Мое тело было поражено и физически, и психически.
Внутри кипело, а снаружи знобило.
Хотелось сбежать и спрятаться. От Чернова. От себя. От того, что только что произошло. И от того, как много это для меня значит.
А для него? Почему он?.. Неужели я ему интересна? Или это все же случайность?
Как теперь быть? Как разговаривать? Как смотреть в глаза?!
Это невозможно. Невыполнимо. Я не справлюсь.
А если Руслан снова что-то такое сделает? Я не смогу его оттолкнуть.
Он ведь прижимал меня так, будто никто другой в мире не нужен. Словно я та самая. Единственная. Его. Не просто мать его сына… Женщина. Женщина, которую очень хочется. С рубцами, всеми несовершенствами, подтекающим молоком.
Рус ведь не спал, как мне изначально показалось. Я точно это чувствовала – в движениях, поцелуях, дыхании, в том, как он содрогнулся, когда я простонала его имя.
Он все понимал. Осознавал.
И я раскрывалась, впускала, принимала… Как в последний раз. Как в самый первый.
Господи, мое сердце бахало с такой силой, словно меня вывели на плац перед целым отрядом и дали команду стрелять.
Я все еще горела. Не могла прекратить.
Не знаю, чего стыдилась больше.
Своих желаний? Его голода? Того, что меня так жадно хотели? Или того, что все в совокупности мне нравилось?
Хотя нравилось – слишком слабое слово.
Я почувствовала себя настоящей женой.
Как теперь возвращаться в рутину?
Если бы не Сева, все бы случилось?
Шатаясь, как после бури, переодела сына и, оставив его на минутку, привела в порядок себя. Не прижимать же сухого малыша к мокрой груди.
Чернов в то утро задержался в душе чуть дольше обычного. Этого времени мне вполне хватило, чтобы покормить Севу, заплестись и перекочевать с коляской на кухню.
Но не хватило, увы, чтобы успокоиться.
Я бы, конечно, предпочла не выходить. Но существовал ряд обязанностей, и стыд никак от них не освобождал.
Пока сын с завороженными глазами и озорной улыбкой бил ногами по натянутой на козырьке погремушке с разноцветными звенящими шариками, включила чайник и поставила на плиту три маленьких кастрюльки. В одной варилась пшеничная каша, во второй – яйца, а в третьей – сардельки. При подаче обычно добавляла ко всему этому квашенную капусту – Руслану нравилось такое сочетание.
Услышала, как хлопнула дверь ванной… И с новой силой накрыло. Дикая потерянность, сумасшедшее смущение, удушающий страх, предательская надежда – все возросло.
Пульс бомбил виски, из-за него не могла слышать шаги Руслана. Но точно знала, когда он вошел на кухню. Стены за спиной сдвинулись. И тело – от затылка до ягодиц – вальнуло жаром, который вмиг перешел в дрожь отчаянного волнения. Слишком мощные удары сердца стали давать эхо по всему организму. Эхо с вибрацией – совсем как в момент близости.
Не оборачиваясь, мешала кашу. В голове похожее месиво было, только подгоревшее. Не хватало ко всему сжечь еще и завтрак. Я уже и масло кинула, а пахло совсем не едой. Тем дурманом, от которого немели губы и скручивало живот.
Нужно было что-то сказать. Сделать вид, что все как и прежде. Без изменений.
Но я не могла. Не могла даже обернуться. Казалось, выдам себя одним взглядом. Или дыханием, которое было неуместно частым и слишком поверхностным.
– Что с подгузниками? – спросил Чернов совершенно обыденным тоном.
– Закончились, – с трудом выдавила я.
– Труба дело. До вечера продержитесь?
– Продержимся.
Пока я суетилась, муж подошел к сыну.
– А ты что, боец? Все обоссал и доволен? – кинул в своей манере. – Писюн в увольнении творит, что вздумается? Как автомат без предохранителя, да? Палит по полной.
Сева захохотал, будто понял, о чем речь. Я от этих звуков улыбнулась и невольно обернулась.
Руслан стоял вполоборота. Поддевая пальцем погремушку, заставлял ту греметь. Смотрел до какого-то момента на сына. А потом… Очевидно, поймав мой взгляд, вскинул голову. Посмотрел прямо, с таким откровенным желанием, что я, встрепенувшись, тут же вернулась к плите.
Это точно не было ошибкой. Он хотел.
И что теперь?..
Меня шатнуло с полушага, едва только, выключив конфорки, сместилась в сторону чайника. Заварка оставалась с вечера. Делать свежую не было ни сил, ни времени. Собиралась открыть шкафчик, только чтобы взять сахарницу.
Не успела.
Чернов подошел и прижался сзади. Всей своей массой, всем жаром, всей той будоражащей мощью, что я чувствовала на рассвете. Тормознул. Опустив ладони на столешницу, взял в кольцо. Надавил на спину своим каменным торсом. Впаял в ягодицы эрекцию – огненную, твердую, жаждущую. Завладел мыслями, эмоциями, ощущениями, чувствами, дыханием, сердцебиением, терморегуляцией, давлением, нервами – всеми процессами.
Господи…
Я вспыхнула. И задрожала.
