эти цепи, цепи, цепи, мама, разорвать[1]…
Я тоже… Господи, я тоже не обладала такими ресурсами, чтобы разорвать то, что связало нас! Да и не хотела! Я хотела спасти! Уберечь, как самое дорогое. Жаль, опыта не было.
Что же ему сказать?
Слушая песню, в которой, в общем-то, совсем не о любви шло, вдруг поймала себя на мысли, что мы с Русланом возвращаемся на эту дачу штудировать неусвоенный год назад материал.
Что упустили?
Взглядами скрестились в зеркале. Я сама нарывалась, понимая, что только так добьюсь контакта. Он ворвался на автомате, просто оценивая дорогу… Напоролся, а дальше все сам – зафиксировал, удержал.
Внутри меня все моментально стало хлипким, трепыхающимся и дрожащим. Какую-никакую твердость взбаламученная масса обрела, когда ее на очередном замыкании скрутило в узел звенящего напряжения.
Не в силах я
эти цепи, цепи, цепи, мама, разорвать…
Собрав остатки воли, преобразовала охватывающий душу жар в топливо, которое дало возможность не только выдержать зрительный контакт, но и задать крайне важный вопрос.
– А ты, Руслан?.. – выдохнула, беспечно сжигая не просто запутавшиеся, как провода, нервы. Целые годы жизни. – Ты не сказал… Что ко мне чувствуешь?..
Чернов на мой вопрос выкатил ярость. Взглядом своим свинцовым, свирепым движением губ, цепким скрипом челюстей. Резко швырнув окурок в окно, вспомнил вдруг про всученные тещей пирожки. Схватил один, жадно откусил и принялся сердито жевать. Глазами работал активнее всего – вроде следил за дорогой, а мне казалось, ни на секунду с меня надзора не снимал. Через то же зеркало контролировал, осуждал, распинал... Одновременно! Как оно только не лопнуло?!
– С картошкой. Самые, сука, любимые, – прохрипел с жесткими расстановками, маяча румяной сдобой, словно я могла не понять, о чем речь.
– Знаю, что твои любимые. И мама знает, – прошептала едва слышно. Поджала губы, чтобы замолчать. И чуть не задохнулась. Не могла в себе держать. Рванула так же неожиданно, как Чернов во время вальса: – Почему ты уходишь от ответа?
Когда пирожок полетел на обочину, я только моргнула.
Вздрогнула, когда Руслан, не повышая тона, рубанул голосом:
– Все, что надо – я сказал. Только что гвоздями не прибил! Что тебе, блядь, расшифровать? Меня давно все устраивает. Качаешься в этом браке только ты.
Сердце сорвалось с места, будто его пнули. Натянуло связки, те аж затрещали в надрыве. В горло, плечи, живот отдало судорогой. Я так очевидно задрожала… Чернов не мог не видеть. Пока я собиралась с духом, взглядом все точки пришпилил.
– Что значит «качаешься»? – просипела, наконец.
Он снова закурил.
Затянулся. Сплюнул в окно. Снова затянулся. На этих действиях и включилась мимика. Агрессивно. Почти устрашающе. Выдала больше, чем Чернов когда-либо себе позволял.
– То все нормально – секс, гармония, планы общие… – прогремел, опаляя не столько словами, сколько закованными в них событиями и чувствами. – То «Иди на хуй со своим домостроем. У меня в мечтах не семья – милиция!» – высадив это, снова грубо сплюнул в окно. После, глянув, припечатал: – Так же было?
– Я-я… – растянула с влажной вибрацией. – Не так, Руслан… Конкретно так я никогда не говорила! Не переворачивай с ног на голову, пожалуйста, – выдавила, с трудом переживая вспышки никому не нужных эмоций.
– Посыл ясен, – отрезал Чернов таким тоном, что я вмиг заткнулась. – Качаешься, потому что ценности как таковой нет.
Тут уж нереально было не возмутиться.
Полные легкие воздуха набрала и отперла:
– Ничего я не качаюсь, Руслан. Прекрати.
– Качаешься, – продолжал гнуть свое с таким упорством, что хоть стену им проламывай.
А сам-то… Непробиваемый!
Голос стальной. Глаза ледяные. Лицо ожесточенное до полной потери человечности.
Он ведь даже не спорил. Просто держал оборону. Держал насмерть. Потому как… Был уверен, что других вариантов нет. Не допускал того, что может быть неправ.
– Ты правда думаешь, что рвет только тебя? – выдохнула я, почти вслепую нащупывая путь к нему. Сердце в пятки ушло. Там пряталось, боясь быть не просто разбитым… Разорванным в клочья! Чернов ведь, мрачно двигая челюстями, смотрел на меня как на врага, которому он никогда не позволит себя обезоружить. – Мы не в бою, Руслан. Я не воюю. Не пытаюсь тебя потеснить, – шептала так нежно, пытаясь донести. – Я знаю, что для тебя важно. А если чего-то не знаю, готова слушать… Потому что… – запнулась, прежде чем хватило ресурса полностью обнажить душу. – Ты нужен мне, Чернов. Я хочу быть твоей женой. Полноценным партнером. На своей позиции. Не выше тебя, но и не где-то в ногах. На своей, – настаивала, не обращая внимания на то, как по телу пальнуло горячими искрами.
Руслан резко отвернулся, давая понять, что ударило не только меня. Сжав зубы, мотнул головой и хрипловато втянул воздух.
