Особенно, когда я уже точно знала, что скоро он окажется внутри меня.
Господи… Вот это концентрация мужской силы…
На боку полового члена билась толстая вена. Пунцовая головка, натягивая кожу, смотрела точно в потолок. И да… На тугой вершине блестела свежая капля предэякулята.
Естественно, Руслан замечал все мои взгляды. Но, к счастью, ничего не говорил. Лишь пару раз дернул желваками, будто вынужден был гасить внутренние порывы.
Молча выдвинул ящик тумбочки, взял один презерватив и со скопившимся нетерпением разорвал фольгу зубами.
«Столь жесткая эрекция, должно быть, по-настоящему мучительна…» – предположила я мысленно, пока Чернов прижимал латекс к головке.
С этим контактом по его торсу будто спазмы пошли. Лицо тоже успело исказиться. Доли секунды, и он, стиснув челюсти, вернул себе безэмоциональное выражение. Вот только брови оставались чуть сдвинутыми. Я чуть не улыбнулась, когда поняла, что мне нравится эта его суровость.
Раскатав защиту по члену, Руслан с той же отточенной стремительностью добрался до меня… Обвел взглядом с головы до ног и стянул с меня трусы.
Я сначала напряглась. Сжалась всем телом, будто от внезапного порыва ветра. Но уже в следующее мгновение… сдалась.
Он был моим мужем. Официально. И я… Я правда любила его.
Кусая губы, позволила Чернову растолкать свои ноги и занять позицию между ними. Он навис надо мной, удерживая вес на вытянутых руках. Полностью не ложился, но я уже чувствовала его всего.
Горячего. Твердого. Возбужденного.
Чувствовала и дрожала от острого наслаждения. Тело горело настолько, что казалось, будто каждая имеющаяся в нем клетка раскрылась и выставила наружу свою сердцевину – свою самую ранимую часть, которой по законам эволюции дано знать то, что тяжело усвоить нашему мозгу.
Медленно наклонившись, Руслан прижался губами к моим губам… Не поцеловал. Просто прижался. Затем вскинулся. Прикипел взглядом, в котором читалась некая растерянность, словно внутри него происходили дикие для него процессы. И с надсадным вздохом сместился ниже – прошелся по шее, плечам… Меня накрыло мурашками. Я снова стала катастрофически задыхаться. И выдержать это не могла. Обхватив голову Руслана ладонями, слабым жестом попросила вернуться.
Он, конечно же, понял. Вытянулся, врезаясь в меня взглядом.
Я в него тоже посмотрела… В самую суть Руслана Чернова – туда, где обитает воля, трещит по швам контроль и бурлит, как магма под давлением, вожделение.
Его плоть тяжелым грузом покоилась у меня на животе и, хоть Рус не двигался, одно это ощущалось как угроза. Жгучая угроза. Часть меня уже подчинялась ей – бедра било тремором, из влагалища сочилась вязкая влага, а заострившаяся грудь высоко и провокационно вздымалась.
Чернов держался. Как боец на последнем рубеже. Я видела, что ему так же сложно, как и мне. Хоть внешне он оставался той же непоколебимой скалой, его выдавали дрожь, вздутые вены и налитые кипящей сталью мускулы.
– Готова? – спросил низко, с черствым хрипом.
Я кивнула. И перестала дышать.
Это было не просто согласием. Это было доверием.
Тело Чернова вспыхнуло. Стало еще больше, еще горячее, еще опаснее. Чужое и родное – одновременно.
Как же мне хотелось ему принадлежать…
И он взял.
Не рывком, как было в наш первый раз. Нет.
С четкостью бойца, идущего на подрыв. С сосредоточенной выверенностью. С гулом накала, который не просто соединял, а буквально расщеплял нас двоих на атомы.
Сначала во мне побывали пальцы Руслана. Это было настолько смущающе, что я, разрешив ему все манипуляции, стыдливо прикрыла глаза. Снова пришлось кусать губы. И все равно… Стоны срывались. А уж ломаных вздохов и вовсе было до беспамятства много.
– Не больно? – этот вопрос Чернов просипел несколько раз.
Я не могла говорить.
Так что, мотая головой, сквозь зажеванные губы, выдавала один-единственный звук:
– Ыу-у…
И только после того, как на очередном выпаде два его пальца вошли, не вызвав со стороны моей плоти слишком сильного сопротивления, Рус прижался лбом к моему лбу и спросил:
– Откроешь глаза?
Я беспрекословно подчинилась.
Его дыхание било в лицо порывами, будто он пробежал десятки километров. А взгляд… Господи, этот взгляд… Он был таким жарким, таким проникающим и таким настойчивым, что не оставалось сомнений: он знает, как я устроена изнутри. Где точка входа. Где таится страх. Где пульсирует желание. И где та самая глубина, в которую можно нырнуть без остатка.
И он… нырнул.
Сдержанно, как спецназовец. Но внутри меня это все равно ощущалось как прорыв плотины. С каждым миллиметром, на который протискивалась его плоть, из моей груди вырывались звуки – какая-то беспомощная смесь хрипа, всхлипов и сладких стонов.
Это было похоже на внедрение, за которым следовало подчинение и то слияние, которого требовала моя душа.
– Больно? – снова спрашивал Чернов.
Я только мотала головой.
Он так пристально за мной следил, что мне казалось, будто я под микроскопом. Считывал каждую реакцию и все равно беспокоился. Уточнял, опасаясь ошибиться.
