ризольи-и-и! Лапша домашняя с подливой! Голубцы и фаршированные перцы от моей умницы-доци! И-и-и короночка от свата: уха с пылу, с жару! Милости просим, дорогие гости, – закончила представление с зашкаливающим все нормы радушием.
– Почему твоя мать на рынке, а не в кино? – пробубнил я Милке.
– Тихо, – засмеялась она. – А то услышит и пойдет пробоваться. Представь только… Ее никто не остановит. Любую охрану прорвет.
– Если вызовут спецназ, обещаю дать ей фору. Чтобы прям до верхушки успела.
– Руслан… – протянула с осуждением, но все же захохотала.
– А че? Я болею за тещу. Пусть везде наших знают.
– Насых зают, – поддержал «Добрыня». И, потянув Милку за руку, показал: – Ап-шу, мама! И катоську! И куйоську!
– Вот, реклама работает, – выдал я во всеуслышанье.
Гости дружно засмеялись.
– Да у меня самого аж засосало, – выдал Айдаров. И обратился к теще: – Лариса Аркадьевна, милая, а еще одной доци у вас нет? Чтобы такая же умница, ась?
– Нет, татарин. Но есть я – всесторонне одаренная и свободная как ветер! Брать будем?
Народ от гогота аж покатился.
– Будем. Че ж не будем… – держал марку побагровевший Айдаров.
– Сразу видно, кто рынком закален, – отгрузил между хохотом батя. – Яйца не мнет, Аркадьевна! С наскока – быка за рога!
– А че нам?.. Стесняться, что ли?.. – махнула теща борзо. И скомандовала: – Так, а-ну, быстро – все за еду! Между первой и второй промежуток небольшой!
И, сука, так всех накидала… Ушатала просто. Уверен, большинство таких попоек не знал до нее. Танцевать шли, как в последний бой.
А Аркадьевна еще и заряжала:
– Живее, молодежь! Живее!
И похую, что сама композиция на скорость не рассчитана. Народ волей-неволей гнал лошадей. Только мы с Милкой спокойно давили медляк.
Сжимая одну ее ладонь, второй шуршал по спине.
Лоб ко лбу. Глаза в глаза.
Уверенно, без всяких масок, вел.
– Видно, как вы друг к другу прикипели, – толкнул в один момент Косыгин, умудряясь врезаться в нас таким образом, чтобы обнять двоих. – Храни Бог, – вальнул, похлопывая по плечам.
И был таков.
А я следом подумал… Если б не было Милки дома, хрен бы я выжил.
Глава 89. Все на свете вместе переживем
Праздник разворачивался в лучших традициях – шумно, весело и душевно. Звучали и шутки, и смех, и добрые напутствия, и сдержанная похвала. Все это, ясное дело, под приличным градусом. Ребята расслабились. Но за рамки никто не выходил. Держались с достоинством. Выправка не подводила. Даже если парадом, по факту, командовала моя неугомонная мама.
О, она, конечно же, не просто командовала… Летала от гостя к гостю с таким запалом, будто на кону стояла победа в конкурсе «Хозяйка года».
– Да-а-а… Что здесь спецназ? В исполнении тещи даже забота превращается в наступление, – не без гордости отметил Русик.
И я в который раз засмеялась.
Мы с Черновым были очень разными. В самом начале отношений я по этому поводу даже переживала. Но на деле вышло так, что, когда мы научились слушать, эта полярность начала работать нам на пользу. Перекидываясь какими-то фразами, мы давали друг другу возможность смотреть на ситуацию под новым углом. Так и с мамой получалось: когда Рус что-то комментировал, я ни неловкости, ни возмущения, ни желания немедленно присмирить родительницу не испытывала. Напротив, меня безумно радовало то, что муж, его родня, сослуживцы и близкие принимали ее с таким теплом.
– Та-а-ак, кто еще не пробовал индейку? Че скучаем, касатик? Налегай! Елки-моталки, а где хлеб? Де-е-е-в-ки, почему хлебницы пустые? – врубила мама в абсолютно случайный момент.
– Несем, – спокойно отозвалась я.
А семенившая сзади Тоська тотчас ускорилась и поспешила вырваться вперед.
– Судя по всему, ты мою маму больше боишься, чем столкновения с начальством на утреннем разводе, – пошутила я.
– А то! – живо подтвердила Маринина. И тут же отчиталась: – Все готово, Лариса Аркадьевна.
– Умницы-красавицы! – не преминула похвалить мама. – Премию за оперативность – каждой!
– Премию? – влез Косыгин. – Лариса Аркадьевна, а кто башляет?
– Я! Кто же еще? На вас понадейся!
– Почему это? Я вот готов. Хоть сейчас в ваш штаб.
– Ой, сиди ты, балабол… Не подставляйся, а то и тебя женим!
– Так я ж не против, Лариса Аркадьевна! – выдал Женька, раскидывая руки и выпячивая грудь.
– За слово поймала, – сообщила мама, подмигивая. – Организуем! К следующему году все у меня женаты будете! Каждый твари, как говорится, по паре! Аха-ха-ха… Не вздумайте обижаться! Это я в положительном ключе!
– Мы поняли, – ударили парни почти в один голос.
А мама, легко взмахнув рукой, завела свою любимую песню:
– Изменяла, изменяю и буду изменять эту жизнь в лучшую сторону[1]! Селедочку попробуй, командир, – резко включилась, принимаясь обхаживать Бастрыкина. То, что в доме на него сегодня наехала на ровном месте, она определенно помнила, но опять же считала все свои выходки направленными на общее добро. – У вас такой нет, офицер! Сама купила, сама солила, сама притарабанила, аха-ха-ха…
Я улыбнулась.
