Да я и был дурным, потеряв, на хрен, выдержку.
– Что ты молчишь? – выкатил на полную мощь. Заебали эти прятки. – Подними глаза!
Подняла, и меня, блядь, затянуло, как в мясорубку… Столько там всего намешано было – просто охренеть.
Дождь все лупил, сука, глуша и без того тонкий голос:
– Я звонила…
А я не брал. Потому что на хуй надо.
– В академии подойти что мешало?
Она, мать ее, только плечами дернула.
– Теперь мы поженимся, – припечатал со свистом. Охрип на надрыве, хоть и не орал. Из нутра что-то вырвало. – Отец так сказал.
Страх, отчаяние, смирение – мелькнуло все. До слез дошло, хоть и не пролились.
– Поженимся… Потом разведемся… Через год, после выпуска… – рвано накидала расклад.
– Отлично.
Развернулся, шагнул в ночь.
И только когда ушел достаточно далеко, выдохнул так, что чуть не согнулся пополам.
Телефон зазвонил, едва время отбило конец смены. Не успел подняться, когда остальные вальнули в раздевалку.
В висках застучало.
– Что-то случилось? – выдал ровно.
Между тем показалось, что тактическая форма с электрическим подогревом.
– Нет… – пропищала Библиотека. – Я просто собираюсь на прогулку. Днем не успели. Женька скоро будет, поможет с коляской и так, чтобы не страшно…
Еблет на паркет.
И на этом не все.
Полоснуло. От груди до бока. Кожа под растекшимся жаром задымила шмалью. Мышцы в клетку встали. Кровь, испытывая трудности с протоками, загудела, взрываясь.
– Если не застанешь нас, знай, что мы в парке. Суп укутала. Харчо сегодня. Все нарезала, пригот…
Хуй там.
– Сиди дома. Я скоро буду. Вместе пойдем, – отчеканил приказным тоном.
И сбросил вызов.
Глава 21. Ты для меня чужой, как этот мир большой
Сцеживать молоко начала еще с вечера пятницы. К обеду субботы запас был такой, будто уходила не на несколько часов, а на пару суток. И все равно было тревожно.
– Что, если Севушка не захочет есть из бутылки? Что, если начнет плакать, и никто не сможет успокоить? Что, если искать меня будет? – затянула взволнованно. – Рано его оставлять…
– Все будет хорошо, Мила. Справимся, – заверила Светлана Борисовна, продолжая играть с вольно раскинувшимся на диване голеньким малышом. – Вырос как!
– Так за первый месяц почти два килограмма прибавил… – заметила я с разрастающейся тоской, все яснее понимая, как не хочется никуда идти.
Жаль, есть такое слово «надо».
– Мне кажется, он и за второй не многим меньше набрал, – предположила свекровь.
– В понедельник узнаем, – вздохнула я.
Светлана Борисовна кивнула, поднесла к личику Севы погремушку. Покачивая, с улыбкой проследила за тем, как сын, нахмурившись, лениво ведет глазами за игрушкой.
– Ну серьезный, хоть ты тресни! Точно Русик! – рассмеявшись, потрепала пальцами за пухлую щечку. – В полном недоумении мужичок, зачем я с ним сюсюкаюсь.
– Ясное дело. Не наш формат, – выдал Чернов.
Стоя в одних трусах, он как раз натягивал брюки парадной формы.
Поежившись от пробежавших по телу мурашек, я постаралась отвернуться. Хотя бы из уважения к Светлане Борисовне.
Но взгляд, без моего на то влияния, сам собой вернулся.
Заострился, цепляясь за массивную выпуклость под боксерами… За светлую полоску кожи над ними… За перекатывающиеся мышцы резко очерченного пресса… За расползающуюся по нему густую поросль… За жилистый рельеф набухших вен, что выделялся столь явно… За длинные пальцы, что мелькали то тут, то там, пока темно-синяя ткань брюк не села на крепкие мужские бедра Чернова...
Полы оставались распахнутыми, когда в воздухе блеснула белизной рубашка. Я на автомате подняла взгляд выше, чтобы увидеть, как она ляжет на объемные плечи.
Не рассчитала. Выше потекла. И столкнулась с Русланом.
Виски сдавило. Разорвавшееся в три этапа дыхание разогнало жаром грудную клетку.
Этот взгляд… Темный, напряженный, разматывающий… Сверху, но исподлобья. С поволокой. В упор.
Будто вот-вот в атаку пойдет.
Как тогда.
Лицо вспыхнуло. Следом запылали шея и грудь. Сердце замолотило в ребра.Катастрофически мало стало воздуха в легких. От пальцев к локтям полетела дрожь.
– Мила, в понедельник, после педиатра, ко мне зайди, – напомнила о своем присутствии Светлана Борисовна.
Я дернулась, будто с поличным взяли. Руслан только бровью повел и продолжил застегивать рубашку.
– На прием? Зачем? У меня все хорошо, – выдавила, сгорая от смущения.
– Так положено, – с легким нажимом отклонила мои слова свекровь. – Надо проверить, все ли зажило, – уточнила, не углубляясь, к счастью, в детали. И тут же, расплывшись в улыбке, добавила: – Перед возобновлением половой жизни.
Чернов только-только за ремень взялся. Услышав это, вскинул голову. Прожег взглядом. Я зачем-то тоже на него смотрела. И-и-и… Сгустившееся в моем нутре напряжение, рванув вниз, тяжело осело в животе. Я даже пошатнулась, подаваясь по боковине дивана, на которой все это время сидела без каких-либо движений, ближе к стене.
