– Боже… Рус… – шептала СВОЯ на распаде дыхания.
Мой гребаный член пульсировал в ритме с ее сведенными мышцами. Ловил, черт подери, каждый конвульсивный импульс. А я долбил. Долбил со всей дури. Всем весом. Всматриваясь в то, как она принимает, как ее плоть сцепляется подобно муфте, как с каждым моим выбросом все сильнее краснеет, разбухает в вязкой слизи жара.
Еще пара серий безумных выпадов, и в Милку словно молния попала. Дернулась, судорожно поджала руками ноги, зашлась стонами и, подкатывая глаза, затряслась. Волны ее оргазма я почувствовал каждым, мать вашу, нервом, но на полной выкладке откатал программу до необходимого минимума.
Пока внутри не скрутило так, что чуть, блядь, в самом деле не порвало на куски. Вдребезги. До вырубающего, к хуям, мозг кайфа.
С хрипом подавшись назад, вытащил член, скатал резину и, не прибегая к манипуляциям рукой, только сжав ствол, мощными толчками выдал на живот СВОЕЙ весь объем горючего. Наблюдая за потоком, с хрипом толкал из легких сдавленный воздух. Но наблюдал недолго, потому что в какой-то момент затопило столь ярким светом, что мир, на хрен, тупо исчез.
Глава 51. Кому? Зачем?
– Скорей бы уже распределение объявили, – гундосила Тоська, обсасывая фруктовый лед. – Нервы на пределе. Рот не закрывается.
– Маринина, – протянула я с нотками иронии. – У тебя перманентно нервы на пределе. Сколько я тебя знаю. Неделю назад ты точно так же стенала в ожидании защиты.
Сидели на полу, пока Севушка возился на своем коврике. Болтая с подругой, смотрела на сына и то и дело улыбалась. Восторг от нового плацдарма не утихал. Мой маленький Чернов то лупил ножками по подвесному мячику, то с воодушевлением хватал, таскал и тянул в рот плюшевых зверушек, то совершал очередной переворот.
Подбирая под себя ножки, Сева уже совершал попытки поднять попу. И то, что это пока не получалось, не лишало его упорства. Раскачивался так рьяно, словно вот-вот рванет вперед. Не хватало чуть-чуть равновесия, но он усердно прокачивал силы.
– Нет, ну реально… Запрут в какую-то дыру, что потом? – продолжала тревожиться Тоська. – Тебе хорошо! Считай, привязана к Чернову, а он – к отряду. Точно останетесь здесь, – рассуждала с некоторой долей зависти.
Но я не осуждала. Мне и правда очень сильно повезло.
– Ну… Здесь ведь тоже… мм-м… хватает направлений… – толкнула я с паузами, потому что постоянно отвлекалась на Севушку. То уползшую игрушку ему подавала, то помогала перевернуться обратно на спинку. – Отдохни, сын… – шепнула, чтобы не спешил обратно на живот. Но какой там… Подрыгав ногами и руками, снова крутанулся. Придержала. И снова на подругу посмотрела. – Тось, тут тоже и в изолятор могут кинуть, и в конвойку, и в дежурку, и куда-то на окраину, что добираться придется с тремя пересадками… Разлет – будь здоров.
Маринина поморщилась.
– Да, капец… – выдохнула подруга. – Но тебя уж, я уверена, на такое не кинут. Во-первых, – акцентируя, выкинула указательный палец, – статус – лучший выпускник курса. Во-вторых, связи подполковника Чернова.
Я прочистила горло. Поправила сползший с Севиной ножки носочек.
И подвела:
– Давай верить, что нам обеим повезет.
Тоська кивнула. Перевела дыхание, показывая жестом, как настраивается на позитив.
А потом вдруг переключилась на совершенно неожиданную тему.
– Кстати, помнишь Катьку Переверзеву? Ну эту ветреную стрекозу, которую отчислили на втором курсе…
– Ну-ну, – отбила, давая понять, что действительно помню.
Заметив, как Сева трет кулачками глазки, решила, что пора кормить и укладывать спать. Пока Маринина, причмокивая, ловила языком таящее мороженое, взяла сына на руки и достала грудь. Улыбнулась, когда он ухватил и с довольством стал есть.
– Встретила ее на днях. Смотрю, одета так неплохо, ногти наращенные, мобилка… Между прочим, с полифонией. Ну и золото – не абы какое увесистое, цепочка тонковатая, сережки мелкие… Но все же. Видно, что не на последние живет, – тараторила тем временем Тося. – В общем, начала ее расспрашивать че да как… Где устроилась?.. А она мне, знаешь, что выдает? – в голосе появилось возмущение. – Никуда, мол, не устроилась, просто мужика хорошего отхватила. Он ей и хату снимает, и бабки на жизнь отваливает. Прики-и-инь?!
– Замуж за него вышла, что ли? – предположила я.
– Ой, Ильина… – драматически простонала Тоська. – То есть, Чернова. Ну, короче, душа ты моя светлая… Вышла! Только не Переверзева, – последнее отчеканила и прицокнула языком. – У голубчика на вишневой девятке и жена, и дети. Но никто из них, естественно, не в курсе, что он шмарами балуется. Но самое интересное… – наклонившись, перешла на шепот. – Мужик из отряда быстрого реагирования.
У меня внутри что-то оборвалось. Резко. Болезненно. Один рывок вниз, и… за грудиной рана. Через мгновение на нее пошла горячая волна. Опалило. Забило дыхание. Ударило в голову. В ушах резко шумно стало. О скорости пульса – я уж молчу. Он вмиг перемахнул все нормы.
