Не дожидаясь ответа, подхватил оставленное ранее вино, взялся за ручку коляски и повел нас с сыном за собой.
Неужели он, и правда, хотел, чтобы мы были рядом? Не надоело?
– Ты светлокожая, – отметил на месте. И, передвигая одно из пластиковых кресел под разлогую грушу, распорядился: – Садись в тень. А тут даже вечером обгореть – влегкую.
Коляску с Севой рядом на тормоз поставил. Я заглянула в люльку, чтобы убедиться, что с сыном все в порядке, и, поправив фату, которая служила защитой и от насекомых, и от солнечных лучей, опустилась в предложенное кресло.
Клонящееся к горизонту солнце никоим образом меня не касалось, но я все равно почувствовала, как по коже скользнуло чрезвычайно жгучее тепло.
Все из-за Руслана.
Играла композиция той самой группы, что я не раз ловила из окон его машины, еще когда мы учились. Фактор-2, если не путаю. Пели про весну. Пели похабно. Именно последнее меня всегда возмущало. Сейчас же… Глядя на то, как Чернов, стоя у мангала, сосредоточенно щурясь, облизывал губы, чувствовала, что эта самая весна действует на меня.
Настойчиво. Навязчиво. Пробираясь в самые потаенные уголки тела.
Опять врывается весна, и созрели семена,
Я прошу тебя, давай собирать мой урожай.
Орудие труда ты получишь без труда… А-а…
Подняв голову, Рус поймал мой взгляд, подмигнул и вдруг… улыбнулся. Не как боец. Как тот Чернов, которого я изо всех своих зрелых сил старалась не замечать с первого по четвертый курс. По-мальчишески задорно.
Я чуть не задохнулась. Внутри все так загудело, словно по нервной системе ударили высшим разрядом. Едва сдержалась, чтобы не выдать себя тремором. Устроив руки по обе стороны от своих бедер, вцепилась в край кресла и судорожно сжала ослабевшие ноги. Между ними стало горячо и… влажно. Разболелся живот. Но все это… являлось приятным до безумия.
– Сопровождение на уровне, – беззлобно бубнил нанизывающий на шампуры мясо Владимир Александрович. – Думал, ты в СОБРе перерос этот пацанячий лепет. А нет.
Рус высунул язык и, зажав его, снова ухмыльнулся. Отец на его выходку тоже выдал улыбку – мельком, но искренне.
– Ой, цыганва… – протянул в своей манере. – До сих пор удивляюсь, как Мила за тебя замуж пошла. Редкая удача.
Я поежилась и покраснела.
А муж, сощурившись, выдвинул:
– Спланированная акция?
– Точно спланированная. Твоими стараниями. За дровами, орел, смотри. Прогорят же, твою налево.
– Слежу. Не прогорят.
Видимо, как раз чтобы не прогорели, Чернов размахивал над углями куском фанеры. И, Боже мой, с каждым движением у него так сильно напрягался пресс, что все четче прорезались кубики. Моментами и без того плоский живот западал, оставляя чрезвычайно выраженными косые волокна. Шорты медленно, но неотвратимо, съезжали ниже. Ниже резинки трусов.
Работали при этих действиях и плечи, и грудные, и руки.
Добавим проступающие под смуглой кожей вены, блики солнца, стекающие капельки пота и эту волнующую поросль… И дадим оправдание моему подвисшему состоянию.
Я не знала, получится ли у нас что-то в доме свекров. Но уже очень сильно ждала того часа, когда мы с мужем останемся наедине.
Нашпилив мясо, Владимир Александрович ушел в расположенную в глубине сада беседку. Вскоре туда же направились и его старшие сыновья. С упаковкой пива. По пути предложили бутылку Руслану. Он отказался.
Я поняла, что из-за меня, чуть позже, когда он, не прекращая обмахивать мясо, спросил:
– Что насчет алкоголя? Это только из-за деда? Или были еще причины?
Внутри меня все дернулось, стоило лишь принять его взгляд.
Отвечать не спешила. Не потому что не хотела. Прокручивая кольцо на пальце, какое-то время собиралась с мыслями.
– Так сложилось, что в моем окружении все пили, – призналась неловко. – И… Это редко хорошо заканчивалось.
Рус кивнул и задержал на мне взгляд.
– Понял, – выдал коротко, но с реальным пониманием. – Я вообще-то тоже не по пьянкам. Синька – чмо. Не люблю терять контроль.
Я выдохнула, ощущая, как тело охватывает полное расслабление.
«С ним не пропадешь…» – убедилась в очередной раз.
И улыбнулась. Открыто. Не таясь.
Глава 35. Будет так всегда
Только подошла первая партия шашлыка, Сева решил, что пора просыпаться.
– Среагировал на запах мяса, – хмыкнул Руслан, глядя на сына с той самой суровой теплотой, от которой у меня внутри так дрожало, что подворачивались пальчики на ногах. – Мужик.
– Да уж… Скорей бы он все есть начал, – вздохнула, прижимая малыша к груди. – У меня уже примерный рацион питания составлен. Так интересно, какие блюда он больше любить будет.
Руслан, приподняв бровь, усмехнулся.
– Корми здесь. Я прикрою, – остановил уверенно, когда увидел, что я хочу уйти в дом. И, не дожидаясь ответа, крикнул в сторону беседки: – Эй, у нас тут питание младшего состава. Никому не приближаться.
Никто не обернулся. Свекор лишь вытянутым вверх кулаком дал знать, что приняли к сведенью.
