Взяло в оборот, будто градусами реактивного топлива.
Застрял в дверном проеме на попытках вернуть себе трезвость. Но чем дольше я там стоял, тем сильнее пьянел. Все тело вибрировало. Жестко. Словно по артериям, венам и капиллярам вместо крови гнало ток.
Двинулся. Намеренно. Привлекая к контролю все внутренние ресурсы.
А привлек внимание Милки.
Она вздрогнула, распахнула глаза и, дернув голову в естественное положение, впилась в меня взглядом.
Под прицелом? Со СВОЕЙ мое сердце вскрывалось сквозняком.
Чистое смущение, откровенная податливость, безграничная мягкость и пылкая готовность – вот он, код допуска. Ключ от всех замков.
Ринулся вперед, едва поймал на высоких частотах рваный вздох жены.
Промчался, словно сквозь огонь, не понимая даже, что полыхало, один хер, внутри меня, и никуда от этого пламени не деться, пока до разрядки не дойдем.
– Милка… – хрипнул с натяжкой, накрывая ладонями хрупкие плечи.
Еще пару месяцев назад не мог догнать, как ее называть. А сейчас столько притязательных слов накопилось.
И все, сука, в горле встали.
Потому что…
Моя. Молочная. Чернова.
– Красивая, – вот прям так и обратился. И после паузы для ясности обуглил с нажимом: – Ты, пиздец, красивая. Я в отлете.
Ломанулся руками по телу. Нет, блядь, врезался всеми рецепторами. Импульсы сбились и шатко заходили по организму, выдавая исключительно стихийные реакции.
Но я, один хер, не мог сбавить ход.
Наблюдая, как алеют щеки СВОЕЙ, как сгущается ее взгляд, как ускоряется и перебивается судорожными рывками дыхание, жег кружево ладонями. Мать твою, такое тонкое, что не было надобности снимать.
Все просматривалось. Все чувствовалось.
И губами сосок не менее удачно захватывался. Через скребущую сетку с напором втянул в рот, и СВОЯ задышала с таким надрывом, что меня захлестнуло.
– Русик… Рус…
Продолжая ласкать языком, собрал ладонью у основания. Загребал и мял не столько ради себя, сколько ради нее. Хотел, чтобы СВОЯ от удовольствия вздрагивала, выгибалась, стонала.
В тот момент кайфовал именно от ее реакций.
Милка цеплялась за меня ногтями. Я за нее – пальцами. Теряя контроль, оставлял следы не только на чувствительной плоти сисек, но и на ее боках, бедрах, ягодицах.
Когда слишком сильно затряслась, переключился губами на шею. Грудь не отпускал – мял и выкручивал. Второй рукой нырнул в волосы. Спутывая их, одичало зализывал. И, сука, кусал – так, мать вашу, голодно было. Присасывался, попутно впечатывая с такой силой, что заскрипела рама балкона. Пока добрался до рта Милки, вся она не только в моей слюне была, но и в розоватых кровоподтеках.
– Ха-а… Ха-а… – так дышала, прежде чем накрыл.
Сцепились, и затянуло. В вакуум. Непонятно, кто активнее. Образовалась какая-то буферная предгрозовая зона. С раскатами, порывами и повышенной влажностью. Сука, крайне интимной и чертовски охуенной влажностью.
Вкус СВОЕЙ – отдельная тема. Не врал про сладость. Но и на том не все. Он, на хрен, был таким концентрированным и мощным, что вызывал не только лютый торч, но и глубинную зависимость. В том суть, что усиливался этот вкус и выражался ярче на этапе смешивания с моим. Бешеная гремучка. Готов был пускать ее по своим и ее венам вечность.
Ну и губы, язык… Сука, да даже небо… Тактильно все ощущалось особенным.
И двигалась Милка именно так, как я научил. Теперь это с ней на всю жизнь.
Моя же. Моя.
Спустившись обратно к груди, дернул все-таки кружево вниз. Не снимал, но сиськи вынул. К одной присосался. Затем ко второй. СВОЮ придерживал уже в обхват спины. И все равно казалось, что вывалим стекло, о которое она, инстинктивно отшатываясь, билась то плечами, то головой.
– Русик… – пискнула на выдохе, когда коснулся кружева между ног.
Лоскут был пиздец каким мокрым.
Удерживая Милку, невзирая на череду коротких, но оглушительно громких стонов, начал с собственным глухим порыкиванием натирать им ее плоть.
До жара. До четкой пульсации. До характерных пошлых звуков. До размазывающих в нулину сладострастных запахов.
Когда влаги стало так до хрена, что заскользили между собой пальцы, развернул и подтолкнул к кровати. План был простой – бегло заценить сзади.
Но открывшийся вид вышиб настолько, что замкнули не только мозги. В паху повело.
Если бы меня спросили, какая часть тела у Милки шикарнее, я бы заметался, как салага. Все нравилось. До гари. Но стринги так выгодно подчеркнули округлые ягодицы, которые я и раньше считал выпуклым сердцем, что я в помутнении готов был определиться.
– Засада… – выдал одними губами.
И сглотнул ком, который провалился в нутро, как кирпич в бездну.
Руководствуясь исключительно животными повадками, вынудил СВОЮ наклониться. Она послушно уперлась ладонями в матрас, и я, блядь, закурсировал взглядом не только по румяным полушариям, но и по тому месту, где черная ткань, прилипнув, маячила мокрым пятном.
