Прижала кулак к губам. Да так и просидела с опущенной головой.
То, что Чернов вернулся в строй, видела периферийно.
Еще через несколько фамилий резануло самое страшное:
– Посмертно…
Имена.
И за наградой вышли не сами бойцы, конечно.
Жены.
Матери.
Я прикрыла рот рукой. Другой вцепилась в ручку кресла, пытаясь не потерять последнюю опору.
Руслан ведь… Мог быть в этом списке.
МОГ БЫ.
От этого осознания внутри рвануло с такой силой, что захотелось закричать.
Но я молчала. Не шевелилась даже.
Ни слезинки.
Меня отрезало. Зал напрочь поплыл. Звуки то пропадали, то прорывались.
Гул. Тишина. Гул.
Избегала смотреть на Чернова, даже когда мало-мальски оправилась от потрясения. Даже когда по залу прокатился шум аплодисментов. Даже когда все закончилось. Даже когда он подошел.
– Идем, – скомандовал глухо.
Встала. Не поднимая взгляда, зашагала за мужем в банкетный зал.
Глава 23. Позови меня тихо по имени
Оперативная оценка территории – уже инстинкт. Сориентировался и вычислил местоположение Библиотеки, едва рванули в зал. В ту же секунду пересохло во рту. И это, блядь, на стадии беглой фиксации.
Сглотнул всухую. Собрался.
Встали, взял на прицел в упор. Глотку без задержки стянуло узлом. И садануло жаром от узла этого до самого паха.
Что за вид, мать вашу? Я и так на грани.
Лицо. Волосы. Фигура. Глаза в кучу. С отрубленными, на хрен, эмоциями, но в кучу. На ней. Вперился и застыл.
Не помнил такой. Не видел.
Грудь сжало до отказа. Не по размеру эти ощущения. А девать куда? Кинуло в дрожь. Так до конца гимна и закоротило. Все казенное с ней слилось. Само понимание ответственности. Долга. Родины.
И желание. Звериная тяга. Не вытравить.
Да и, когда все стихло, козырнуть выдержкой тоже не вышло. Она взгляд сместила. Только потом я.
Один хер, запечаталось. Перематывал.
Изгибы в обтяжку. Огонь в глазах. Блеск на губах.
Жар поднялся обратно. Даванул, будто ударная волна после детонации. Вскрыло. Пошел по венам заряд.
И я вдруг задумался, как ее называть теперь.
Библиотека – давно не клеилось. Ильина? Так не Ильина она. Люда? Тоже не то.
Сжал губы. По челюстям прокатило током.
Мысль свернула не туда. Разбушевался в башке резонанс. И запросилось на язык что-то иное. Жестче. Но ближе. Свое.
Блядь.
Посмотреть еще раз – конкретный пиздец.
Посмотрел. В груди тут же сработала растяжка.
С трудом выгреб, чтобы увести взгляд.
Еще тяжелее было не пялиться, когда оказался рядом. Прошли в банкетный зал. Сели. Она по левую руку – как положено. В висках, в ушах, под ребрами – все закололо напряжением. Мышцы сбились жгутами. И понеслись ожоги, как после химички. Необратимые.
Гул голосов, движения, звуки разливающегося алкоголя.
Взлетели рюмки.
– За отряд! – толкнул кто-то из верхов. – Гордимся. Уважаем. Ценим.
Взял свою стопку. Хлопнул.
Прежде чем вернул пустую тару на стол, выцепил, как Люда, все так же не поднимая взгляда, кладет мне на тарелку кусок отбивной. Уставился. Отстраненно отмечая, с какой дурью алкоголь жжет слизистые, смотрел на подернутые мурашками ключицы той, которая считалась женой, будто собирался их пересчитывать. А лучше бы… Выгрызть.
Дышать стало тяжело.
– Закусывай, – шепнула без давления.
С той кроткой заботой, которую я раскусить не мог. От нее пробило дрожью уже меня, как не уходил в зажим.
Кинул мясо в рот. Прожевал.
– Сама-то ешь, – толкнул грубовато. – Что тебе налить?
Посмотрела в глаза, чтобы своими выдать какую-то дикую смесь. Что там было? Хрен знает. Но прошило до самого нутра. Под диафрагмой осталась воронка.
– Сок, пожалуйста, – попросила вполне ровно.
Холодно. В духе Библиотеки, в общем.
Налил. Проследил, чтобы начала есть. И включился в разговор отряда.
Тот же чертов опыт вычленил, как поглядывали на Библиотеку другие бойцы. В основном холостые. Но и от женатых простреливало.
Умом понимал. Сам бы смотрел. На весь зал таких не было.
Понимал, но по мозгам садануло. Жестко. Без предупреждения. В черепе будто треснуло что-то... Испарение с гарью.
Гремучка лютая. С примесью ярости, которую в мирной плоскости хуй куда денешь.
Стискивая челюсти, жестко отсекал все эти ебаные взгляды.
Никакой лирики. Просто порядок.
Моя. Факт. Закреплена.
Не понял как, но в один момент, когда в разговор втянулись женщины, понеслась какая-то дичь.
– Знаете, Людмила, а ведь мы ту высадку в горах не только по зачисткам запомнили, – вальнул с ухмылкой Володин. – Чернов как ошпаренный домой рвался, едва услышал, что тут, на гражданке, роды. В одну харю, черт, через все хребты переть намеревался.
– Медведь на инстинктах, – хохотнул Долженко, откидываясь на спинку стула.
– Еще бы не рвался, – буркнул Бастрыкин, разливая водку. – Жена. Своя. А за свое даже самую холодную голову сносит.
