Так что пару дней спустя собрала себя, сына и, как ранее планировала, поехала с ним в родной городок.
У мамы, несмотря на ее выходки, довольно-таки быстро восстановила ресурс. Наверное, потому что в нашем случае она для меня – тот самый дом.
Мама то обнимет, то погладит, то похвалит. А как сладко спится под грохот на кухне!
До обеда, пока работал рынок, мы с Севой жили в том же ритме, что и дома, но все равно мне было как-то спокойнее.
Закинув в кастрюлю нашинкованную капусту, на автомате оглянулась к сыну. Минут пятнадцать назад у нас с ним был перекус – творожок с яблочным пюре. После такого Сева обычно летал по квартире, как заведенный. Но сегодня я прибегла к хитрости – дала ему в придачу на самостоятельное употребление кусочки банана. Пока он жамкал пальчиками экзотику и жадно слизывал с них сладость, у меня была возможность доварить обед.
Кроме всего прочего, Сева не выпускал из ручки ложку. Использовал, конечно же, не для еды. Как своеобразный инструмент.
– Ма-ма-ма-ма-ма-ма… – выдавал без пауз, от всей души барабаня по пластиковому столику.
– Прям рок-концерт, – пошутила я, улыбаясь.
Стул для кормления, находящийся рядом шкафчик и сам сын – все было перепачкано. Сын, естественно, сильнее всего – мякотью банана даже волосики были залеплены. Казалось, чистыми у Севы оставались только стопы. Колени-то точно нехило «пострадали».
– А-да-да-да-да-да… – новый куплет завел.
Наклонившись, поймала дергающуюся в общем ритме пяточку. Сын сразу же, чисто по-мальчишески, визганул – почти зарычал, звереныш – и громко захохотал. Не видел, что происходило под столиком, но понимал ведь, что это я трогаю. Провоцируя на новый контакт, захлебываясь восторгом, еще активнее ножками задрыгал. Когда я снова поймала, еще сильнее рассмеялся.
Я тоже смеялась.
– Попался! – восклицала, разгоняя веселье.
Так и доваривали борщ.
Бегала от доски с зеленью к Севе. И обратно.
– Ма-ма-ма… – бомбил он в промежутках. Когда долго, по его мнению, не подходила, выкрикивал более требовательно: – Ма!
И я тут же поворачивалась и ловила его за пяточку.
Пока борщ доходил до нужной кондиции, не переставая играть с сыном, шустро навела порядки. Потом умыла его, одела и вывела на прогулку.
Несмотря на снег и на то, что Сева не оставлял попыток загрести в рот целую пригоршню, пробыли на улице не меньше двух часов.
– Нельзя, сыночек. Он холодный, грязный и совсем невкусный, – вразумляла я, страхуя.
В объемном комбинезоне он то и дело заваливался. Из-за этого, как ни странно, не злился. Только ворочался, как перевернутый жучок, и забавно пыхтел, пока я помогала снова встать на ноги.
– Замучила ребенка. Голодом заморила. Ты пасатри, а? Снег ест! – зачастила подоспевшая с рынка мама. – А я тебе говорила… Манку! Манку давать надо! С маслицем! А не этот ваш творог! Кто его вообще любит? Гадость, Господи, прости меня, грешную, – в патетике прижала ладонь к груди. И, конечно же, закончила: – Как есть гадость!
– По Всеволоду прям видно, что он голодает, – беззлобно огрызнулась я.
Глянули вдвоем на ковыляющего по тропинке пухляша и в один голос рассмеялись.
– И, кстати, – припомнила я мгновением позже, – когда я была беременна, ты заставляла меня есть эту самую гадость.
– Так то тебя! – отмахнулась мама, лихо поправляя повязанный на свежей «химии» шерстяной платок. – Чтобы ты, доходяга, восполняла кальций. А Всеволод Русланович у нас крепыш!
