– Извини… – выдохнула пристыженно. – Мне просто… Было интересно…
Обтерев руку о свое бедро, попыталась спрятать ту за спиной. Но Чернов поймал и… приложил обратно. Чуть ниже. Туда, где под плотной твердой и обжигающе горячей кожей бился пульс. Бился крайне часто.
– Не смей извиняться, – толкнул хмуро. – Трогай. И не пугайся. Я реагирую, потому что… крышу рвет, – признал со всей серьезностью, но при этом с перебоями. Наклонился. Заставляя меня задыхаться, скользнул губами по моему уху. – Нравится? – спросил, будто реально важно. И повторил: – Трогай.
Внутри меня будто завелась оса. Хотя, наверное, целый рой. Летая по организму, они ударялись в органы и другие препятствия, путались в связках, залипали в нервных волокнах, словно в паутине, и без остановок жалили.
Сердце уже не вытягивало заданную нагрузку. Но выбора у него не было. Как и у меня. Точка невозврата осталась где-то позади.
Мне действительно нравилось трогать Руслана. Нравилось и то, что он удерживал мою руку. Так у меня была отговорка перед сопротивляющимся этой ситуации мозгом. И находились ресурсы, чтобы двигаться.
Как осы дразнили мои внутренности, так мои пальцы поражали чувствительные окончания на кажущейся непробиваемой коже Чернова.
Мы оба дрожали.
Он – почти незаметно, по большей части только ощутимо. А я – вовсю.
Я забыла о собственной наготе. Напрочь. Ведь мы смотрели друг другу в глаза. За все то время, что я исследовала тело мужа, зрительный контакт ни разу не разорвался.
И вдруг…
– Не против?
Не поняла, в чем суть вопроса, пока дыхание Руслана не опалило губы. После дошло, что и смотрит он на них – плотоядно, интенсивно, жадно. Как смотрят на объект, который давно выжигал изнутри запретными желаниями. Сопротивляться им уже невозможно. Дотянуться – значит, выжить.
Я, конечно, не ожидала такого. И на миг потерялась. Во мне просто выбило предохранители.
Как же так? Почему? Неужели?..
Но…
Я быстро забыла о своем шоке. Стоило внутри всему откликнуться.
Неотвратимо. Навязчиво. До ужаса рьяно.
Трепет предвкушения – слабо сказано. Когда Чернов поднял взгляд, выдав тот самый бесконтактный ожог исподлобья, меня колотило. Едва нашла в себе смелость мотнуть головой.
Не против.
Он больше не ждал. Рванул вперед и впился в мои губы.
Не было ни проб, ни плавного вступления, ни элементарной осторожности. Только жар, голод и непреодолимая, однозначно изматывающая необходимость. Наверное, Руслан сорвался. Не как боец, который входит на вражескую территорию с целью захвата. А как мужчина, который больше не может держать себя в узде.
И мы столкнулись, как сталкиваются огонь с порохом… Неизбежно. Стремительно. Судьбоносно. С треском. С ослепительным внутренним хлопком. И с пульсирующими пробросами в каждый нервный узел.
Я опешила. Пошатнулась.
Показалось, что планета вместе со мной слетела с оси.
Нашла пальцами его жилистую шею. Вцепилась. Вонзилась в кожу ногтями, как вбивают страховочные клинья в расщелины скалы.
Было ощущение, что падаю. Что бы ни делала… Только Чернов мог удержать. И он держал, сжимая ладонями бедра, талию… Сгребая всю меня. Перед тем как шандарахнуло током из-за контакта грудь-в-грудь и пошло всепоглощающее исступление, обнаружила себя в кольце. Одна рука Руслана пошла вокруг шеи. Он буквально выкрутил меня, укладывая затылком на локтевой сгиб, и припал с еще большей страстью.
Воздуха с первых секунд не хватало. Я задыхалась. И, что самое удивительное, он тоже.
Но остановиться мы не могли. Продолжали. Снова и снова. Понятие меры явно было утрачено. Нами. Людьми системы.
О Боже… Да черт с ней и с последствиями!
Усиливая наше слияние, я старалась отражать движения его губ. Сама так делать не решалась, да и не знала, должна ли… Может, это сугубо мужская прерогатива? Но охотно принимала и толчки его уверенно наступательного, головокружительно страстного, лихорадочно горячего, возбуждающе влажного, горько-сладкого и одуряюще терпкого языка.
Да, наш поцелуй не был нежным. Он был лучше. Гораздо лучше.
Истомленным. Шалым. Потрясающе мощным.
Настолько насыщенным, что каждое удачное взаимодействие отзывалось прострелами в позвоночнике, искрами в груди, чувственными колебаниями в животе и вибрациями в бедрах.
И чем дольше Чернов меня целовал, тем больше его трясло. В прямом смысле. Его грудная клетка так дрожала, словно в ней бушевал настоящий ураган.
Я упивалась и захлебывалась. Его мужественностью. Его сумасшедшей, почти звериной жаждой. Его ненасытной, буквально сокрушающей потребностью.
Мы целовались раньше… В ту ночь… Потом на свадьбе…
Но то, что происходило сейчас, не шло ни в какое сравнение. Тогда это были вспышки и точечные всполохи. Сейчас же – пожар. Поглощающий без остатка. Прожигающий до дна. Оставляющий метки – там, внутри. По тому, как трещал контроль бойца, было очевидно, что и для Руслана подобное стало неожиданностью.
