– Сейчас вгрызается во все – наверное, зубки скоро пойдут. Каждый день меняется! Еще сидеть не научился, уже бежать рвется! Постоянно на живот переворачивается и пытается ползти.
Прервалась, когда Вита воскликнула:
– Ой, мой Иван приехал!
Я машинально обернулась… И застыла.
«Вишневая девятка!» – шандарахнуло по мозгам, аж подкосились колени.
Долженко неспешно выбрался из машины и подошел к нам, чтобы забрать у жены покупки.
– Привет, – поздоровался со мной, задерживая взгляд.
Я скованно кивнула.
Сердце разогналось так, что больно стало. До слез. Вот реально, едва их сдержала. В ушах зазвенело. Тяжестью разбило тело.
– Давай добросим вас с малым до дома, – предложила Вита с улыбкой.
Я едва ее услышала… В голове бахало, словно прилетами накрывало.
– Мы с Русланом договаривались еще погулять… – выдавила я блекло.
– Ну, как знаешь…
Я махнула рукой и побрела.
Нет. Гулять мне больше не хотелось.
Добравшись до дома, с трудом заставила себя приготовить обед. На шею будто бетонную плиту повесили. Устав вести торги с совестью, набрала Тоську.
– Похоже, Переверзева не врала, – прохрипела могильным тоном без завязки в виде приветствий. – Есть такой в смене Руслана. На вишневой девятке, – припечатала, словно лишь этот факт нарушал какие-то законы.
– Да ты че? – тут же включилась Маринина. – Ну и гнида! А как ты?.. Что теперь?..
– Не представляю, как молчать о таком… Вита такая хорошая… – голос лихо задрожал.
В груди так же хлипко было. Прижала ладонь, а толку – ноль.
– Вот только не вздумай! Слышишь, Библиотека? Не вздумай лезть!
– Да не собиралась… В праве ли?..
– В праве, не в праве… А крайней останешься! Поверь! У нас похожая ситуация в семье была. Теткин муж загулял, мама узнала, открыла глаза… И че думаешь, та его выперла? Живут! Душа в душу! А мамка моя – враг народа!
– Ну как так?.. – выдохнула я, устало прикрывая глаза.
– Это как с гонцом в древности: за плохую весть ему же и отрубали голову! Так что держись, Чернова. Не суйся.
Я молчала, потому как… То, что она говорила, звучало правдиво. Горько, но правдиво.
– И не греби под себя, ясно? – продолжала Тося. – А то я тебя знаю… Это их проблемы. Их косяки. Не твои.
– Угу…
Разговор завершился. Но мне так и не удалось отпустить ситуацию. Все крутила, переваривала… До тех пор, пока во входной двери не щелкнул замок.
Вернулся Руслан, и мне… Да, сходу стало легче!
Засуетилась, накрывая на стол. Но муж садиться не спешил.
– Я все решил, – зарядил, явно довольный собой.
Я напряглась. И не зря.
– Что решил?
– С распределением, – сказал так ровно, словно двигался по уставу. А у меня побежали мурашки. – Ты на курсе лучшая. Плюс обстоятельства понятны: семья, дети... В общем, удалось продавить по отцовским связям, – подвел, пронизывая взглядом. Голос был теплым, опекающим… Я слушала уже почти бездыханно. – Ты останешься в академии. На вакансии младшего научного сотрудника при кафедре уголовного права и процесса.
Мои осы, поднявшись по тревоге, ринулись толпой мне в голову. Адски загудев, принялись жалить в ту вспухшую часть, где секунду назад рухнули многолетние планы.
Боже мой…
Это ведь не просто планы. Сорвало защиту вплоть до кровавых пластырей с той маленькой девочки, которая пряталась глубоко-глубоко – в самой темной части мозга.
Почувствовала на ней грязные руки… Почувствовала боль…
И задохнулась.
Воздух стал слишком плотным. Спертым. Удушающим.
Я сглотнула, пытаясь оставаться в реальности. Несколько раз кряду сглотнула! Задышала по квадрату, пока не расперло грудь.
Здесь. Я здесь.
Фокусируясь на лице Чернова, цеплялась крюками.
Не повышая тона, твердо ему сказала:
– Я не для этого поступала в МВД.
Руслан нахмурился. Не врубился.
– В смысле? Ты не рада?
– Конечно, – выдохнула я отрывисто, – нет.
В глазах мужа произошла смена режима.
Сначала на сухую панику без понимания ситуации. Потом на глухую обиду.
Я догадывалась, что его задело.
Он старался.
Действовал как глава семьи. Действовал как мужчина.
Но…
В этом вопросе… Ему дороги нет.
– Почему?
Сердце сжалось, но я ответила.
Честно.
– Потому что шла в МВД, чтобы попасть в отдел. Помогать людям. Защищать.
Язык ломало, и слова все казались неточными. Не теми. Пустыми.
Мы не умели разговаривать. Растерянность чувствовалась. Так явно, что становилось холодно.
До того как Рус, взорвавшись от этой дезориентации, накрыл:
– Какой, блядь, отдел? Мне жена-ментовка не нужна.
Внутри меня что-то хрустнуло. Посыпалось.
Но вида не подала.
Понимая, что нужно сворачиваться, шагнула к столу и с выверенным спокойствием расставила приборы.
– Садись ешь. Стынет, – сказала сдержанно.