– Анализы, кстати, тоже сдать не помешает, – говорила Светлана Борисовна, одевая начавшего капризничать Севушку. – Железо, гормоны… Все по-разному восстанавливаются…
Руслан резко затянул ремень, взял галстук и, протянув его мне, неожиданно скомандовал:
– Помоги.
Я дышать перестала. С трудом сползла с насиженного места. Пол под ногами исчез – три шага в невесомости, и я утонула. В запахе Чернова, жаре его тела и остро осязаемом присутствии. Зазвенела всеми струнами, не имея никаких сил, чтобы скрыть эту дрожь.
– Ну-ну, не сердись, – голос свекрови доносился так глухо, словно через какие-то преграды летел. – Улыбнись бабушке…
И даже милостиво загуливший Сева не прорвал эти барьеры.
– Ну вот, вот… – радовалась где-то там Светлана Борисовна. – Ты же активный! Боец! Ай, разулыбался как! Ты моя бубочка! А что такое? Почему мы снова сердимся? Не бубочка? Ты богатырь? Богатырь!
Руки тряслись, когда взяла у Руслана галстук.
Горло пересохло. Пришлось сглатывать.
Голова загудела, как после разгерметизации. Тело стремительно ушло в перегрев.
Господи…
Чернов не шевелился. Стоял, словно из гранита вырубленный. Только жилы на кистях да яремная вена на шее выдавали жизнь. Когда я собралась с духом, чтобы накинуть ему на шею хомут, раздувая ноздри, наклонился. Пробил по щеке густым и огненным, будто пороховой дым из ствола, дыханием. Не менее обжигающим взглядом мазнул.
Меня тотчас тряхнуло.
Хорошо, что в галстук вцепилась, а то, вероятно, свалилась бы с ног.
В груди что-то дрогнуло, размножилось, запульсировало и рассыпалось, забивая этими тугими вибрациями каждую клеточку моего тела.
Пальцы не слушались. Дрожали очевиднее всего – мелко, противно, непрерывно. Завязывая узел, путалась. Еще тяжелее было подтягивать узел к шее Руслана. Продвигалась по миллиметру. Дышать совсем невмоготу стало, потому не дышала. Кусала губы, чтобы удержать в себе все то, что бурлило.
В самом конце, шумно глотнув воздух, надтреснутым голосом спросила:
– Не туго?
– Нормально, – толкнул Чернов хрипло.
И снова этот взгляд… Прицельно. Насквозь.
Не отдавая отчета своим действиям, я вдруг пустила пальцы поверх воротника, задевая горячую кожу, которая, как мне показалось, отдавала едва уловимыми импульсами тока – слабыми, но остро пробивающими.
Руслан сглотнул и жестко двинул челюстями.
Я едва слышно шепнула:
– Тогда готово.
Развернувшись, быстро зашагала в сторону расплывающегося дивана. Лишь добравшись до него, осознала, как болят от напряжения мышцы живота. Едва удержалась, чтобы не схватиться руками.
Дышала. Действовала. Но соображала крайне плохо.
Когда обернулась, увидела, что Руслан застегивает китель.
Ткань легла идеально по фигуре, подчеркивая мощный корпус и строгую осанку. При всем при этом даже в статике было понятно, что он способен двигаться быстро и точно, как и положено во время силовых операций. Погоны же будто нарочито делали его еще массивнее. Еще внушительнее. Блеснувший на петлицах металл привлекал внимание к широкой линии груди. А стоило Чернову слегка повести рукой, как натянулась ткань на бицепсе, выдавая объем и жесткость под ней.
– Красавец, – выдала с гордостью Светлана Борисовна.
Я торопливо моргнула и покраснела, но взгляда оторвать не смогла.
Руслан дернул воротник, скользнул ладонью по груди и… надел фуражку.
Посмотрел на меня. Из-под козырька.
И у меня язык к небу прилип. Даже сглотнуть не смогла.
Внизу живота вскипело с такой силой, что полоснуло пламенем по груди. До самого горла. Усугубляя терпкую сушь во рту.
– Все, я поехал.
– С Богом! – выдохнула Светлана Борисовна.
Я промолчала. И провожать к двери не пошла. Не вытянула бы.
По регламенту бойцы собирались в части заранее – на инструктаж, репетицию и прочее. Жены должны были подъехать к началу торжественной части. Учитывая свое состояние, в очередной раз порадовалась тому, что не нужно трястись прямо сейчас в компании Чернова.
– Так, Мила, давай-ка тоже собирайся, – вывела меня из ступора свекровь, едва за Русланом закрылась дверь.
Я кивнула, но с места не сдвинулась. Только перевела взгляд на Севу.
Господи, как же тревожно было его оставлять.
Сначала покормила. Дольше, чем требовалось, сидела. Он уже спал, а я все оттягивала момент разлуки, будто могла передать ему больше.
– Милочка, ну давай уже, – с улыбкой поторопила меня Светлана Борисовна. – Вы же не на сутки уходите.
– Да… Не на сутки…
Встала. Скрепя сердце опустила сына в кроватку. Поправила пеленку. С любовью погладила по крохотному кулачку.
– Мила…
Вздохнув, отошла. Вытащила из шкафа привезенное мамой платье. Долго смотрела на него… Черте что, конечно… Но что делать? Переоделась. Только глянула на себя в зеркало, покраснела. Мама не преувеличивала – подчеркнуло все изгибы.