Отбросив телефон, прижала теплый комочек чуть сильнее, чем держала до этого. Сева, пошевелившись, закряхтел, а я, шмыгнув носом, улыбнулась. Когда же сын, сладко зачмокав, уткнулся в меня носиком, совсем в умилении расплылась.
Таким он чудесным был… До невозможного!
А пах… Господи, как восхитительно он пах! Чем-то таким родным, чистым, теплым и до мурашек нежным.
Выпускать из рук не хотелось. Так бы и стояла, вдыхая аромат, слушая дыхание и любуясь каждой черточкой, если бы не быт – требовательный и беспощадный.
Отнесла Севу в спальню, аккуратно положила в кроватку. В квартире было тепло, так что прикрыла только махровым пледом.
Задержалась все-таки... Не смогла сразу уйти.
Непривычно темные и вечно хмурые брови, крошечный носик, губки сердечком, пухлые щечки… Свекровь называла Севу мужичком, а свекор – командиром. Сын, и правда, с первых секунд жизни свои порядки наводил, строил всех, вне зависимости от возраста и звания, и сильно сердился, если мы не понимали, чего он хочет.
Долгие схватки, боль, от которой просто теряла сознание, жуткая беспомощность, удушающий страх, кровотечение – все это померкло, едва увидела сына. Не поверила бы сама себе раньше, но ради него прошла бы все это бесчисленное количество раз.
Хоть он и похож исключительно на Чернова, но каждой клеточкой мой.
– Севушка… – ласково прошептала, коснувшись щечки.
Счастливо вздохнув, повела плечами, чтобы разогнуть затекшую спину, и отправилась заниматься делами.
Занесла с балкона белье. Еще сырое было, но мама учила детское дотемна забирать. Развесила ползуночки, распашонки и кофточки на раскладной сушилке, а пеленки – на веревках в кухне. Свежевыстиранное из машинки в ночь, конечно, не потащила. Раскидала в ванной – там тоже были веревки, а я еще и полотенцесушитель использовала.
Сразу решила загрузить вещи Руслана, их-то можно было позже вынести на балкон. Плотные и преимущественно темные футболки, тяжелые и грубые штаны, строгие водолазки, однотонные рубашки, минималистические пуловеры… Когда брала его вещи в руки, ловила запах – чуть резковатый, смолистый, откровенно мужской… Внутри что-то сжималось и, переходя в горячую дрожь, разгоняло по коже мурашки. Даже дыхание сбивалось, пока справлялась, хоть я и старалась сделать это быстро.
Сгребла все в охапку, запихнула в машинку… Одна футболка выпала. Подобрала ее пальцами, кожа тут же вспыхнула жаром. Не только из-за характерного запаха Чернова, но и из-за всплывшей картинки, как он стягивал ее вчера, прежде чем уйти в душ.
Сглотнув, затолкала футболку к остальным вещам и резко закрыла дверцу. Насыпала в нужное отделение порошок. Машинально потянулась к ополаскивателю, но потом вспомнила, что Руслан не любит, когда его одежда пахнет слишком интенсивно химией, и отставила бутылку обратно в шкафчик. Выбрала программу, нажала кнопку старта и выскочила из ванной.
Прислонившись спиной к двери, прислушалась к происходящему в спальне. Заодно и дыхание перевела. Было тихо – значит, Севушка спал.
Побежала дальше.
Картошка уже источала аппетитнейшие ароматы. Мама научила чувствовать соль по запаху, так что я даже не заглядывала внутрь, лишь порадовалась, что к приходу Руслана точно будет готово.
Открыла холодильник, достала маринованные помидоры и квашеную капусту. Быстронаполнила небольшие миски. К капусте добавила лук полукольцами, плеснула масла, перемешала.
Взяла хлеб. Проверила, не заветрелся ли. Отрезала пару ломтей.
Заглянула в спальню – Сева спал, чуть поводя губами. Полюбовалась минутку и с улыбкой вернулась на кухню.
Протерла стол. Разложила все.
Когда щелкнул замок входной двери, привычно распереживалась. Сердце, дрогнув, до самого горла подскочило. Заколотилось дико. В связи с этим поднялось и давление. Щеки стали горячими и, как я понимаю, красными. Сколько дома, каждый день проверяла температуру. Казалось, что в лихорадке. Потом поняла, что из-за Чернова все.
Пока он раздевался, наложила жаркое в тарелку и поспешила в ванную.
– Сева спит. Ужин на столе. Я пока душ приму, – протарабанила чуть задушенно, когда пересеклись в коридоре.
Руслан, скользнув по мне взглядом, кивнул.
У меня было примерно полчаса свободного времени, которые я потратила не только на гигиену, но и на то, чтобы немного расслабиться.
Когда я вышла из ванной, Чернов уже носил Всеволода на руках. Мне хотелось улыбнуться сыну, но никак не удавалось сделать это в присутствии мужа. Глянув на них, я поймала себя на том, что вместе они заставляют меня еще больше нервничать, чем один Руслан.
Запахнув халат плотнее, неосознанно замерла.
Сева морщился, сопел и тянул кулачки в рот, но не плакал. Вроде крупненький родился – чисто визуально разница с другими новорожденными была значительной, но в руках Чернова казался таким маленьким. От этого в груди странно сжалось и загудело, мешая дышать.
– Он голодный, – сообщил Руслан, вскидывая голову.
Звуки его основательного голоса вкупе с оценивающим взглядом пронзительных черных глаз вызвали у меня незамедлительную дрожь.