Сердце сжалось. Но не от обиды. От тоски по упомянутому Чернову.
– Ах, уже крепыш?
Не возмущалась. Скорее, посмеивалась над мамой.
– Медвежонок, – выдохнула она с любовью. Наклоняясь, полностью на Севу переключилась. – Щеки багровые, ресницы в снежинках, нос аж блестит, а счастли-и-ивый! Иди, иди, к бабе на ручки, – звала и одновременно манила жестами.
– Баба! – повторил Сева.
И, переваливаясь с ножки на ножку, поспешил навстречу.
– Бозе-бозе… Бульдозер! – подметила наша припаренная бабушка.
– Мама, – тихо осадила я.
Она же, подхватив Севу, только хохотом залилась.
Дорога до подъезда заняла вечность. Мама, как водится, без разговоров никого не могла миновать.
– Да, богатырь! Да, в отца! Русланович, а?! Сразу видно! Ха-ха-ха… Че? Ты, Зинка, чтоб тебя вспучило, белены обожралась?! Выпей раствор марганцовки! Дочь у меня не на постоянке, дурында ты косоротая! Все нормально у нее в браке! Это тебе не ты да я! В гости приехала! Три дня назад! Праздники впереди! Тьфу на тебя! Да не обиделась я! Чтоб у тебя телевизор прям в новогоднюю ночь сгорел! А-ха-ха-ха… Да, заходи, конечно! Что тебе еще делать, когда ящик гавкнет. Все, давай! Нам некогда! Зина, я сказала, нам некогда! Отстань со своим ЖЭКом! Не накручивай меня! Дай людям до Нового года дожить! Все, фу! В сторону, ать-два! Дорогу почетному караулу!
Но быстрее мы не продвигались.
Даже возле дворника мама тормознула.
– Джурабек, ты внука моего видел? А? Как вырос!
Тот, не отрываясь от лопаты, улыбнулся.
– Большой парень, – заметил, чтобы умаслить маму.
Ей же этого показалось мало.
– Не просто большой! Уникальный экземпляр! Зятя моего знаешь? Ну! В него!
– Мама, откуда ему знать Руслана? – пробормотала я.
– Тихо будь, – шикнула неугомонная. – Джурабек! Если где увидишь моего зятя – так сразу поймешь, что мой! Отвечаю! Аха-ха-ха… На весь союз таких больше нет! – исправилась, называется. Мужчине повезло, что в этот момент мама заметила соседа из третьего подъезда. – Харитон! Внука моего видел? Ослеп, что ли, старый сыч? Вот же! На руках держу – плюшевый танк! Аха-ха-ха… Все, давай! Нам некада!
Уставший от этих презентаций Сева уже начал поднывать. А маме хоть хны! Несла внука, как знамя, и ни один рядовой обыватель не смел пройти мимо, не выразив почтения.
К собаке и к той пристала.
– Жучка… Ай, моя ты красавица… Нового хозяина двора видела? Смотри. Знакомься. Запоминай.
У меня уже глаз дергался.
Повезло, что мама в какой-то момент заметила:
– Ай-яй-яй, варежки мокрые… Людка, что ты медлишь? Что ты медлишь, говорю?! Быстро домой, пока ребенка не угробили!
Когда, наконец, зашли в квартиру и разделись, Сева уже тер глазки. Правда, чуть позже, увидев борщик, поменял настрой со сна на еду. Пока кормила, все норовил своей ложкой в тарелку залезть. Пару раз попал. В тарелку. Но не в рот. Снова весь испачкался. Зато наелся от души.
Вымыла, переодела и уложила на свою старую полуторную кровать. У мамы вдвоем на ней спали. Другого варианта не было. Только примостилась рядом, сын изъявил желание шлифануть обед сисей. Глаза уже закрывались, а все равно шебуршал пальчиками в вырезе моей футболки, пока не достала ему грудь. Только достала, резво присосался.
