И одно лишь сумели понять.
Чтоб тебя на Земле не теряли,
Постарайся себя не терять[1].
Пронзительные слова звучали словно комментарий к этому снимку.
Я не могла отвести взгляда от экрана.
Было ли это совпадением? Или кто-то вложил в этот момент больше смысла?
Кадр сменился другим, но физическое ощущение этого взгляда осталось.
Я сглотнула, неуверенно повернула голову и… встретилась глазами с Русланом.
Он смотрел точно так же, как на том фото. С тем же посылом. Глубже, чем следовало.
По позвоночнику словно молния пронеслась, и я торопливо отвернулась.
Сердце сбилось с ритма. Боже, я терпеть не могла проявлять эмоции… Но простила ему это, списав все на гормональную перестройку, которую сейчас проживала в связи с беременностью.
Как я ни старалась, с той секунды стало максимально некомфортно. На Чернова больше не смотрела, но он ведь никуда не исчез. Непрерывно находился рядом. Слишком близко, чтобы его не замечать.
Довела себя до того, что в какой-то момент бросило в жар. Платье, что еще час назад казалось легким, вдруг превратилось в тлеющую на моей коже пластмассу – жесткую, липкую, не дающую вдохнуть полноценно.
И тут, ко всему, едва успевшую задержаться музыкальную паузу прорезал громкий, как сирена во время тревоги, голос.
– Тааааак! Тишина! Дайте матери невесты слово сказать!
Господи… Кто всучил ей микрофон?!
И вообще… Просила же тетю Иру следить, чтобы мама много не пила.
Хотя… О чем это я? Разве ее в силах кто-то сдержать?
Поджав губы, я направила на маму предупреждающий взгляд.
Но что ей?
Она мастерски игнорировала любые знаки, если те шли вразрез с ее планами.
Хлопнув себя по бедрам, мама поправила платье, пригладила залитые лаком кудри и с улыбкой в миллион ватт метнулась к жениху. Чернов на автомате поднялся, и она прилипла к нему, как к родному сыну.
– Ну шо, мои дорогие! – обратилась ко всем сразу. – Вот оно, сбылось! Людочка моя пристроена – Руслан, молодец, не упустил!
Гости со стороны моей семьи зааплодировали.
Офицеры за столом Черновых не шелохнулись.
Маме такое «равнодушие» явно не понравилось. Подняв бокал выше, она решительно взяла зал в оборот.
– Я дочке всегда говорила: «Люда, отец у тебя – я! Все!» И шо?! И вот – вымахала! Не пропала! Не дала себя в обиду! Курсантка МВД! Будущий офицер! Потому шо мать у нее – кремень, а не размазня какая-то! – резко выдохнув, мама приложила руку к груди, чтобы выдержать драматическую паузу. – А ведь как было?! В девяностые, когда работы нет, мужиков нет, зарплат нет! Я – одна, с ребенком на руках, и крутись, как хочешь! Тряпки шила, как не в себя! В Польшу с баулами моталась! В поезде с Людкой на коробках спали! На рынке каждый божий день с шести утра! Людке наказывала: «Доча, смотри мне, чтобы ни-ни! Равняйся на мать!» И шо? Вырастила! Выучила! В люди вывела!
Родня снова горячо зааплодировала, кто-то даже одобрительно свистнул.
А я… Я не смела оторвать взгляда от скатерти. Не дай Бог встретиться взглядом с кем-то из офицеров! Хотелось просто исчезнуть. Испариться. Провалиться сквозь пол.
– Зятек, – продолжила мама, – ты смотри у меня! Я ж ее не для того растила, шоб она страдала! Если шо, я разберусь! Мгновенно! Ты понял?!
– Понял, – сухо отозвался Чернов.
– Ну-с, – расхохоталась мама довольно. – Вздрогнем! – подняв бокал, расплескала шампанское. – За ваше счастье, мои дорогие!
Гости выпили, и мама с ними.
И тут кто-то из пьяных родственников заорал:
– Горько молодым!!!
Я похолодела и, кажется, даже побледнела.
Мама же хлопнула в ладоши, просияла и снова вскинула бокал.
– А вот это дело!!!
Гости дожимали. Нам с Русланом было не отвертеться. Гарцующая, как конь на выставке, мама заставила меня подняться. Я подчинилась, хоть ноги казались ватными. И этим дело, конечно же, не закончилось. В следующую секунду она буквально впечатала меня в Чернова.
Я напряглась всем телом. Он машинально сжал меня руками.
– Давайте, давайте! Чего замерли? Детей знали, как делать – и вдруг целоваться разучились?!
Расхохотавшись, мама захлопала в ладоши, призывая гостей подбодрить нас. Множество голосов тут же слилось в ритмичное скандирование.
– Горько! Горько! Горько!
Чернов посмотрел прямо мне в глаза – с той самой непроницаемой силой, которую мне не удавалось ни понять, ни выдержать. Горячие ладони сдавили талию чуть сильнее. Стоило ему наклониться, я судорожно вздохнула.
– Не надо…
Это не помогло. Руслан наклонился и просто взял свое.
Не по собственному желанию, конечно.
Вынужденно. Требовательно. И очень жестко.
Горьковатый и терпкий мужской вкус мгновенно забил мои сверхчувствительные на фоне беременности рецепторы, и по венам тут же разлился болезненный жар.
