– Я не знаю, что они едят, – открещивалась глухо.
– Да то же, что и все! – заявила Мышь.
Сидевший в стороне Косыгин заржал.
– Ага, грязь, порох, консервы.
– И железо, – добавил Айдаров.
Ильина тяжело вздохнула. Еще немного помялась. Но все же поднялась. Ни на кого не глядя, двинула сразу к плите.
– Ну, понеслась, – довольно растер лапы Жека.
Я, зажав зубами сигарету, молча сдавал карты.
Минут через десять в кухне запахло чем-то охрененно съедобным. А еще через двадцать Библиотека выкатила жареную с луком и тушенкой картошку.
Косыгин, да и остальные, стали, не пробуя, нахваливать. Я молча посмотрел на нее. Не торопясь, докурил. Опрокинул очередную рюмку. И лишь после этого взялся за закусь.
– Неплохо, – заметил ровно.
Библиотека к тому времени снова сидела в своем углу и смотрела в окно. Там бахал праздничный салют – красный, зеленый, белый. Блики отражались на стекле. И на ее лице.
В глазах неожиданно поплыло. Мотнул головой. Встряхнулся.
Снова выпил.
– Ильина, че ты как неродная? Давай к нам, – зарядил Косыга, ухмыляясь. – Поешь. Голодная же!
Я ненароком поймал ее взгляд – настороженный, как у загнанного зверя.
За грудиной что-то скрутило.
– Нет, я не голодная.
– Ну хоть сыграй с нами!
Она тупо отвернулась.
Но Жека не унимался. Звал и звал, как заведенный. В какой-то момент даже сунулся к ней. Чуть внаглую со стула не сорвал.
– Твою мать, Людмила. Я тебя на руках отнесу.
– С ума сошел! – вскрикнула Ильина, шарахнувшись от него, как от бомжа.
Косыгину, естественно, хоть бы что. Заржал, конь педальный.
– Идешь? Или я несу?
Она дернула губами, давая понять, как он ее бесит. Вроде хотела сказать что-то не очень приятное, но смолчала.
– Ладно, – выдохнула раздраженно. – Давайте.
Косыгин довольно щелкнул пальцами.
– Вот и славно.
Уступил свое место, карты всучил. Библиотека с первой партии пустила всех, на хрен, в расход.
Я хлебнул еще порцию и сдуру решил: буду ее ломать сегодня.
Глава 13. Судьба мела нас веником
Загнал окурок в грязную жижу. Поднялся. Сжав кулаки, зашагал обратно к времянке.
У входа стояла бадья с талой водой. Зацепив ковшом, налил в таз. Вымыл руки. Плеснул пару пригоршней в лицо. Ледяная вода будто током по коже ударила. Опалила потрескавшиеся губы. Скатилась по лицу струйками. Скользнула тонкими змейками за шиворот.
Выдохнул. Мотнул головой. Стряхнул капли с кистей.
Пройдя вглубь здания, рухнул на койку. Керосинка еще коптила. Закинув руку за голову, уставился на тени, которые она гоняла по потолку.
Справа скрипнули пружины.
– Ну что там? – раздалось из полумрака. – Связь не появилась?
– Нет.
– Пиздец.
Я закрыл глаза.
Дыхание ровное. В груди – свинец.
Память снова потащила в прошлое.
Хоть убей, не помнил, как мы с Ильиной оказались вдвоем на веранде, и где в это время шатались остальные. Зато помнил, что она не умела целоваться.
Кто выпал первым? Должно быть, я шел за ней.
Библиотека сидела на ограждавшем веранду деревянном парапете. В самом углу, спиной к стене. Дожидаясь рассвета, чудная, напряженно смотрела в темноту.
Я делал вид, что курю. Ну, то есть, курил, конечно. Но этот процесс не являлся основной целью.
В какой-то момент, прищуриваясь, глянул на Ильину. Она вздрогнула и, вцепившись в меня ответным вниманием, застыла.
Оглушенное алкоголем сердце вдруг рвануло с места, грузанувшись всей своей громоздкой массой в ребра. По телу полетела специфическая дрожь – горячая и режущая. В животе пахнуло жаром. Отдельные части тела налились тяжестью.
Выбросил сигарету и пошел на Библиотеку.
Не понял, как затянуло в гущу запахов, дыхания, тепла. Как пальцы врезались в изгибы эротичного тела. Как она дернулась в сторону. Как я удержал.
Переклинило зверски. Херов азарт взвинтил пьяную башку.
Вот она – неприступность. Вся такая «нет-нет-нет».
А я возьму.
В общем, продвигая свои намерения, нырнул пятерней в волосы. Не давая спрятаться, сжал затылок.
– Ты что... – выдохнула Библиотека отрывисто.
Я не позволил договорить. Накрыл раскрытый рот, как накрывают ковровой бомбардировкой город. Она в первую же секунду сдалась. Я закрепился на позиции – дернул ее бедра ближе, вклинился между ними, расстегнул олимпийку и смахнул шторки лифчика в стороны. Библиотека затряслась, но сопротивления не оказала. Беспрепятственно смял грудь. Холодная, покрытая скрипучими песчинками и плотными мурашками кожа быстро нагрелась от нервного жара. Особенно горячими стали соски. Сжал их, заставляя ее тело рассыпаться в острой дрожи.