И да, уже чистую ложку из ручки не выпускал. Елозил ею по моей второй груди, словно мог таким образом и оттуда добыть молоко. Обычно я забирала прибор, когда он уже засыпал.
– Перед праздниками торговля только так идет! Еще бы не было вот этих дезориентированных мымр: «Качество хорошее, да... Только цену хотелось бы пониже…» Дезориентированных по жизни! Куда ниже-то, тютя?! Обнять и плакать! Пашешь-пашешь, пашешь-пашешь… Ну, е-мае, всю жизнь так! Аж кости гремят! В мои-то годы! А эти ходят и за «спасибо» все хотят!
Вполуха мамину болтовню слушала. Она же не только говорила, еще и швейной машинкой тарахтела. Что-то там поправляла, утверждая, что справится до того, как Сева уснет.
Но Сева все же раньше прикорнул.
– Мам, закругляйся… Не шуми…
– Уже, уже…
Я не заметила, как следом за сыном закрыла глаза. Также незаметно провалилась в сон.
Видела Руслана. Все, как обычно.
Понимала, что это морок. И так боялась вынырнуть. Всеми силами стремилась продлить нашу встречу. Фотографий ведь и видеозаписи со свадьбы было недостаточно.
Бог знает, в каком месте с ним находились.
Лес? Горы? Но край не наш. Наверное, тот, где сейчас Руслан.
– Куда ты подевал свое кольцо? Зачем забрал?
Он не отвечал. Никогда со мной не говорил. Только смотрел. Но смотрел так пронзительно, что в моем теле снова зарождалась жизнь – бабочки, осы, мурашки… Ох, чего во мне только не было! Казалось бы, человек – такая понятная структура. Биохимия и электричество. А любви столько, что это самое электричество вырабатывает космическое напряжение.
И вдруг… Тяжелый грохот.
Картинка вздрогнула и исчезла.
Думала, мама со своей машинкой бодается. Но когда подскочила, поняла, что в комнате, кроме меня и Севы, никого нет.
Шум повторился.
Я несколько раз моргнула. И, наконец, сообразила, что наваливают во входную дверь.
Наверное, мама выключила звонок, чтобы Севу не разбудили.
– Я тя сейчас постучу! Я тя так постучу – мокрого места не останется! – ругалась, вылетая с мухобойкой из своей спальни. – Что за люди?.. – щелкая замками, все не унималась. Пытаясь кричать, не повышая голоса, каркала, как осипшая ворона: – Сказано же: в доме ребенок!.. Ой… Батюшки… – простонала с несвойственным ей благоговением. И вдруг как заорет: – Зятек!!!
Сева следом закричал.
А я… У меня просто часть органов вообразила, что они звезды сверхновой. Вспыхнули. Да и сгорели дотла.
Глава 70. С любимыми не расставайтесь
Сева плакал, не понимая, что происходит. Трясущимися руками прижимала его к груди, почти бессознательно утешала словами и медленно, будто все еще в мороке, продвигалась в прихожую.
«Разве это может быть реальностью? Руслан, правда, здесь?» – задавалась несущимися вопросами, страшась слишком горьких разочарований, которые могли уже с концами разбить мое штопанное-перештопанное наживую сердце.
– Господи, Боже мой… А я-то думаю, что за зараза приперлась… Хе-хе… Прикорнула после обеда, Людка с Севой тоже спят… А тут стук… Ну радость-то какая! – странно сбивчивую речь мамы то смех прерывал, то, как я догадывалась, действия физического характера. – Ой, душенька моя – грозовая туча… Ну не насмотреться на тебя! Не натрогаться! Сердце потом и кровью обливается! Аха-ха… Хоть бы не гыгнуть от переживаний! Ну, зятек… Красавец наш! Лю-юд-ка!!! Встречайте мужа и отца! Где ходите, е-мае?! Я вся в слезах, ой ни-магу…