– Надо сначала искупать… – выдавила то, что он и так понимал.
– Наберешь воду? Или мне?
Я прочистила горло.
– Наберу.
Но не двинулась с места.
– Не пытайся, не проглотишь, – с неясными интонациями, вроде как больше суровыми, нежели добрыми, обратился к сыну, который упорно хватал ротиком кулачок. Снова глянув на меня, Чернов чуть дрогнул губами, но эмоция, которую он выдал, осталась для меня столь же непонятной, как и тон его голоса. – Не томи. «Добрыня» психует.
Я вздохнула и побежала готовить все для купания.
Поставила ванночку. Набрала горячей воды. С помощью градусника разбавила до идеальной для младенцев температуры. Добавила отвары трав.
Вернувшись в спальню, достала из комода выглаженные вещички и подгузник. Руслан, между тем, оперативно раздел Севу.
– Скорее… – шепнула я, подавая полотенце.
Сердце сжималось каждый раз, когда видела, как сын зябко подергивает ножками и размахивает кулачками. Ему явно не нравилось оставаться без одежды.
Пока Чернов снимал с себя футболку, я, как обычно, отвернулась.
И, как обычно, скосила тайный взгляд.
С жаром скользнула по широченным плечам, сильным рукам, объемным грудным мышцам. На секунду задержала дыхание и зачем-то спустилась взглядом еще ниже – к рельефным, будто вырезанным ножом, мышцам пресса. Литые линии, сухая мощь, упругая и, я помню, горячая, натянутая поверх стальных волокон кожа. А по ней… Обжигающе интимная темная поросль, растущая так естественно и бесцеремонно, будто подчеркивая, что за всем этим скрыта не только сила, но и необузданная мужская сущность. Чужая территория, куда нельзя соваться даже взглядом, а я вот, умирая от смущения, то и дело порывалась.
Задохнулась, когда этот взгляд перехватил Чернов.
– Идешь? – поторопил он глухо, показывая, что уже прижал к груди Севу.
Резко моргнув, быстро шагнула к нему и, стараясь не касаться, прикрыла полотенцем спинку сына. Дальше Руслан уже сам его завернул. Пока шли к месту купания, блуждала взглядом по квартире. В ванной, не поднимая глаз и практически не дыша, забрала полотенце и повесила на крючок.
Чернов наклонился и опустил Севу в воду.
Я вся сжалась.
Наблюдая, как Чернов поддерживает сына, не могла не отметить, каким разительным был контраст между ними. Крупные ладони мужчины и крошечное тельце Всеволода.Черствый боец и хрупкий ребенок. Но в этом контрасте было что-то удивительно цельное.
– Начинай, – выдохнул Руслан чуть ниже обычного, словно тише говорил не мне, а малышу.
Я взяла ковшик, зачерпнула немного воды и медленно полила ею ножки сына. Сева замер. Пару секунд посопел и, сморщившись, громко возмутился.
– Ну че ты орешь? – напряженно выдал Руслан, приподнимая его чуточку выше. – Все же нормально.
Сын набрал полные легкие и, раскричавшись, задергал ножками, тем самым обрызгав нас двоих, как это каждый раз и происходило, водой.
– Спокойно, мой хороший… – шепнула, проводя ладонью по его животику. – Мы просто купаемся… Ну, родной…
Руслан посмотрел на меня, потом снова на Севу.
– Ты же только что жрать хотел, «Добрыня». Давай без истерик.
Сын на наши уговоры не реагировал. Голосил, бедный, разрывая мне сердце, на протяжении всего процесса. Вода стекала, задерживаясь в его пухлых складочках, которые я и пыталась промыть, чтобы не возникло, не дай Бог, опрелостей и воспалений, а он, размахивая руками, так истошно вопил, будто мы совершали величайшее преступление. Стал затихать только в спальне, когда я уже одевала. Ну а полностью успокоился, едва дала грудь – жадно зачмокал, будто сутки ее не видел. Промедление возникло, потому что с полминуты пришлось ждать, пока Чернов сообразит выйти.
– Развесишь белье? – крикнула вслед, зная, что он сначала курить идет.
А после уже в душ.
– Хорошо.
Дверь щелкнула. Воздух в спальне застыл, стал мягче.
Дыхание Севы выровнялось, глазки закрылись, морщинки разгладились. Посапывая, он продолжал ритмично сосать, сжимая теплыми пальчиками ткань моей ночной рубашки. Я не то что расслабилась. Меня охватило божественное умиротворение. Берегла это чувство, не выпуская Севушку из рук, даже когда он, насытившись, забылся в глубоком сне. Только осознание скорого возвращения Чернова заставило меня осторожно уложить сына в кроватку и нырнуть в постель, надеясь уснуть до того, как это произойдет.
Глава 17. Эти чертовы глазища
Выключил воду.
Чесанул пятерней по волосам, по лицу провел – разлетелись брызги. Развернулся, чтобы выйти из душевой кабины. Но, не сделав и шага, замер – в дверь тихо постучали.
– Руслан…
Библиотека, ясное дело. Кто еще?
Дело дрянь. От звуков ее голоса, незримого присутствия пах дернуло спазмом. Жаром легло по стволу. Оттянуло тяжестью.
– Руслан, мне срочно нужен термометр, – выдала жена, собравшись с силами. Быстро их растеряла, когда дошла до главного: – Сева горячий, и я… – сорвавшись, запнулась. Помолчала. – Могу я войти?