Внутри меня тоже загудело. Жестче всего в паху. Был без трусов под армейскими штанами, так что загремел хуй как погремуха. Дал ему полную свободу, спешно выдергивая пуговицы из петлиц и стаскивая брюки вниз. Отстранился, чтобы натянуть презерватив.
Библиотека, увидев член, задохнулась.
Ясен пень. Кто бы еще додумался ей его показать?
– Ты не против? – спросил, прежде чем раскатывать.
Ее глаза расширились, грозясь вылезти из орбит. Припухшие губы задрожали. Сказать что-то она вряд ли смогла бы. Но головой замотала.
Не против.
Я надел резинку. Скользнул ладонями по гладким бедрам. Распустил на трусах Ильиной веревки. Она как-то суматошно заметалась. Прижал покрепче. Понял, что сухая совсем. Пришлось еще целовать. Библиотека неуклюже отвечала, рвано дышала, непрерывно дрожала, но меня все равно вставляло, будто высадил еще бутылку. Да и ей по итогу понравилось – завитки стали влажными.
Порвал одним толчком, хоть поза и считалась не самой удачной для первого раза. Ильина не кричала, не дергалась, но боль ее ощутил всем нутром. Судя по всему, из-за того, что она уткнулась мне в шею, вся сжалась, загорелась, будто в лихорадке, и судорожно стиснула мой член.
Замер, натужно дыша.
Выждал не меньше тридцати секунд. Вечность, если считать по задержке на детонацию РГД-шки. Это, блядь, десять гранатных взрывов.
Котел за грудиной вскипел. Выдаваемая летящим под откос сердцем кровь сгустилась, превратившись вдруг в гребаное машинное масло. Разгромив вены, подняла давление и пульс до значений, с которыми не берут в космонавты.
Стреляющие по телу судороги сдавили горло.
Начал двигаться, чтобы не разнесло. Толчки были рваными, как очередь из ПКМ. Отдавались жесткими ударами в паху. Член вибрировал, как перфоратор. Узел в животе задрожал, готовясь лопнуть.
Губы дрогнувшей в один момент Библиотеки влажно мазнули меня по ключице, и липкий жар вдруг сменился провалом под лед.
Оглушающим. Пронзительным. Разрывающим.
Хлесткий разряд, вспышки по нервным точкам, и тело свело бешеными судорогами удовольствия. Выброс выжег изнутри – яйца, пах, живот, поясницу, семенной канал. Член сжало пульсацией и замотало внутри Библиотеки, как коленвал на предельных оборотах. Выстреливал и выстреливал, будто я неделю не кончал.
Долго, ясное дело, не кис. Едва услышал сквозь грохот в висках собственный тяжелый выдох, подался назад. Внутреннюю поверхность бедер еще било дрожью, когда вынул. Точно так же без проволочек, сцепив зубы, стянул с члена презерватив.
Тот был в крови. Как и бедра Ильиной.
Нам не привыкать к ее виду, но по позвоночному столбу все равно шарахнуло пламенем.
– Все нормально? – спросил, как положено.
Не глядя на меня, кивнула. Пособирала свои тесемочки, запихала в карман и, запахнув олимпийку, заскочила в дом. Я подтянул штаны, выбросил в урну резину и пошел следом. Видел, в какой из комнат скрылась, туда и двинул.
Библиотека ничего не сказала, когда рядом лег.
И на второй раз согласилась, даже несмотря на то, что у меня больше не было презервативов. Вполне радушно обняла, когда навалился. Без лишних соплей приняла. Крепко сжала. Стонать не стонала, но губы кусала. Ногтями впивалась в спину. Горячо дышала. И смотрела неожиданно прямо – тонул в ее расширенных зрачках.
Залил колени, только дернулась. Краснея, обтерлась той самой олимпийкой и поспешно укуталась в простыню.
– Ты в обычной жизни вообще не разговариваешь? Только по уставу? – зачем-то зацепил ее, когда отвернулась спиной.
Промолчала.
«Хер с ней», – подумал я, закрывая глаза.
А утром нас разбудили.
Мои отец и мать.
Борт пришел, как и обещали. На рассвете. Небо только-только начало белеть. По приказу Трегубова загрузились первые счастливчики. Я был в их числе, не кинул.
Вертушка встретила холодом. Внутри тянуло металлом, керосином, застарелым потом. Да и сами мы, хули, благоухали будь здоров. Но настрой у всех стоял приподнятый.
Едва ротный скомандовал пристегнуться, «хер гитарного взвода» не к месту бодро затянул:
– Полечу домой, как птица… Полечу, как птица, я!
Бойцы засмеялись. Кто-то даже поддержал этот сиплый блюз.
Мне зажало грудак. Изнутри.
Обняв ебаный автомат, прикрыл глаза.
– Я прижмусь к тебе щекой, ты смахнешь слезу рукою[1]…
Борт дернуло вверх, и сдавило уже не только нутряк. Стиснуло всю башку. Открыл глаза, когда горные массивы уже расползались внизу.
Сорок долгих минут, и посадка.
На базе сдали стволы, сбросили в общую кучу бушлаты. Душ – по очереди, но я влез без нее. Сильно не рассусоливал, сбил основную грязь, чтобы дышать можно было без противогаза. Вытерся тем, что попало под руку, натянул гражданку, сгреб документы, и дальше.