Не в ресурсе. Не в обороне. Не на автомате.
Полновесно. В священной сцепке со СВОЕЙ.
– Люблю, – рубанул, когда расперло от силы.
И она, сквозь слезы, отразила:
– Люблю…
Вся вибрировала – от чувственного шока, от дикого жара и той боли, что неизменно вспыхивает на заре контакта, когда не просто трахаешь, а срастаешься.
Сдерживая все, что самого бомбило, самыми, сука, нежными поцелуями ее лицо покрыл. Пока не открылась шире, не потянула ближе, не приникла крепче.
И все равно уточнил:
– Полетели?
– Да… Да, Руслан. Да.
Лоно схлопнулось, закололо искрами… Но я двинулся. И пошло. Толчок за толчком. Глубоко. Ритмично. Методично. Как в учебке по штурму – с полной выдачей силы, но по уму.
Милка была такой же мокрой, как и я сам – шея, грудь, бедра, пах. Сжимала. Метила. Целовала. Стонала.
– Р-рус… – выдохи ломались.
Я держал. Вел, до усрачки боясь разлепиться. И она тянула ближе – рука согнулась, не смог сопротивляться. Всем весом ее накрыл. Распластал. И заработали еще слаженнее. С влажными шлепками друг другу навстречу. Раскачивали скрипучую кровать, будто от силы этой тряски вращалась планета. Каждый выпад – бой за единство. На грани самоуничтожения. На пределе равности. До помутнения рассудка. До тех самых судорог. До провалов памяти.
Жарко. Липко. Пронзительно.
– Р-рус… Ру-сик…
Внутри гремело. Хребет трещал. Яйца ныли. Хуй сводило, как при рвущем жилы спазме.
– Ща… Щас…
Вогнал в последний раз – резко, с силой, до упора. Милка вскрикнула и выгнулась. А я, едва пошла разрядка, зарычал ей в шею. Когда начал сливать яростно хлещущее из члена семя, поймав лихорадочную пульсацию, понял, что она тоже кончает. Разброс усилило – внутри СВОЕЙ стало густо и до краев много. Вжимаясь лбом ей в плечо, я, скрипя зубами, сдерживал крик. Потому что рвало так, что аж кислород из тканей выжгло.
– Люблю тебя, – докинул, когда все закончилось, скатываясь с Милки на кровать и утягивая за собой.
Извлеченный из нее член оставался твердым, но не горел. Горела грудь. А еще лицо и шея. Приходя в себя, надсадно дышал. Каждой гребаной клеткой гудел. Пальцы на спине Милки тряслись.
– Мой Руслан Чернов… Как я счастлива, что ты вернулся, – выдала туда, где билось сердце.
Я ничего не сказал.
Только сжал крепче и, выдохнув остатки напряжения, приподнял ее, чтобы заслуженно медленно, с томительным наслаждением зацеловать.
СВОЯ же. СВОЯ.
Глава 83. С тобой готова и по взлетным, и по встречным
Он целовал так долго, что губы онемели. И после еще какое-то время продолжал, пока плоть полностью не потеряла чувствительность. С восстановлением же от напора и жара Чернова в тканях возникло жжение. Еще миг спустя пришло осознание, что искрами пронизано все тело.
Все пылало.
Частично из-за следов, что оставили шершавые ладони. Частично из-за удовольствия, которое растеклось, впитавшись в каждую клетку. Частично из-за тех ощущений, что нагнал дрогнувший под валом обрушившегося на нас двоих счастья психоэмоциональный фон.
Лежа лицом к лицу, смотрели друг другу в глаза. Точно знать, чем руководствовался Руслан, я, безусловно, не могла, но казалось, что утолив чувственный голод, мы с той же слаженностью взялись за тоску.
– Потерял себя. В тебя все ушло, – выдохнул Чернов приглушенным хрипом. А я со смущением почувствовала тепло благодарности за то, что он выразился именно так. Мог ведь сказать что-то вроде «Кончил в тебя» – коротко и ясно, в его манере. Но он позволил себе подчеркнуть, почему так произошло. – Тебе же рано рожать. Что будем делать? Есть какие-то способы? Может, стоит набрать матери?
За два года замужества я не только искренне полюбила свою свекровь, но и научилась прямо задавать важные для здоровья вопросы. Однако от предложения мужа все равно передернуло.
Улыбнулась позже.
– Нет, не стоит, Руслан. Она уже обо всем позаботилась. Я пью противозачаточные таблетки с момента, как отлучила Севу от груди. Мы же ждали тебя.
– Значит, все нормально? Последствий не будет?
– Ага. Именно так.
Чернов явно испытал облегчение. И я, вздохнув, ласково прочесала пальцами от его виска за ухо, по шее.
– О чем задумалась? – толкнул так же тихо, почти шепотом.
– О детях… – прямо ответила я. – Знаешь, я думаю, нам не три года выдержать нужно. Минимум семь. Пусть Всеволод пойдет в школу, адаптируется… Я немного освоюсь в профессии, закреплюсь… Что скажешь?..
Рус нахмурился, аж борозда на переносице сформировалась.
Я напряглась. Сердце, ускорившись, инстинктивно начало готовиться к ссоре.
«Господи… И зачем я об этом заговорила?» – отругала себя мысленно.
Но Чернов… Не умаляя серьезности, ровно выдвинул:
– Надеюсь, таблетки надежные. Потому что садиться снова на сухпай я не планирую.
Я, слегка застеснявшись, улыбнулась.
– Надежные.
– Отлично.
После этого снова замолчали. Я продолжала гладить Чернова, а он – держать меня мощным, как силовой захват, взглядом.