Слишком сильно. Слишком глубоко. Слишком тотально.
Этот поцелуй не был ни началом, ни продолжением. Он был кульминацией. Ключом, открывающим шлюзы и срывающим все стоп-краны. Как будто все, что мы в себе подавляли, хлынуло наружу.
Мысли исчезли. Страхи рассыпались. Сомнения обнулились.
Остались только мы.
С дрожью, что распространялась по нашим телам волнами. С бешеными ударами сердец, не совпадающими в ритме, но бьющимися друг другу навстречу. И со спаянными до состояния агонии ртами.
Мы были неразделимы.
Сливались дыханием. Смешивались вкусами. Спутывались чувствами. Действовали, как единый раскачанный штормом организм.
И что с того, что молоко, и правда, потекло?
Меня волновало только то, как эта грудь ныла, как зудели соски, и как они горели при контакте с будоражащей меня порослью на торсе Руслана. Я испытывала потребность углубить этот контакт… Обострить. А потому то и дело хотя бы минимально потиралась.
Влага в трусиках все еще смущала, но я больше не убегала от нее. Не отрицала. Я принимала свою сексуальность. И с удовольствием проживала целую череду импульсов, которые в руках Чернова нарастали лавинообразно.
Он и сам… Вероятно, был уже на грани. Животом я чувствовала, как ткань его боксеров – в том месте, где находилась головка раскаленной эрекции – стала мокрой.
И эта капля… Она была невыносимо желанной.
От осознания, что это я вызывала в его теле такие реакции, распирало эйфорией. До звона в ушах. До мурашек на затылке. До тугих судорог курсирующего по моему организму удовольствия. И все эти молнии сходились в одну точку – там, где тяготило основное напряжение. Где я пылала. Где был нужен Чернов.
Он понимал… Господи, как же он меня чувствовал…
Словно по команде отстранился. Не отдаляясь, выдохнул в меня. Один резкий, тяжелый, силовой поток пробрал до поджилок. Я сотряслась, как от залпа. И в его большом, исключительно выносливом теле внезапно и определенно яростно перекатились мышцы.
Показалось, что внутри него прошла взрывная волна, и он сдержал ее на пределе возможностей.
Челюсти Руслана сжались. Скулы натянулись. Носогубные линии дернулись. А сами губы – влажные, покрасневшие и будто наэлектризованные – дрогнули.
Мы замерли и встретились глазами.
Его взор был затуманен, словно в самом деле через поволоку дыма смотрел. Сквозь коптящее пламя нестерпимой потребности. О Боже, желание в его глазах было не просто огромным. Оно было одержимым. Безумным в своей интенсивности.
Но Руслан балансировал.
Смотрел не только пристально, но и с крайней степенью внимания. Будто я – его центр принятия решения. Только поймав нужный отклик, совершил новый рывок: сместившись, подхватил меня на руки.
Я на автомате вцепилась в крепкие плечи, ощущая, как под ладонями играют натянутые, будто тросы, мышцы, и уткнулась носом ему в шею. На его коже уже не было следов парфюма, ведь он после душа, но, Господи, как же он пах. Если в этом мире и существуют афродизиаки, то запах Руслана Чернова – их квинтэссенция. Натуральный. Насыщенный. Пьянящий. С привкусом силы. С нотами мужественности. С намеком на опасность. С эффектом безотказного кайфа. За те несколько секунд, что ушли на путь к кровати, меня передернуло волнением столько раз, что пресс заныл, будто я сделала сотни скручиваний.
Как это пережить?
За грудиной все распадалось. И делилось не просто на частицы, а на новые химические реакции. Сердце, словно взбесившийся агрессор, колошматило все органы, которым всего-то не посчастливилось соседствовать с ним. Ребра гудели. По венам искрило. А легкие расширялись до таких объемов, словно намеревались обогатить кислородом весь мир.
Оказавшись на прохладных простынях, я инстинктивно выгнулась. А едва успев расслабить спину, замерла… Один хищный взгляд, и Чернов сдернул с себя боксеры.
Боже…
Все произошло так быстро и отчего-то так ошеломляюще неожиданно, что я резко и крайне неловко сглотнула. Прям на середине шумного вдоха. Тут же закашлялась. Но отвести взгляд от Руслана себя заставить не смогла.
Плечи, грудь, живот – мощный щит, на который я сегодня уже насмотрелась и чуток притихла с реакциями. А вот та часть тела, которая начиналась с крутого откоса натренированных мышц и сгущающейся на них волосяной поросли, заставила мои глаза округлиться, щеки – вспыхнуть, а дыхание – оборваться.
Шоковая волна была настолько оглушительной, что я никак не могла скрыть бурных впечатлений, которые полностью голый Чернов во мне вызывал.
Все в нем было естественно и… красиво. Но эта необратимая истина, эта откровенная природа, без каких-либо ширм, в своем первозданном виде рождала внутри меня почти священный ужас.
Боже мой…
И вместе с тем, как ни странно, и это виденье, и эти ощущения набирали все очки, чтобы стать самым захватывающим событием в моей жизни.
Массивный, налитый, рельефный орган… Если по дням считать, я видела его третий раз. Но физиологический отклик не притуплялся. Напротив, становился ярче.