И Рус кивнул мне, мол, приступай.
В последнее время часто кормила при нем. Да и в принципе раздевалась теперь каждый день. Точнее, он раздевал. Но какая-то парализующая робость, острое смущение и бурное волнение каждый раз были такими сильными, что преодолевать приходилось как будто впервые. Снова. И снова.
Затаив дыхание, я обнажила грудь. Руки дрожали, и внутри буквально кипело, пока аккуратно прикладывала сына.
Руслан посмотрел. Быстро. Словно на автомате. Но и в этом взгляде, и в моих реакциях на него неслось так много всего, что просто невозможно было сдержать.
Бушующее между нами пламя страсти не мог приглушить ни младенец, ни близость родни, ни общая семейная атмосфера. Оно не только тлело. Оно жгло. И разгоралось ярче.
Я опустила взгляд.
А Рус… Проходя мимо нас, он вдруг наклонился и поцеловал чуть выше груди, которую в этот момент сосал сын. Я не дернулась, лишь потому что оцепенела. Но кожу будто огнем лизнуло. Тем самым, который Чернов обычно прятал под броней.
Он отошел. Занялся второй партией шашлыка.
Однако… Волнения не стихали.
Казалось, что после этого короткого контакта натянулась нить. Тоненькая, звенящая и вибрирующая. Из-за нее все сжалось в животе. И сердцебиение перебоями пошло. Вся я стала слишком чувствительной – одних только взглядов Руслана хватало, чтобы продолжать гореть.
Он ничего не говорил. Не намекал даже. Но я ощущала его сдержанное и тяжелое желание так, словно оно меня касалось физически. Входило в мое тело. Насыщало. И переполняло.
– В баню пойдете? – крикнул из беседки свекор, очевидно, обращаясь сразу ко всем. – Если хотите попариться, надо растапливать. Минимум два часа уйдет, чтобы прогрелась.
– Мы с Людой пойдем. Вдвоем, – выдал Руслан. Увидев, как я вытаращила на него глаза, кривовато улыбнулся. – Ненадолго. Мама с Севой посидит. Быть в поселке и не заглянуть в батину баню – преступление.
– Я просто… никогда не была в бане…
– Не была – считай, понимания нет.
– Может, и так…
Согласилась, хоть перспективы и пугали. Повелась на осознание уединения, которое никто не сможет нарушить. И на мысль, что Рус будет голый.
– Я топить значит, – пробормотал Владимир Александрович, поднимаясь и, не глядя в нашу сторону, покидая беседку.
Я прикрылась пеленкой, конечно. Но почти сразу же расслабилась.
Сева ел, шумно дыша от усердия носиком, а я сидела и медленно погружалась в наполненную запахами, звуками, красками и какой-то особой душевностью гармонию загородной романтики.
– Здорово здесь… – выдохнула, не скрывая восторга. – Надо почаще выбираться.
Неловко пожала плечами, когда Руслан направил и задержал взгляд.
– Почему нет, – поддержал негромко. – Места много. Можем хоть каждые выходные приезжать.
– Ты… раньше… отсюда на занятия ездил? – не сдержала любопытства. – Или в нашей… эм, то есть бабушкиной квартире оставался?
– Кто бы мне ключи дал там оставаться? – усмехнулся Чернов. – Катался, – признался честно. И, выдержав паузу, добавил: – У бати дисциплина серьезная: не ляжет спать, пока не проведет проверку личного состава и не раскидает всех по койкам. Знаешь, сколько я во-о-он там на бетоне отжимался на кулаках? Посреди ночи. Только за градус. Как сейчас помню: дождь фигачит, я херачу. А батя стоит с чашкой чая вот у этого окна – внутри, вестимо… Считает, блядь.
– Проверял-проверял, и все равно проморгал, – раздалось добродушное от подошедшей к нам свекрови.
Руслан сдвинул кепку, почесал макушку и коротко, будто даже смущенно, но при этом довольно рассмеялся.
– Ты при нем такого не говори, мам.
– А то он сам не понимает… Хотя год назад папу, конечно, тряхнуло! Как так?! При его железной дисциплине сын не только девочку в дом привел, но и внука заделал.
Ох, уж эти их откровенные разговоры… Я уже чувствовала себя забродившим игристым. А Русик только смеялся. Боже мой, он никогда и нигде не смеялся столько, сколько смеялся здесь. Правду говорят: возвращаясь в отцовский дом, даже самые взрослые снова становятся детьми.
Севушка, будто поняв, что говорят о нем, бросил грудь и, повернувшись к отцу, тоже захохотал. Да так забавно, издавая в дополнение какие-то новые звуки, что я сама не выдержала – рассмеялась следом.
– Вот кто все устроил, – резюмировала Светлана Борисовна. – Как теперь гордится собой! Да? Моя ты радость! Поел? Иди к бабушке, – позвала, протягивая руки. Сын, конечно же, охотно к ней пошел. – Это ты последний шашлык снимаешь? – спросила у Русика, пока я поправляла одежду. Муж кивнул. – Ой, ну давайте тогда за стол. У нас-то тоже все готово… Да, сладкий? – снова с Севой заговорила. – Вот это мы с тобой наиграемся. Спать с бабушкой пойдешь? Никуда твои родители не денутся. Пусть отдохнут. А мы с дедом хоть молодость вспомним… Да? Красавчик!
– Группа быстрого реагирования! Все на построение! – выдал с крыльца Михаил.