Горько. Рвано. Почти лающе. Частично со слезами.
Внутри ведь что-то крушилось.
– Не надо, Руслан, – прошептала, когда появилась возможность снова встать к нему лицом. – Не загоняй меня в угол!
Его взгляд настолько помрачнел… Господи, казалось, что он готов в щепки полдома разнести!
– А хули тут сложного? – бросил в отрыве. – Дай понять… – на паузе сделал вид, что задумался. – Сама этого добивалась? Выпуск же скоро! Отмотала срок – пора на волю, да? Свобода, блядь!
– Что за чушь?! – прошипела сквозь зубы. – Может, сам уйти пытаешься? – дыхание полностью потерялось. Сердце, врезавшись в ребра, разбилось в кашу. – Может, уже кто-то есть?! Так ты скажи! Зачем эти угрозы?! Мы задерживать не станем!
Потянулась к сыну, но Чернов резко развернул плечо, убирая его из зоны доступа.
– Че ты сказала? – выдал зловещим хрипом. Шагнул сам. Как на штурм. Мышцы по всему телу в боевое состояние пришли. Все видимые вены и артерии вздулись. Те, которые на висках, аж запульсировали. А глаза… Чернее ночи стали. – У меня кто-то есть? Ты головой не билась, нет? Еще что, блядь, придумаешь?!
Я дрожала, но с места сдвинуться не могла. Стояла, будто пригвожденная.
– Придумаю?.. – вытянула тонким посаженным голосом. – А не было, нет? После свадьбы… В машине… Здесь в квартире… Думаешь, я совсем дура? Очевидных вещей не замечаю? Молчала – не равно не знала!
Глава 57. Разделилось до и после
Как бы я ее ни присваивал, как бы ни метил, какие бы печати ни ставил – все впустую. СВОЯ всегда держала дистанцию. Факт. Незримую, но, блядь, ощутимую.
Рубануло этим осознанием, как топором по голове. Причем острой его частью, расхреначивая мой ебаный мозг в лишенное какой-либо связки месиво.
Я, дебил, думал, что характер у Милки такой. Мать его, закрытый.
А она, как оказалось, владея определенной информацией, прицеливалась.
– В машине… Здесь в квартире… Думаешь, я совсем дура? Очевидных вещей не замечаю? Молчала – не равно не знала!
Выбрала идеальный момент и выстрелила.
Четко. Без визгов. Сука, просто снайперски.
Именно сейчас, когда я, блядь, давил на правах главного, хладнокровно сунула мне под нос мое же дерьмо. С явным намерением сместить линию соприкосновения. Лишить меня достоинства, власти, веса… На хрен, обезоружить.
Блестящая атака, хуй поспоришь.
Не зря на курсе лучшая.
То ли еще будет.
Сожрал все, что она подала: отвращение, стыд, страх, злобу. Но светить это не собирался.
Жил как жил, и щемиться из-за этого – добровольно сдать позиции.
Сглотнул и пошел вперед так, словно не отпиздило по самым уязвимым точкам.
– Было дело. Не святой. До твоих родов поебывал. Хоть кого, – давая пояснение, орудовал исключительно глухими звуками. Звонкие все сдохли вместе с моими незрелыми чаяниями на обычное человеческое счастье. – Потому что ты, блядь, прямо сказала, чтобы, на хрен, не лез. Что брак этот только ради дипломов. Что все сугубо до выпуска, – припечатал значительно резче, потому как тут действительно имел, чем крыть. – Какого хера теперь? Почему ты именно сейчас об этом заговорила? Почему молчала, когда все происходило? Решила таким образом расстановку сил сдвинуть? Хуй тебе, Милка, – отпер, безусловно, грубо, но в глаза ей при этом вглядывался с таким, сука, давлением, что сам чуть не взорвался.