А свекор с характерным ему чувством юмора отметил:
– Тебя бы в казарму, Аркадьевна. Порядок бы держался на уровне.
– Аха-ха-ха… – довольно краснея, купалась во всеобщем признании мама. И в самом деле ведь теряла моментами буйную голову. Но кто ей мог помешать? Никто. – А че? Я и в казарму могу! Легко! Только приказ выпустите! Как зарвусь, как развернусь – пыль стоять будет!
У нас с Тосей эта самая пыль под ногами уже стояла, когда метались между кухней и двором, убирая грязную посуду, подавая свежее горячее и обновляя холодные закуски.
Увидев, как мама вытягивает Руса из-за стола, застыла. Удивление, разумеется, вызвала не она. Поразил Чернов. Мой брутальный, предельно сдержанный муж, смущаясь, краснея и при этом улыбаясь, услужливо шел за тещей на импровизированную площадку.
Мог ведь отбрить… Да просто проигнорировать… Но не стал.
И потом…
Танцем то, что мама с Русом выделывали под «Яблочко», было трудно назвать. Ну и черт с ним! Не в терминах огонь горит. Естественность, задор, кайф и отсутствие природной зажатости выдавали такой заряд, что все присутствующие зашлись в овациях. Большинство пустились в пляс вместе с ними. Оставшиеся же хлопали, свистели и кричали в поддержку так, что у меня заложило уши.
– Ай да Чернов! Ай да неожиданностей кладезь! – комментировала Маринина. – Кулаками над головой трясти – это понятно, базовая прошивка у мужиков. Но Чернов, благодаря Ларисе Аркадьевне, еще и пятками землю пашет. А как бедрами крутит – ай, посмотри! Феноменально!
Я лишь смехом от восторга заходилась. Тоська же продолжала тарахтеть. А в конце, когда Рус подхватил маму и, реализуя какие-то спецназовские штуки, завертел ею, как штурмовой лестницей, еще и завизжала.
– Медленные – исключительно с женой, быстрые – только с тещей, – это я услышала позже, пока собирала со стола очередные пустые тарелки.
Чернова и слышно, и видно было издалека – загорелый, счастливый, с рюмкой в руке и Севой на плечах. Такой вот с виду большой и суровый, а в благоприятных условиях светил и грел, как солнце. До гари. До мурашек.
– Ты сияешь! Прям искришь! – отметила Тоська.
Я не ответила. И не из скромности. Побоялась, что если скажу хоть слово, из глаз хлынет. От облегчения. От усталости. От радости, что Рус дома. Что самое страшное позади. Что все наладилось.
Маринина поняла без слов.
Обняв меня, прошептала:
– Я за вас чертовски счастлива! А еще горжусь тем, какая ты у меня, Чернова, сильная!
Приникнув к подруге головой, я подобрала губы и с благодарностью сжала лежащую поверх моей груди ладонь.
– А я счастлива, что рядом со мной есть такой чудесный, потрясающей души человек, как ты.
– Ну вот… – засмеялась Тося, но на звуках этих дрогнула. – Хочешь, чтобы я заплакала?
– Не смей, – шикнула, глядя на нее сквозь пелену в глазах и улыбаясь. – А то и я не сдержусь.
В горле ведь уже стоял ком.
– Ты-то?..
Хорошо, что кто-то врубил медляк, и нарисовавшийся рядом с нами Айдаров, не слушая Тосин тонкий бубнеж про «умницу-хозяйку», уволок ее танцевать. А за мной, скинув Севу бабушкам, пришел Руслан. И на те пять минут, что длилась композиция, окружающий мир будто отступил. Размылся. Растворился. Казалось, мы не видим и не слышим его. Только друг друга. Здесь и сейчас.
– Помнишь, как нас на свадьбе заставляли танцевать? – проговорила с жаром, который плавил изнутри. Рус нахмурился. И хмурился до тех пор, пока я не добавила с нежной усмешкой: – А потом… на день отряда…
– Там уже все совсем очевидно было, – хрипло выдал он.
– Что именно? – переспросила, чуть наклонив голову.
Чернов вновь сдвинул брови, показывая, что внутри него разум борется с чувствами.
– Каждый танец с тобой был удачной возможностью прикоснуться, не теряя лицо, – признал после паузы грубовато, но искренне.
Я с улыбкой коснулась его плеча. На автомате погладила. Этот простой жест хоть и вызвал у Чернова замешательство, но явно его растопил. Настолько, чтобы он смог расслабиться и прижать меня ближе.
– Благо теперь нам никакая маскировка не нужна, – прошелестела, едва дыша.
И в тот же миг почувствовала, как пальцы Руса крепче стиснули мои.
– Согласен, – толкнул он глухо. – Теперь ты моя. На всю. И до конца.
– До конца, Чернов, – повторила почти беззвучно, но уверенно.
С той силой, которой хватит на целую вечность.
Сразу после этого наше уединение нарушилось – младшим, как выразился бы муж, составом.
– Ма-а-ама, – настойчиво позвал Сева, щипая меня за ногу и дергая край моего платья.
– Господи… – испугалась я.
– Ну ты, боец… – уронил Рус с усмешкой, но, конечно, тоже напрягся.
– Сыночек… – выдохнула отрывисто. Резко присела, подхватила малыша на руки и прижала к груди. – Ты как здесь оказался? – начала ругать на эмоциях. – В толпу нельзя! Нельзя, понял? Ты еще маленький. Тебя не заметят. Могут задеть, толкнуть… Это опасно. Очень опасно, слышишь? – говорила я быстро и достаточно жестко.