Подогретый этими разговорами, снова глянул, куда не следует. «Своя» смотрела в ответ. С удивлением, от которого щемануло так, что грудную клетку свело.
Задержался. Пока не заискрило.
– Так-то да, – отгрузил Савин, едва я выпрямился. Крутанув стопку, поднял над столом. – Ну, за тех, кто в строю.
– За тех, кто в строю, – сухо повторил я.
Выпил. Алкоголь грубо пошел. Как по ожогам.
Успокоило, обволакивая, будто маслом, когда «своя» снова что-то подкинула на тарелку. Закусывай, не закусывай – развезло.
Со стуком приземлил рюмку. Сжал ладонь в кулак, пальцы хрустнули.
Едва помянули тех, кто не с нами, «своя» вдруг поднялась.
Отворачиваясь, на ходу дала пояснение:
– Я маме позвоню… Узнаю, как там Сева…
Цокая каблуками, зачастила к выходу. Обтянутое платьем «сердце» покачивалось… Я сделал вдох. Ребра раздуло так, словно слетели ограничители. Включилось на подъеме все – плечи, грудь, пресс. Мелкая вибрация по мышцам, и спазм ушел в пах.
Я резко встал.
Без анализа. Без стратегии. Двинул по азимуту. За «своей».
Не теряя жену из виду, миновал командование, официантов с подносами и группу офицеров. В коридоре не тормозил, но и не гнал. Подошел, когда Люда уже разговаривала, прислонившись спиной к стене.
– Все в порядке? Ел? Нормально ел? – говорила вполголоса.
Встал в боковую позицию. Впритык к стене и к ней. Поджал, как щит.
Она краем глаза глянула. Нервно. С какой-то тревогой.
– Не плачет? – выдохнула, крепче сжимая телефон. – Угу… Я поняла… Спасибо… Но вы, если вдруг что, звоните… Хорошо… До связи…
Медленно, будто неохотно, отняла телефон от уха. Еще более медленно пустила руку вниз.
Я сделал шаг. Развернул корпус. Пошел лоб в лоб.
И застыл.
Не дотрагивался. Не ломал. Только прощупывал.
Выдержит, не выдержит? Сбежит, не сбежит? Примет, не примет?
Глаза. Их направление говорило о многом.
Приоткрыв губы, задышала чаще. Заалела. И вскинула взгляд.
Приняла.
Голова, плечи, корпус – все подал вперед. Без контакта, но усилил давление. Чисто энергетикой.
Впервые так сработало, что сидящая за ребрами батарейка дернулась и стремительно пошла на разряд. Остальные клетки замигали аварийками. Казалось, все питание ляжет. С концами.
Вот она, мать вашу. Настоящая точка кипения.
В наступление нельзя. Но и свернуть невозможно.
В банкетном зале стартовала музыкальная часть. Газманов пел «Офицеры». Мы ее, как и положено, отстояли. Но не с прямыми спинами. Да и мысли не там были.
Офицеры, офицеры, ваше сердце под прицелом…
В зоне перекрестного огня вел на сближение. На этот раз без прорыва. По-офицерски. Тактичнее. По жилам ныло, резало под ребрами, горело в паху. Но я тянул. Выжидал.
– Что мать сказала? Как малой себя ведет? – спросил глухо.
– Все нормально. Поел, поиграл… Будут купаться скоро…
Там, на ее шее, вену уже било пульсом. Но глаза не отводила. Мелькало в них странное. То, что одновременно манило и удерживало на расстоянии.
Помня прошлые ошибки, не спешил принимать решение.
Потому шагнул назад.
– Пойдем, – скомандовал ей. – Холодно здесь.
Только вошли в зал, Сарматский подскочил.
– Мужики, встаем, – пробасил, ударяя в ладони. – Женщин на танцпол! Это приказ!
Сука, не приказ, а диверсия.
Но все загоготали и пустились исполнять.
Взял «свою», делать нечего. Взял, и между ребер заклинило.
До самой площадки прожимал. Как сапер, блядь.
Позови меня тихо по имени,
ключевой водой напои меня.
Песня легла по залу, как туман. Тяжело и основательно.
Кожа стала гусиной. Нервы – проводами.
Отзовется ли сердце безбрежное,
несказанное, глупое, нежное[1]…
Танец – выход за контрольный рубеж. Но я пошел на риск. Придвинулся. Зафиксировал взглядом. Обвил рукой. Притянул. Вторым рывком гораздо ближе, чем следовало.
Плотный контакт. Без запаса.
Пальцы, которые вначале невесомо легли на плечо, дрогнули. Ощутимо. Будто на спуск нажала. И замерла в ожидании взрыва.
Я тоже замер. Но выдержка, один хуй, пошла в расход.
Первый срывной импульс пролетел по позвоночнику. Второй – по передней части торса. Сердце рвануло вверх, раскидалось и упало вниз.
Я вдохнул. И тут же сбился.
Грудь, изгибы, запах, губы, тепло, взгляд, который она снова под трепещущими ресницами прятала – разносило с лязгом. Все внутренние контуры повело.
Но я не отступал. И глаз с нее не сводил.
В башке грохотало, как на стрельбище. Выстрел за выстрелом. Без передышки. Сердце с перезарядкой тоже не медлило. Шарахало мощно.
А «своя» еще… Не просто дрожала. Звенела, будто под током. Сжимал, вдавливая пальцы в ткань. Не позволял ей сдвинуться. И себя таким образом держал, чтобы не развалиться, сука, на части.
Глава 24. Только этого мало
Первый танец еще как-то вытерпела. А вот второй… Тот же напор. Та же выдержка. Но напряжение сильнее. Не знаю зачем и почему, но мы вышли на новый уровень. Без защиты. В зону поражения.