В груди завертелось какое-то безумие. Живот скрутило – сначала будто распустил кто мышечные волокна, а потом связав в сотни узлов. Промежность отозвалась той жгучей пульсацией, что вынудила на инстинкте расставить бедра, прогнуться в спине и выпятить самую выпуклую часть тела Чернову навстречу. Когда же он прижал ладонью под ребрами и горячо выдохнул мне в ухо, ноги подогнулись.
– Руслан, я… – язык с трудом поворачивался, и звуки покидали пересохшее горло весьма неохотно. – Нам нужно… Остановиться… Это все…
Сердце так сильно лупило в ребра, что казалось, те начинали трескаться. А за ними жар превращал нутро в ветреную пустыню.
– Как насчет расширения обязанностей? – прохрипел Чернов, резко перекрывая мои задушенные слова.
Этот вопрос прошел по моему телу с отдачей, которая ударила до искр. Шкафчик, на который все это время смотрела, расплылся.
– В каком плане? – уточнила в замешательстве.
И внутри стало еще суше. Прям пекло.
– До нормального брака.
Я дернулась. Не только телом… Сердцем. Всеми узлами, что накрутились внутри.
– С-с… – не сразу смогла сказать. – С исполнением супружеского долга?
– Так точно, – подтвердил он глухо. И поторопил отрывисто: – Не против?
Я зажмурилась, и перед глазами тотчас блики пошли.
Хотела спросить, почему сейчас? Что изменилось? Будет ли он и дальше встречаться с другими? Но не могла.
Вместо этого подумала о том, какие возможности это даст: прикасаться к нему, обнимать, целовать, ощущать на себе и в себе.
Не знала, как выдержу. Но хотела попробовать. Даже если все это только до выпуска.
– Не против… Думаю, так было бы правильно…
Глава 29. Скрипнув сталью, открылась дверь
Планов на выезд не было. Оперативка по стандарту – короткая, без раскачки. И распустили. Половина бойцов сразу в тренажерку двинула. Я, понятное дело, в их рядах. Кому-то, может, норм час-два чаи погонять, а меня от бесцельного топтания в раздевалке клинило, пиздец.
Все, само собой, на рации. В СОБРе режим повышенной готовности – не просто лозунг. Образ жизни.
Разминка. Канаты. Турник.
Когда взялся за грушу, кожа уже горела и сочилась. Хотел бы сказать, что с потом и физической болью весь внутренний перегруз вышел. Да хер там. В мозгах, за ребрами, в животе, в позвоночнике – сидели реакции.
На нее. На «свою». Безвылазно.
«Не против… Думаю, так было бы правильно…»
Стоило проиграть эти фразы, в груди вальнуло, аж лязгнуло.
Согласилась. Почему? Один хуй знает. Сам я не то что не понимал. До сих пор не верил. Учитывая, как шарахалась последние дни, думал, поэтапно обрабатывать придется. Не давил же вроде. Напролом не пер. Просто спросил. А она – пустила. Без отмазок. Сдалась, как будто ждала.
Только услышал, что не против, готов был в ту же секунду гари дать. На месте. Без обвеса[1]. Сломом, как на зачистке. Но первое – сын. Второе – работа. И третье, основное – впечатлительность «своей». Понимал: рвану по беспределу, у нее от одного лишь страха оборвется цикл.
Волевым усилием выдернул себя из дома. Прибыл на базу – все, как положено. И тут новая задача встала – дотянуть до конца дежурства. Ныло, конечно, не сердце, а то, что географически и исторически располагается пониже. Боевая часть, которую хрен обманешь. Но сам факт, что вело обратно в логово – это просто ебануться неожиданность.
Когда успело так привязать? Хрен знает. Держало мертвой хваткой.
Лег под штангу. Взялся за гриф. Выжал раз, задержался и полетел рывками. Только вот в башке ни хуя не техника крутилась.
Искрило предрассветное утро.
Укрывая жену, не особо себе доверял. Штормило по полной: ниже живота звенело, в приводах резало, ствол тянуло, а все, что выше, как при смещении центра тяжести, теряло силу. Но намеренно все же не лез. Во сне подтащил, вжал в себя, начал трогать, как если бы трахать собирался… Открыл глаза, когда в голову уже ударило. Гудело под черепом так, что притупилась слышимость. Еще и поднятый жаром запах «своей» висел в воздухе, как дымовая завеса. И под руками – она. Сориентировался, базара ноль. Но вырубить инстинкты не смог.
– Руслан… – вытянула хрипло, с надломом, но при этом охуеть как мягко.
И это обращение вмазало по мозгам тяжелее, чем череда выстрелов. Вены слету раздуло, будто впрыснули что-то. А с новым притоком заряженной крови в паху дернуло так, словно гарпуном подцепили. Перекорежило всего – сука, в целом не помню, чтобы когда-то так сводило судорогами. Внутри взвыл зверь – резкий, дикий, голодный. Гнал в атаку. В нее. Вбиваться с напором. До вырванных с корнями тормозов. До потери берегов. До полного слива сознания.
– Руслан…
Дыхание у «своей» сбивалось лихо. Грудь, которую я еще вчера не имел права трогать, горячо дрожала в моих ладонях. Молоко стекало, делая все мокрым. Мне не мешало. Наоборот. Добавляло остроты.
– Руслан…
Ствол вштырило импульсом. Сердце бахнуло в уши.
И я накрыл шею «своей» поцелуями. Почувствовав, как откликается, еще крепче прижал. И нас обоих закоротило дробью.