– Я должна помыться и идти к Севе, – пробормотала, тоном выдавая сожаление.
Рус же отрубил:
– Вместе пойдем.
– Хорошо, – шепнула, тихо млея от радости.
Когда поднялись, отметила, как в нем снова проснулся голод. Глаза об этом откровенно говорили. Но к действиям Чернов не перешел. А я, как водится, стушевалась.
Оделись. Вышли во двор.
Через пару минут Рус уже давал оценку температуре воды из колонки:
– Ледяная. Надо греть.
– Ну ты же как-то мылся, – возразила я. – Топить среди ночи печку нецелесообразно.
– Я – это я. В разной степени хуевости условиях выживал. Закаленный. А ты застудишься.
– Я тоже не промах. Офицер, – напомнила мягко. – Да и… Лето же. Пусть и похолодало после дождя.
Черные глаза моего любимого осетина блеснули. Но сказать ничего не сказал. Со спокойной уверенностью сделал по-своему: натаскал дров, разжег печку, поставил воду и проследил, чтобы та нагрелась до нужного градуса.
После так же молча перенес в пристройку, налил в таз и, смерив меня горячим взглядом, с жесткой заботой покровительственно распорядился:
– Вперед, офицер.
– Спасибо, – с улыбкой шепнула я.
А когда Чернов вышел, позволила себе и смех. Пребывала ведь до сих пор в эмоционально возбужденном состоянии. Даже потряхивало – никак не могла это остановить.
«С водой все правильно…» – догнала с опозданием.
От ледяной меня бы совсем расколотило.
Вымывшись, я поспешила к Севе. Руслан пришел чуть позже. Я не оборачивалась, но сердце встрепенулось – аж дышать трудно стало. Сохраняя неподвижность, отсчитывала шаги мужа, пока за спиной не скрипнул матрас. Дальше, если и были какие-то звуки, не улавливала. В голове так шумело, слуховой аппарат дал сбой. Чернов же прибился сзади и, скользнув пятерней мне под грудь, вдавил в свое абсолютно твердое тело.
Меня ударил озноб.
Затаив дыхание, замерла в ожидании.
Но Рус, поцеловав за ухом, лишь просипел:
– Спокойной ночи.
Там, где касались его губы, словно ящик с боеприпасами взорвался. Однако я, поежившись, с тем же достоинством шепнула:
– Спокойной ночи, Руслан.
Закрыв глаза, тотчас стала думать про утро. А если точнее, мечтать о том, чтобы оно наступило скорее. С этими мыслями в жарком волнении и уснула.
А проснулась, точно как когда-то, от поджигающего все нервные окончания вожделения – покрывая страстными поцелуями мне шею, Чернов ласкал пальцами между ног и толкался между ягодиц членом.
– Не против еще разок? – выдохнул, когда я не сдержала стон. – Я не мог уснуть. Рвет чердак от твоей близости.
Ничего такого… Но меня шарахнуло током.
– Не против, конечно. Нужно было сказать, что хочешь еще. Я тоже хочу, – зачастила, прежде чем сознание окончательно пробудилось. Потершись о член мужа, ощутила влагу, которой были пропитаны его трусы. В моих тоже было мокро. Движения его пальцев заставляли плоть хлюпать. – Только не здесь, – прорезала хрипом, когда в щелку приоткрытых глаз попал сладко посапывающий Севушка.
Вскочила на ноги, едва Чернов встал. Те подкашивались, а я зачем-то поправляла спутанные волосы и ставшую лишней сорочку. Хорошо, что неспособный на бесполезную суету Рус подхватил на руки и быстро перенес в уединенное место. Им… эм… стал коридор. Но все-таки… Главное, не рядом с сыном.
– О Боже… – повторяла задушенно, пока Чернов стягивал с меня раздражающую воспаленную кожу одежду.
На улице серело. В дом сквозь занавески просачивался свет. И муж смотрел на мою грудь с тем до дрожи заводящим безумием. Я на него тоже косилась. Особенно – на гордо торчащий вверх член.
Господи…
Он был таким рельефным и могучим, измазанным в сочащийся из головки предъякулят… Я никак не могла налюбоваться, хоть и стыдилась снова и снова смотреть. Чувствовала себя так, словно наглоталась дурмана. И запах его – мускусный, терпкий, интимный – усиливал впечатления. Так что, когда Рус вынудил обхватить плоть ладонью, испытала сильнейший приступ эйфории.
– О Боже…
Мы трогали друг друга. Крайне откровенно и дико жадно. Но из-за пульсирующего внутри трепета ни одно действие не ассоциировалось с похотью. Нет. Все ощущения были куда более пикантными и острыми. Член вибрировал – Боже мой, буквально гудел в моей руке. И я не могла оставаться безучастной. Двигала рукой вверх-вниз. Эм. Дрочила Чернову. Да, дрочила. А он, густо, чуть ли не с паром выдыхая ноздрями воздух, елозил двумя пальцами между моих размокших половых губ. Натирая клитор, часто спускался ниже и проникал внутрь. Я раздвигала трясущиеся ноги шире и… инстинктивно насаживалась. Второй рукой Чернов успевал мять мне грудь и выкручивать разбухшие соски. Всему этому содействовал интенсивный, максимально заряженный взгляд. Ничего удивительного, что я сходила с ума от желания.
Потянувшись, припала к его губам… Вдвоем застонали. Сплелись языками. Вступив в бурную химическую реакцию, разжились обилием слюны. Коктейль из вкуса, ощущений, эмоций и чувств был настолько головокружительным, что вместе пошатнулись.