Я зажала его где-то на половине пути. Сморщившись, все так же без слов попросила передышку. Он застыл. С него капало. Глаза горели. А с приоткрытых и будто обветренных губ выходило уплотненное и хриплое дыхание.
Растягиваться под него, принимать и лихорадочно пульсировать… Преступно было бы назвать этот процесс пыткой. Но он, определенно, был чрезвычайно сложным для восприятия и адаптации.
Глядя друг другу в глаза, какое-то время только слушали выходящее за пределы всякой нормы дыхание. Не верилось, что мы, подготовленные курсанты, можем вот так вот ломаться под нагрузкой. Ладно я, ослабленная после беременности и родов. Но Руслан… У него же космическая подготовка. Он из тех бойцов, которые могут терпеть и запредельные испытания возможностей человеческого тела, и адскую боль.
Было трудно, но Чернов ждал. Ждал, пока я не разжала внутренние замки, снова открываясь и позволяя ему двинуться дальше.
И он пошел до конца. Сдавленно, почти беззвучно… Но отозвалось везде. Увидев, как по его рукам пролетела дрожь, сама всколыхнулась. Зашипела, но бедра расслабила. Когда Руслан оказался внутри полностью, меня будто затопило. Не только интимной влагой, но и целым каскадом ощущений, которые ей предшествуют: электрическими разрядами, огненными судорогами, лютыми спазмами и щемящим трепетом.
– Хорошо… – озвучила я неосознанно.
Чернов был во мне. До упора. Глубже попросту некуда.
И в этот миг… Вот он – мой стержень. А я вокруг него – плотью, пульсацией, жаром.
– Хорошо?
– Угу-м…
Не узнавала новую себя. И привыкнуть к ней не успела, как Руслан, получив добро, начал двигаться. На первом же толчке захлебнулась. Не смогла сдержать дребезжащий стон удовольствия. И… Тут же была прижата Черновым. Он вошел жадно. С хрипом. С одуряющим натиском. С той самой выверенной брутальностью, которая обезоруживала напрочь. И с поцелуями, которые будоражили до потери сердцебиения.
Ритм был довольно медленным. Но, Боже мой, настолько тяжелым и тугим, что от каждого выпада трясло. Изнутри наружу выворачивало.
И я отдалась.
Позволила себе стонать, всхлипывать и даже крайне пошло охать.
Господи… Всем своим существом отдалась.
POV Руслан
Я полетел с поцелуя. Как будто до этого не было ни хуя. Ни гари. Ни жара. Ни разрядки. Никаких, блядь, обрывков счастья. Все не то. Контакт с ней – СВОЕЙ – ядерный пуск, выжигающий до основания. Сбросило, мать вашу, до нуля. До заводских, нах. Все заглушки сбило. И понесло из нутра что-то такое, что уже не усмирить.
Все инструкции выветрились. Заработала база.
Зверю, сука, волю дали. Он и рад рвануть наружу.
Врезался в СВОЮ не просто губами. Всем телом. Каждым нервом врубился. И по каждому такому наглому нерву вмазало ебейшей отдачей. Чтобы не заигрывался. Научило? Хуй там. Внутри хрустело, как при множественных переломах, а я фигачил дальше. Дорвавшись до рта СВОЕЙ, не останавливался.
Я ее, блядь, буквально захапал. Сжал, доказывая, что правда моя.
Хотел, конечно, зная все исходные, по так называемой нежности пойти. Чувствовал: так надо. Но, вкусив СВОЮ, обнулился и попер, как на выживание. Без нее бы взорвался, как гребаный боезапас под солнцем.
Сука… Меня так конкретно вело.
Я не контроль утратил. Я себя потерял.
Охренел. Такого еще не было. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. «Добрыня» не в счет. Там я сознательно на риск пошел. Сейчас же – сам не знал, что от себя ожидать.
На первой минуте, когда только-только шарахнуло по голым рецепторам, показалось, что слегка попустило – открылся клапан, хлестанул. Но по факту давление как спало, так и поднялось. Еще выше.
Меня, блядь, заколотило. И я понял, что тупо не могу СВОЕЮ насытиться. Мать вашу, я был, как жаждущий в пустыне: вроде пьешь, заливаешься, а сушняк только расходится.
Губы. Вкус. Отклик. Подрывной заряд. Заложила под ребра метко.
Кто-то звездел про фейерверки во время оргазма, а у меня от поцелуя со СВОЕЙ в животе фугас разорвался.
Со смещением внутренностей. С ударной волной до лопаток.
Минус.
Я пытался быть осторожным. Но выдержка, которую выстраивал годами, треснула.
Как так?
Все просто. Я наебал сам себя. Не с поцелуя мне отбило мозги. Еще на этапе, когда снял с жены сорочку. Возрадовался, что обе сиськи вижу, как Моисей, узревший неопалимую купину. Осоловел боец. Ну и к херам эту дисциплину.
Она дергалась, стеснялась, а у меня, сука, руки хуячило судорогой.
Сука.
Точка кипения? Давно прошел.
Думал только о том, как в себе разместить СВОЮ, чтобы не разъебаться в кровь.
Дышать было трудно. Тупо невозможно. Как будто воздух для таких, как я, отрубили. Оставили лишь ее – СВОЮ – горячую, нежную, настоящую. Плоть к плоти. Я ощущал каждый миллиметр контакта, будто лезвием водили по самому уязвимому.