О, ужас…
Голова закружилась. Остро заныло под ребрами. В животе тягуче и тревожно запульсировало.
Поцелуй длился ровно столько, сколько того требовали гости. Но по моим ощущениям – целую вечность. Держалась каждую секунду, как сутки. Казалось, что пульс в висках вынесет мозги. Из-за этого задыхалась и неосознанно цеплялась за Чернова.
Наконец, последовало долгожданное «Ура!», и он отстранился.
Без какой-либо суеты. Без спешки. Без эмоций.
Как на тренировке по тактике – с четким расчетом и уверенностью.
Разомкнул пальцы, отпустил мою талию и сделал шаг назад. Садясь на свое место, вытер угол рта большим пальцем.
– Вот это да! – воскликнула на радостях мама. – Ну я ж говорила – идеальная пара!
Подлетев ко мне, смахнула воображаемую слезу, расцеловала в обе щеки и, пританцовывая, двинулась к своему столу.
Я медленно опустилась на стул.
Но не успела толком выдохнуть, как развернулась новая постыдная сцена.
Только оркестр ударил первые ноты «Императрицы», мама взорвалась.
– Это же моя песня! – вскочила, захлопала в ладоши. – Ирка, погнали! – с визгом дернула к сцене, волоча за собой сестру и полстола заодно.
Чокаясь с кем-то на ходу и обнимая официантов, они вдвоем добрались сначала до помоста, а когда их развернула охрана, нацелились на стол офицерского состава.
Подполковник Чернов смотрел на них в ту минуту так, будто собирался лично расстрелять. Руслан это тоже заметил. Оценил. Переглянулся с Косыгиным. И вроде как… улыбнулся. Но даже эта улыбка была странной. Слишком сдержанной. По большей части циничной.
И там шальная императрица
В объятьях юных кавалеров забывает обо всем…
Тетя Ира вытащила из-за стола какого-то несчастного майора. Мама же, не размениваясь по мелочам, оторвала от седой матроны мужа-генерала.
– Давай, мой хороший, не бойся! Танец – это про искусство! – захохотала мама, разворачивая генерала в неравный бой. – Легко влюбиться, императрица! Когда так страстно бирюзовым взглядом смотрит офицер! – подпевала, перекрикивая голос легенды.
Свадьба вошла в конечную фазу хаоса.
Косыгин уже не сдерживал смеха.
– Вот это у тебя мать, Библиотека! – выдал, выглядывая из-за глыбы по имени Руслан Чернов. – Ой, прости… С сегодняшнего дня – только Люда. Помню.
Я промолчала, стараясь не выдавать того, как мне стыдно за маму.
Первый раз, что ли?
Не увидели бы Черновы натуру моей родительницы сейчас, непременно познакомились бы с ней позже. По сути, так даже лучше. Легче, чем жить в ожидании взрыва.
Расслабившись, я повернулась к Тосе – человеку, с которым мы четыре года делили одну комнату в общежитии, строевой плац и бесконечные лекции. С кем вместе падали от усталости после утреннего кросса, зубрили материал перед экзаменами и тихо матерились в касках на полигоне.
Сегодня она была рядом. Конечно же.
Моя свидетельница.
В этот момент она медленно тянулась к бокалу, не отрывая взгляда от происходящего на «танцполе».
– Тетя Лариса – это пушка. В смысле, настоящий гаубичный снаряд.
Я с усмешкой кивнула.
Остаток вечера прошел еще хуже. Чернов, пользуясь алкоголем, делал все, чтобы этот кошмар не отложился в памяти. После третьего «Горько!» с таким мужем я сама чуть не окосела.
– Делай, что хочешь, но больше меня не целуй, – резко бросила ему, потеряв в легком треморе терпение.
Он и делал.
Нажрался за соседним столом так, что в номере, куда нас со всеми фанфарами провожали гости, даже китель снять не смог. Убийственно глядя на меня своими черными глазами, безрезультатно потаскал ворот, а потом плюнул и рухнул поперек кровати, как есть.
Я только выдохнула. С облегчением, конечно же.
Примостилась с краешку огромной кровати, в тяготах дождалась рассвета и с первой электричкой уехала с мамой в родной городок.
Официально – на летние каникулы.
Неофициально – на передышку от этой сказки.
[1]«Как молоды мы были», сл. Н. Добронравова, муз. А. Пахмутова.
Глава 3. Звонки через позвонки
Запах жареного ударил в нос по расписанию. С мамой никакого будильника не нужно – просыпаешься по факту.
– И упав на колени, забуду про гордость и прошлые ссоры[1]… – выдавала она на кухне с утра пораньше.
Грохот посуды, буйный стук ножа, шкворчание масла, тарахтение швейной машинки и мамино неугомонное пение – то, с чем я свыклась еще в детстве. Спала только так! Но запахи… С началом беременности мой организм отказывался их игнорировать.
На тумбочке завибрировал мобильник. В сердцах вырубила, не удосужившись посмотреть, кто звонит. Вариантов немного. Ни с кем из них я разговаривать не хотела.
Рывком вскочив с кровати, пронеслась через комнату и резко захлопнула дверь. Простучав пятками назад, распахнула окно и, поймав глоток утренней свежести, упала обратно в постель.
Только натянула на голову простынь, как дверь снова открылась.
– Это че тут за парад? Не в казарме, – возмутилась мама в своей обыкновенной манере. – Ать-два, шагом марш на кухню, пока беляши горячие.