И все же…
– Что за бред? – запротестовала я сердито.
– Ну, я пересказываю, что слышала, – пожала Маринина плечами. С мороженого, которое она никак не могла доесть, соскользнуло и шмякнулось на ковер несколько капель, но я лишь отстраненно на это внимание обратила. – Мы почему вообще за этот отряд зацепились… Она же призналась, что этот красавчик нашего Чернова знает. Типа в одной группе сейчас. Удивлялась, кстати, что вы поженились. Расспрашивала, как так получилось. Я грю: «Тебе, дорогуша, не понять! Они идеальная пара! И между прочим, давно друг к другу присматривались!». Она так губы надула! Ты бы видела! Еще и брякнула: «От кого, кого… А от Чернова не ожидала», – покривлявшись, Тоська резко замолчала. – Ладно. Не в том суть. Ну, ты глянь, а? Какая мразина! Влезла в чужую семью, и хоть бы хны!
– Да эта Переверзева… Она же выдумщица! – выпалила я, никак не желая верить, что кто-то из ребят, с которыми мне посчастливилось познакомиться, способен на предательство. Перед мысленным взором мелькали лица: Володин, Бастрыкин, Долженко, Савин… А за ними лица их прекрасных жен. Нет, я отказывалась принимать подобное! – Ты вспомни, что она рассказывала, пока училась… То у нее одна бабка умерла, то другая, то третья… Отца деревом привалило! Мать после операции! Хоть что-то из этого подтвердилось? Ее потому и выперли, что не единожды ловили на лжи после всех этих отпусков «по семейным обстоятельствам»!
– Конечно, помню. Согласна, – без каких-либо колебаний поддержала Тося. Однако сомнения, как ни прячь, у нее все же были. Я уловила. И во взгляде, и в тоне, когда добавила: – Но… В случае с этим любовником у нее как-то уж слишком много подробностей. Мне кажется, такое сложно выдумать.
– Ой ли… – выдохнула я, на автомате покачивая засыпающего под грудью Севу. Фыркнула. И с натяжкой предположила: – Поднатаскалась! Пока мы законы зубрили, барышня, похоже, совершенствовалась в умении сочинять брехни.
– Ну, может… – пробормотала Маринина.
И закрыли тему.
Пообедали вместе, еще чуть поболтали о том о сем… И Тоська ушла.
А у меня остаток дня из головы не шло то, что она рассказала. Как ни пыталась переключиться, прокручивала слово за словом. И, Боже мой, представляла все в мельчайших подробностях.
«Мне кажется, такое сложно выдумать…»
Неужели эти мерзкие сплетни могли быть правдой?
Беспокойство вызывало не только разочарование в по сути чужом мне, пусть и уважаемом, человеке. Но и страх, что однажды подобное может случиться и с нашей семьей.
В мыслях всплывали раздражающие нервную систему факты: нередкие задержки, срочные выезды, внезапные «оперативки», короткие объяснения… и… те самые бокалы с губной помадой…
Пусть это было до того, как мы стали настоящей семьей.
Но все же…
У Руслана были определенные потребности.
Что, если я не закрываю их полностью? Что, если делаю недостаточно?
Он часто хотел секса. Я никогда не отказывала. Да и откликалась искренне. Душой и телом. Так охотно, что весь последующий день, лишь встречаясь с Черновым взглядами, краснела.
Сама инициативу, конечно, не проявляла. Но всегда шла навстречу желаниям Руслана. Соглашалась на любые позы и разного рода эксперименты. Потому что наслаждалась близостью, жгучими реакциями и тем, как он раскрывался в процессе.
Именно во время секса срывались все маски и броня. Он переставал быть сдержанным бойцом. Был просто мужчиной. Эмоциональным, отзывчивым и доступным.
Но…
Вдруг я знала не все?
Господи, да, конечно, не все! Исключительно то, чему научил сам Чернов.
А если он хотел большего? Жестче? Иначе? Что-то запретное?
Не наскучила ли ему моя уступчивость? Мое беспрекословное подчинение? Мое пассивное принятие?
Может, мне нужно как-то активнее проявляться?
Чернов любил ласкать ртом. Я знала, что девушки… тоже делают это... Подобное… Парням… И… Судя по разговорам, которые я когда-то ловила обрывками, парням это очень нравится. Возможно, больше, чем нам.
Но…
Русик не склонял меня… Не просил… А я… Боялась даже представить, что полезу сама. Стыд сжигал от одних мыслей об этом.
Но…
Что, если это не прихоть, а необходимость?
Сказал бы муж мне, что ему не хватает оральных ласк?
Или…
Получил на стороне?
Помню, однажды ненароком подслушала, как мама с тетей Ирой обсуждали, что есть мужчины, которые делают «это» только с продажными женщинами, а жен, дескать, берегут.
Господи…
Что, если Руслан думает так же?
При желании у него могла бы быть параллельная жизнь. Без меня. Без ограничений. Без правил.
Яркая. Безбашенная. Развратная.
Господи…
Я не хотела, чтобы к нему хоть кто-то прикасался. Чтобы он сам кого-то трогал. Даже смотрел на других… Нет! И уж, тем более, чтобы получал с ними какое-то удовольствие.
Внутри все сжалось пружинами. И казалось, что вот-вот это давление дойдет до предела.
Выстрелю? Взорвусь?