У виска дернулось, словно пуля влетела. Дальше, понятное дело, по накату. Ощущения раскручивались как после разрыва заряда – разнесло на сотни частиц. Они и спровоцировали в башке похожую на сейсмическую тряску масштабную пульсацию.
Просунул палец под полоску трусов, подцепил крючком и, оттянув, потащил на сторону. Стрельнув, та так впилась в упругую мякоть ягодицы, что на коже образовался быстро краснеющий залом.
На глаза рухнула пелена. А я сморгнуть ее не смог.
Снова сглотнул. Но слюной, блядь, так топило, что не срабатывали никакие спасательные операции. Хоть откачивай.
Или…
Разделив розовую сердцевину, накатал пальцем скользкие дорожки – от входа до клитора, от клитора до ануса и на обратном пути внутрь СВОЕЙ. А потом наклонился и, растягивая пальцем, слил в нее слюну.
– Хочу кончить в тебя, – рванул глухим залпом.
Незапланированно.
Милка дернулась еще на моменте, когда слюной наляпал. На признании только короткий гортанный стон выдала.
Я рухнул ниже, втянул в ноздри жар ее возбуждения и пошел по плоти языком. Ебнуло по мозгам так, что чуть не взвыл. Не взвыл, но глаза прикрыл. Под ними полыхнуло белым пламенем. Сука, фигачило так, что светошумовая сосет.
Лизал СВОЮ и трогал… Между складок, между ягодиц, сами ягодицы, сиськи.
Мать вашу, какая сладкая… Тягучая как мед.
С каждым движением сильнее залипал. С каждым сглатыванием все больше поглощал. С каждым вдохом все мощнее принимал на подкорку.
Милка дрожала как под разрядами.
То сжималась, избегая пыток. То подставлялась, резко изгибая спину и толкаясь ближе.
Стонала, мычала, вскрикивала – все в матрас. Но до меня так и так долетало. Врывалось автоматной очередью.
Углубился. В нее. Так, что и дыхание утонуло. Плотно с хрипами понеслось к центру того дна, в которое я чаще всего долбился членом.
Выскользнул. Прошелся языком по складкам. Присосался к клитору.
– А-а-ах… – выдохнула СВОЯ, содрогаясь и дергая бедрами.
Держал. Вдавливал. Сжимал так крепко, что побелели и мои пальцы, и ягодицы Милки – заметил, когда поднялся.
Зарываясь обратно, снова и снова цеплял чувствительный комок. Раскатывал и натирал, пока СВОЯ не начала всхлипывать.
Тогда подхватил ее и уложил поперек кровати. Так, чтобы бедра находились на самом краю. Стащив штаны, сжал ладонью гудящий ствол. По инерции передернув, повел взглядом по розовой щели, подрагивающему животу, выступающим ребрам, припухшим от ласк и возбуждения грудям. Кружево оставалось номинально – лифчик под сиськами, трусы с перехватом по бедрам, но наискосок.
Задержался на губах. Знал, что не светит. Но позволил воображению на миг разгуляться.
Сомкнув веки, шумно выдохнул.
Это же Милка. СВОЯ. Она тупо при виде члена краснеет. Сука, у нее даже диплом красный. Не станет она брать его в рот. Это я извращенец прошаренный. А моя Библиотека о подобном и подумать не посмеет.
Нащупав фольгу, выдернул из кармана. Вскрыл. Вслепую раскатал. Только сунув в жену пальцы, поднял забрало. Растягивая пульсирующую плоть, собирал все, что из нее вытекает, и смазывал ствол.
Согнув ноги в коленях, водрузил одно на матрас, а вторым уперся в боковину кровати. Когда раздвигал ноги Милке, она в какой-то момент воспротивилась, так широко и непривычно это для нее было.
– Тихо. Доверься. Все нормально, – шепнул на рывках.
Она тут же позволила.
Разложил, подкинул в воздухе и натянул до половины.
– Б-б-ля…
Вторая светошумовая. И воздух, продрав глотку, закончился.
Стискивая зубы, толкнул тазом. Вбился до упора.
– Ха-а… А-а-а… Аааа… – задохнулась СВОЯ.
Перемещая пальцы, жестко прошелся по ее бедрам, бокам. Добрался до талии. Там уже, справляясь со своим внутренним давлением, неоправданно сильно стиснул.
Втянул кислород. Выпустил. Все со свистом, хрипом и скрежетом.
Плоть хлюпала влагой, но теснота ощущалась адовой. Так она стискивала на рефлексе, что казалось, там, блядь, и останусь. Член, как боеголовку, лупило зарядами с такой силой, что на выдаче разрывалось сердце.
Взгляд затуманило. Виски зачистило внутренним тремором. Вся лобовая покрылась испариной. Остатки разума плавил жар.
Милка шевельнулась.
Мать твою… Я аж зарычал.
Член, сдвинувшись, еще крепче в силки угодил. Сука, в такой позиции только палить. А я намеревался по полной проработать СВОЮ.
– Моя… Моя… – запыхтел ей в шею, стягивая пятерней волосы.
И ушел в отрыв. Целовал, как одержимый: подбородок, уши, висок, щеку… Губы отыскал. Отыскал и захватил. Сладко. До помутнения.
Моя. Моя. Вся моя.
– До гари, – накрыл рыком, чувствуя, что уже обмякла вся.
Расслабилась и растеклась.
Поправил ногу жены, чтобы подколенной ямкой на внутреннюю часть моего локтя легла. Зафиксировал и полетел. Со старта вошел в темп, который заставил скрипеть не только кровать, но и весь балкон.
Трахал с натягом, но скорости не сбавлял.