– Я никогда не посягну на роль главы нашей семьи. Клянусь, мне это не нужно, – продолжала, не теряя стойкости. – Руслан, я люблю тебя, – повторяя признание, прожила всю гамму этих мощных чувств.
Аж глаза слезами заволокло.
Но прежде чем это случилось, увидела, как на щеке Чернова дернулся нерв.
– Есть вещи, которыми я не могу поступиться, Руслан. Милиция – одна из них, – закончила с небольшой заминкой, но зато уверенно.
Чернов к тому моменту, как я на него посмотрела, держал то же тотальное хладнокровие.
– Не уважаешь ты меня, Милка, – припечатал, как обвинение. – Что это за любовь?
Поймала миг, когда глянул… В глазах читался четкий посыл: «Убеди меня!».
Но я… Господи, у меня попросту опустились руки.
А еще… Через страх прорвалась злость.
– Ты неправ, Руслан, – выдавила отрешенно.
– Только это от тебя и слышу!
– Естественно. Ничего другого ты сам себе не даешь услышать! А я говорю!
– Не говоришь, а давишь мне на мозги! Любыми путями на своем настоять пытаешься!
Не знаю, во что бы все переросло, если бы мы не прибыли на место. Я чувствовала себя такой взведенной… Еще слово… И я бы, вероятно, взорвалась.
Просто счастье, что Чернов выскочил из машины и, громыхнув дверью, направился к багажнику.
Пока он там копался, перевела дыхание, сосчитала до пяти и тоже выбралась.
Передняя часть двора была забита машинами. Все, что дальше, оккупировали сами сокурсники – одни шаманили над грилем в тени высоких тополей, другие, обдирая черешню, швырялись ягодами, третьи обливались из шланга водой, четвертые строгали на веранде какие-то салаты, пятые танцевали… Музыка так орала, что кроме редких визгов, безудержного хохота и лая соседской собаки ничего не слышно было.
Бьется сердце, скорость набирает,
Килогерцы сердце разрывают…
Я злилась. Не было никаких сил притворяться, что все в порядке. Когда полуголый и абсолютно мокрый Косыгин, с улыбкой преградив дорогу, приобнял, веселье не разыгрывала.
– О-о, госпожа наука! Здравия желаю! – зарядил, обдавая парами алкоголя. Вот если бы не запах, я бы, может, еще как-то сдержала гримасу отвращения. – С младшим лейтенантом, Людмила Сергеевна, станцуешь? – спрашивая, уже крутил под ритм.
– Женька, отстань! – толкнув парня в грудь, извернулась и пошла к дому.
Просто такая сильная любовь,
Ты еще не знаешь[2]…
– Убавь, ебаный-на-хуй-в-рот, звук! – проревел сзади меня Руслан, заставив второй раз поморщиться.
Приложив ко лбу ладонь, я поднялась на веранду. Была надежда, что быстро ее проскочу. Но кто-то, выполняя указание хозяина дачи, был быстрее меня. Только музыка притихла, мои мысли стали громче. Под их руководством взгляд прилип к тому месту, где Чернов год назад лишил меня девственности.
В каком-то помутнении рассудка видела его ладони на своих бедрах и горящий похотью взгляд… Чувствовала парализующую боль и тугую пульсацию члена… Даже запахи были оттуда… Все с той ночи пришло...
– Ой, Люд, давай скорее, а? – заныла, приводя меня в чувства, Тоська. Пока я смаргивала остатки наваждения, подруга на кого-то демонстративно косилась. Я никак не могла понять на кого. Народа было много – глаза разбегались. – Без тебя ни черта не получается!
– Сейчас буду. Переоденусь и… – шепнула я, скашивая, наконец, взгляд в нужный угол.
Там с длинной дымящей сигареткой стояла та самая шкура, с которой гуляет Иван Долженко.
Гребаная дрянь Переверзева.
– Заехала вас поздравить, – заявила она с улыбочкой, от которой мне тут же стало тошно. – Хоть я, слава Богу, и не окончила, но за вас рада! Важные люди, е-мае!
Какого лешего?! Кто ее сюда звал?!
Изнутри захлестнуло таким гневом, что сама себя испугалась.
Я, черт возьми, не хотела ее видеть… В этом месте! Рядом с Русланом! На этой планете!!!
– Эй, Чернов! – закричал со двора Айдаров. – А че вы так долго ехали? Новые погоны в офицерской позе обкатывали?
Руслан не ответил. И мне не позволил.
Толкнув дверь, впихнул меня в дом и сам следом вошел.
Глава 61. Расскажи, от чего уходят…
Мне стоило поговорить с Русланом. Сразу же. Незамедлительно. Но я, дура, смолчала. Побоялась взрыва. Все пыталась сохранить мир. А его между нами к тому моменту и близко не было.
– Вещи возьми, – скомандовал Чернов в коридоре. Когда я забрала у него сумку, с той же суровой, будто запаянностью мотнул головой в сторону кухни. – Я провизию выгружу.
Так мы и разошлись.
Оказавшись в той спальне, где год назад был зачат Сева, я, конечно, снова разволновалась. Смотрела на кровать и видела акт. Поминутно. И все движения Руслана тоже чувствовала.
Как он содрогнулся от удовольствия… Как излился мне на колени…
Как смотрел… До, во время и после…
То, что происходило с моим организмом, казалось какой-то магией. И тогда, и сейчас. Внутри все вспыхнуло и так плотно сжалось, что я буквально задохнулась от болезненного жжения.
– Шорты дашь? – впечаталось в спину с той непробиваемой тяжестью, которая начинала натирать на моих вздернутых нервах мозоли.