– При чем здесь расстановка сил? Тебя одно волнует? Слышишь себя вообще? Я еще и виновата? И здесь я? – выпалила, снова пытаясь отобрать у меня сына. Не дал. На хрен. – Молчала, потому что тогда еще была надежда.
– Какая?
– Что ты нагуляешься и выберешь семью. Теперь понимаю, что зря.
– Я выбрал. С началом полноценных отношений не блядовал. Ни разу. Даже не смотрел налево. Не было тяги.
– Какая разница, когда начались полноценные отношения? Ты был женат! – отразила с таким презрением, что стало понятно: какой-то своей частью точно меня ненавидит. – Пусть не по своей воле. Пусть временно. Пусть без любви… – последнее выдохнула крайне тихо, а укололо так, что с ровной рожей не вынес. – Это не просто «было дело»! Не ерунда какая-то! Это мерзко, Руслан! Это низко! Это подло!
Конкретно этот наезд ударил еще основательней. Вскрыл нарыв, о котором сам не знал. Гной хлынул в кровь. А та с глухим гулом подняла давление. До болевых ощущений.
Это не просто выбесило. Это, на хуй, срезало адекватность.
– Ты, блядь, смотрела мимо меня. Днем шарахалась, будто я тебя насиловать пытался. А ночью, если перепадало вместе спать, вбивалась в стену! Мне, что, вместе с тобой обет смирения надо было взять?! Не тот я человек, Милка! Не из терпил, соррян. И морали мне твои – по боку. Оправдываться не намерен. Не за что, – дал с жару, на автомате отпихивая ее от заревевшего в очередной раз «Добрыни».
На самом деле уже оправдывался.
Сука.
Не признавая паники, рвал глотку вразрез с той выдержкой, что никогда прежде не позволяла пускать эмоции в голос. Всегда думал: на хуй надо. А сейчас… Сейчас меня, блядь, разрывало.
Ребенка ей в руки не возвращал по причине того же ебучего страха.
Вдруг уйдет?
– Никаких моралей я тебе читать не собиралась, Чернов! Но такого… Такого ответа точно не ожидала! – в тоне уже не только боль слышалась, но и разочарование.
Из-за него меня внутренне передернуло, аж потом покрылся, но виду, ясное дело, не подал.
– А что ты ждала? Чтобы я себе хребет сломал, падая тебе в ноги?! – гаркнул с надрывом. – Так такого не будет. Никогда. Я, блядь, мужик. Либо принимай как есть и не еби мозги, либо расходимся, к чертовой матери, – протолкнул на характере.
И застыл.
Не только дыхание сперло. Сердце загнало в силки. И как бы агрессивно оно ни билось, своей мощностью эти узы порвать не могло.
Милка молчала, продавливая в ответку стеклянным взглядом.
Я сделал вдох. Поднявшуюся с этим процессом дрожь, прочищая глотку, прожал глухим хрипом.
– Один момент учти, – отсеял с угрозой. За грудиной кинуло то ли жаром, то ли стальными шипами. Так яростно, что показалось, плоть изнутри вздулась волдырями. – Поставим точку – все. Хода назад не будет. Я туда, откуда меня вышвырнули, не возвращаюсь. Не та натура. Сдохну, но не приползу. Ясно?
У нее… Блядь… Глаза, щеки, губы, шея – все горело. Видел. И сам ощущал этот адский жар. Но ничего определенного она не выдала.
Я чувствовал себя как говно. Наделенное стыдом, виной и гребаным страхом, но, сука, говно.
А ей будто тупо осточертело скандалить.
– Ясно, – все, что выжала конкретно по нашим вопросам. И вернулась к маниакальной заботе о сыне: – Дашь мне Севу? Его кормить пора.
С такой уже ни хуя не стрясешь. Это я знал по опыту.
Да и самого заебало тащить все эти предъявы.
Я ей, сука, кто?..
Отдал Севу молча. Как ни топил тревогу, но с ним будто шмат сердца оторвал.