Чернов не двинулся с места. Прожигая с давлением мне затылок, взглядом требовал, чтобы вернулась к разговору.
Я не подчинилась.
Тогда он…
Господи…
Он просто вышел в прихожую.
Я метнулась, когда внутри оборвалось. Метнулась взглядом.
Телом не могла.
Охваченная каким-то ужасом, оцепенела.
Вышла из этого состояния, когда хлопнула входная дверь. Вздрогнула и опала, тяжело рухнув на стул. Нырнула лицом в ладони.
И…
Заплакала.
Беззвучно.
Чтобы даже самой себя не слышать.
Глава 56. Без тебя я больше не могу
Бросаться в истерики – не про меня. Но слова Руслана… Ранили не просто в самое сердце. Гораздо глубже. На клеточном уровне. Растерзали ядра. Те самые, из которых строилась личность. Из которых сформировалось мое хрупкое «я».
Хорошо это или плохо – кто знает... Но идти в милицию было порывом души. Я посчитала его своим призванием. И сделала целью всей жизни. Не желая быть жертвой даже в своем подсознании, я выбрала роль спасителя. Той, которая сражается за добро и защищает других.
Это было моей формулой силы.
И что сказал Чернов?
«Мне жена-ментовка не нужна…»
«…не нужна…»
«…не нужна…»
Эти слова шли в моей голове эхом. На каком-то параноидальном повторе. Я не могла это остановить, хоть и понимала пагубное влияние такой зацикленности.
Как не подавляла боль, рыдая, аж до икоты дошла. А после и до судорог в диафрагме.
Интуитивно чувствовала характер Чернова. Он был мужчиной с жесткими принципами, четкими понятиями и железной волей. Занимал свою позицию и стоял на ней, как скала. Для него быть главным – не прихоть, а основа. Основа его. Внутренняя установка. И эта установка проявлялась во всем: во взглядах, в голосе, в умении держаться, в действиях… И даже в сексе.
Я с этим год жила.
Пусть до родов мы мало виделись, но все эпизоды, если вспомнить, развивались в одном формате: он задавал тон – я подстраивалась.
Позиция Чернова была настолько сильной, что я в принципе не пыталась оспаривать ее. Не возникало потребности. Зачем? Он решит, заработает, сделает – все устроит.
Но сейчас…
Он грубо нарушил мои личные границы. Тронул то, что трогать нельзя. И дал понять: такая, как есть – не устраиваю.
А я ведь не смогу стать кем-то другим.
Выплакавшись, первой пошла на контакт. Понимала, что донести свои взгляды на жизнь будет сложно. Но разводить глупые обиды не собиралась.
Я:
Скоро придешь? Тебе ведь на дежурство. Не успеешь собраться.
Руслан по-прежнему был моим любимым человеком. А я – его женой. Женой, которая заботится о доме. О мире в доме. И о нем самом.
Все остальное – решим.
Первый раз моя уверенность пошатнулась, когда пришел ответ.
Руслан:
Уже на базе.
Осознание, что не увижу его до утра, хлынуло не в голову… Почему-то в грудную клетку рвануло. Рвануло ледяным шквалом, заставив сердце содрогнуться и сжаться перед этой бурей.
Сейчас ведь, именно сейчас, после тех тяжелых слов, мне нужен был даже не разговор... Хотя бы взгляд. Контакт, на который я не решилась днем. Без него беспокойство не отключалось.
Ни психикой. Ни физикой.
Я:
А как же форма, еда? Я все приготовила. Еще есть время. Забери.
Он прочитал. И пропал.
Экран просто потемнел, и все… Под моим всполошенным взглядом способен был разве что только треснуть.
Мою грудь сплюснуло, покорежило изнутри и наполнило непомерной тяжестью.
Приложив ладонь к горлу, я вновь задышала сыростью.
Когда же экран мигнул, сигнализируя о входящем сообщении, внутри и вовсе что-то взорвалось. Слетели какие-то предохранители, и тревога полыхнула как пожар.
Метнулась к мобильному, уже понимая, что ничего хорошего там не увижу.
Руслан:
Все есть. Давай. Спускаюсь в зал. Там связи нет.
Этот ответ повторил эффект захлопнутой дверью.
Но в этот раз я уже не заплакала. Просто сдвинулось что-то внутри… Поддалось коррозии и зачерствело. А это было куда хуже слез.
Ночь прошла ужасно.
Сева, поймав рефрен моего состояния, без видимых на то причин кричал. Почти не спал. А если и засыпал, всхлипывал и дергался во сне.
Проходила с сыном на руках до утра.
Кормила. Покачивала. Молилась. Пела. Но до конца собой не была. Сердце будто в стену билось и ширило пустоту. Наверное, Сева чувствовал. Поэтому ничего не работало.
Утром ломило все тело и саднили глаза. А внутри… Оставалось столько невыплаканного.
Как ни старалась все уложить у себя в голове, и подумать не могла, что Руслан, вернувшись с работы, добьет меня молчанием.
Нет, в меру необходимости Чернов, конечно, разговаривал… Но ничего сверх того.
– Привет, – толкнул максимально отстраненно.
Взглядом мазнул, будто скользь. Пока я справлялась с тряхнувшим тело волнением, с каменным лицом и как-то неестественно расправленными плечами прошел в ванную.
Руслан… Казался чужим, безразличным и готовым к защите, если не физически, то словесно.