припадке гнева. – Ты, мать твою, думаешь, у тебя выбор есть?! Думаешь, все глазки закроют, а ты продолжишь шляться кобелем по двору?! Так я тебе скажу: нет, – отрубил решительно. И, будто этого недостаточно, для надежности еще и ором штурманул: – Нет! – сам на этом крике едва не задохнулся. Рвано глотнув кислорода, после небольшой паузы сорванным голосом запричитал, как на отповеди: – Ты, сученыш, сделаешь то, что должен. Иначе я тебя собственными руками удавлю.
– К сведению принято, – отчеканил я сдержанно.
Только вот батя, войдя в раж, тянул лямку до последнего. У меня, сука, земля из-под ног уходила, а он ее еще и подкапывал.
– Мать, конечно, расстроится, – выдал с драматическим вздохом. – Все-таки столько лет тебе задницу подтирала… Но ничего. Как-то переживем. Выйдем на пенсию. Переберемся в Гондурас. Так что на могиле нас не жди, – тарахтел, разгоняя каких-то бесов. – Щенок, – тут постарался, прозвучало хлестко.
– Какой Гондурас? – толкнул я машинально.
Хотел уже прямо потребовать, чтобы заканчивал концерт. Духу не хватило. И не потому что кишка тонка – это точно не про меня. Батю уважал.
– А ты думаешь, что нам тут после тебя еще что-то светит? А?
Будучи не склонным разыгрывать трагедии на пустом месте, промолчал.
Батя же… Отдышался и вернулся к первоначальной стратегии.
– Сыграем свадьбу в следующем месяце. Сразу после сессии.
В башне снова загудело.
Представил эту свадьбу, блядь. Себя и Библиотеку. Группу нашу.
Экзистенциальный шок – просто обосраться.
Четыре года. Четыре, мать вашу, года.
Интереса – ноль. Что с моей, что с ее стороны.
Это, мать вашу, преступление, которое невозможно было просчитать.
Остальные курсанты нередко обсуждали судьбу Библиотеки. Но я в этом балагане даже теоретического участия не принимал. И вдруг стал тем самым козлом отпущения.
Какого хрена?!
Что ж мы, сука, наделали?!
Спина прямая, руки по швам, взгляд под потолком – стоял, будто пришпиленный к полу.
Отец, расхаживая по кабинету, сугубо формальным тоном озвучивал расклад.
– Заселитесь в бабушкину квартиру. Тесновато для троих, но на первое время сойдет. Участок оформим, потихоньку начнем строить. А содержать семью будешь сам, – давление ощутимо усилилось. – Договорюсь, чтобы тебя в отряд быстрого реагирования взяли.
– Разрешите возразить, товарищ подполковник? – голос мой оставался спокойным, с едва уловимым оттенком напряжения.
– Ишь, – едко усмехнулся батя, словно я, блядь, осмелился перечить приказам на плацу. – Разрешаю, – с вызовом дал добро.
– Какой отряд, товарищ подполковник? У меня учеба, тренировки, соревнования, ведомственные турниры…
– Про дзюдо можешь забыть, – оповестил отец с издевкой. – Считай, глава семьи теперь. Докажешь, что способен быть мужиком и потянешь в будущем звание офицера.
– Провальный план, – прохрипел я, чувствуя себя загнанным, сука, в угол.
– Это не план, Чернов. Это приказ.
Глава 1. Хали-гали, паратрупер
Ну, все, блядь… Приплыли.
Блатной шик ЗАГСА. Народа – как на поминках.
Под стать событию хотел быть в черном. Но и тут воли лишили, затребовав белую парадку. Стоял теперь и, что называется, полным ходом отсвечивал.
В чем несла повинность Библиотека – значения, по сути, не придавал. Не похер ли? Но так как упакована она была в воздушные слои фатина, полностью игнорировать этот балаган не представлялось возможным. Держал дистанцию, но то и дело цеплялся за пышную юбку.
Фаянсовая мадам с экстремальным лаковым начесом, она же регистраторша, изъяснялась настолько завуалированно, что я с трудом понимал, о чем речь. Косыгин, секундант мой, быстрее сообразил, что «…и теперь, скрепляя свой союз символами вечности, даруйте друг другу знак нерушимой преданности…» – это про кольца, и с постным лицом выкатил ранее заготовленную бархатную подушечку с помпезными, будто с царского трона, кисточками.
В зале повисла тишина, а мне казалось, что воздух прострочило очередью из АКМ. С пылью из памяти поднялись какие-то обрывки прошлого.
– Молодца, Библиотека! Еще на шаг ближе к архиву!
– Тебе с того какая радость, Косыгин? Жениться на мне собираешься?
– Я-то? Не, Людка, я ж не людоед.
Получается, людоед – это я.
Обменялись кольцами. Косыгин, поджав губы, вернулся на свое место. Маринина поправила порозовевшей Библиотеке фату.
В самом начале этого фарса регистраторша, сияя неуместным умилением, назвала нашу когорту молодыми да зелеными. Батя буркнул, что «в Афган и без пушнины под носом отправляли», а тут, понимаете ли, какой-то сраный брак. И тем не менее, невзирая на воен