Не глядя на СВОЮ. Мать вашу, даже не дыша.
Пальцы дрожали. Со стороны незаметно, но внутри что-то сломалось.
Милка больше ни слова не сказала. Я – тем более. Вот если бы она зацепила… Смог бы себя пересилить. Но ей на хер не нужно было. Не задерживала. Развернулся и так же, как и вчера, беспрепятственно покинул квартиру.
Во дворе стояли жара и шум.
Но меня, сука, накрыло еще более душными воспоминаниями.
О тех днях, когда казалось, что все на мази. Что мы, блядь, полноценная семья. Что СВОЯ меня – до гари.
«Пусть и без любви…»
Ну да, получалось, с ее стороны ничего и нет.
Признать после всего, что не похуй – дать слабину. Не признавать – спиздеть.
Жгло нутро, аж выедало глаза.
Что решит теперь?
Нет, я, мать вашу, знал, что все переживу.
Но, блядь…
Легким этот путь не был. В данный момент я даже смысла в нем не видел. Тащил на старой базе. По инерции.
Глава 58. Я сильней своей тревоги
Актовый зал. Парадка. Мы снова встали в один строй.
Последний раз.
Я, мать вашу, не из сентиментальных, но грудь сдавило.
– Равняйсь! Смирно! Равнение на-пра-во! – зарядил командир взвода со всеми паузами.
Синхронно двигались, с резкостью вбиваясь в эти промежутки.
СВОЯ рядом тянулась. Если не брать во внимание разницу в росте, тащили линию плечом к плечу. Никто из присутствующих, ясен пень, не в курсе, что держались на чертовом нерве. После того паскудного скандала пять дней прошло, а вопрос, как жить дальше, оставался открытым.
Мы, блядь, просто не разговаривали.
Я на характере залупился. А она… Хуй знает.
Да, я сам себя выкинул из общей постели. Сам свалил куковать на балкон. Но, мать вашу… Каждую ночь ждал от нее какого-то шага. Одного, сука, шага. Просто чтобы я смог съехать со своей ебаной воли, подхватить и действовать дальше. Я бы в одиночку всю работу вывез, скажи она только, что нужен.
Но Милка продолжала меня гнобить.
Тухлыми взглядами. Проклятым молчанием. Чертовой, блядь, неизвестностью.
Борщи, пироги, чистая одежда – все это было. А ласки – не давала. Ни словом, ни делом.
Хотя чему удивляться? Такого навалил – ну на хуй. Но я же сдохну, но не сглотну обратно. Даже то, что реально лишним было – не смогу. Не та комплектация.
И вообще… Если сейчас даже минимально прогнусь, она же нащупает и мной до конца дней крутить будет. Да я, сука, лучше в лес уйду, чем так жить!
«Ничего. Перегорю», – повторял уперто.
Хотя по факту уверенность проседала.
Если первые дни меня на каждом контакте с ней от всей души жарило, то уже сегодня я мог говорить о кровоточащей язве желудка, которая сожрала полнутра.
– Товарищ генерал-майор, личный состав выпускного курса для торжественной церемонии вручения дипломов построен! – доложил командир.
– Здравия желаю, товарищи курсанты! – прогремело от высшего начальства.
– Здравия желаю, товарищ генерал-майор! – продрали глотки все взводы хором.
Сразу после вынесли флаг.
И ударил гимн.
Я презирал сверхчувствительность, но тут, блядь, хер скроешь, что барахлили тупо все системы, стоило только на повороте пальнуть в Милку косым взглядом. Она этого видеть не могла – на уровень ниже, да и тянулась в противоположную сторону. И все же… Ресницами дрогнула, порозовела и, разомкнув губы, едва уловимо выдохнула. Сжав кулаки, собрал всего себя в узлы. Но эти узлы не помешали моему ебаному телу заознобиться – кинуло изнутри иглами с головы до ног.