В каждом слове бились страх, облегчение и желание предостеречь.
Только вот Сева не хотел понимать.
– Ма-а-ама, – протянул с обидой. Дуя губы, повел пальчиком в сторону столов. – То-тик! Тотик!
Я вздохнула. Посмотрела на Руса и увидела, как он выгибает бровь.
– Ах, вот оно что, – хмыкнул. – Кто бы сомневался… Пищевой десант в действии.
Я повторно вздохнула.
– Чудо ты мамино… Когда слушаться будешь?
– Я сусаюсь, – заявил Сева со всей ответственность. И повторил: – Дай тотик.
Чернов хохотнул.
И скомандовал:
– Идем.
Забрал у меня сына, взял за руку и повел через толпу к столам.
Как выяснилось, свекры тоже танцевали, а мама, не теряя ни минуты, гоняла с десертами. Вынесла очередное блюдо и, как водится, с кем-то заболталась. Скандалить с ней мне, конечно же, не хотелось. Праздник все-таки. Но мысленно я кипела.
– Теща, что за беспредел? – отработал Рус за меня. Не оставил ситуацию без внимания, но и слишком резко не грузил. Применил к маме самое лояльное, почти ироничное, внушение: – Кто внука из виду упустил?
Мама моментально подобралась и выпрямилась.
– Ой, Божечки… Русланчик, Людочка… Да я же буквально на минуту отвернулась! – утверждала она, оправдываясь. – Вот что за ребенок?! Метеор, не иначе! Бабина егоза!
– Ага, туда-обратно успел… – пробормотала я.
– Ты такой не была, – предъявила мама как аргумент.
– Так, ладно, – миролюбиво закрыла я тему. – Что ты там навезла? Севушке не терпится попробовать.
– Во-те-тя хосу! – зарядил сын, тыча пальчиком в «Монастырскую избу».
– А, помнишь, да? – умилилась мама. – Бабулин сладулик!
Сева закивал и с важностью уточнил:
– Та-а-ам висенька!
– Да, зефирчик мой, вишенка! И лучшая на всем юге сметанка!
– Как? Не во всей стране? – подколол Руслан с прищуром, оставаясь в целом серьезным.
А вот мама, подавшись к нему, захохотала. Панибратски шлепнула по плечу и выпалила:
– А может, и во всей стране! Кто нас переплюнет, а? Ах-ха-ха!
– Ясен пень, никто, – отбил Чернов. – Вас ни одна живая душа не одолеет.
Я качнула головой, отрезала небольшой кусочек торта, положила его на тарелку и, усевшись, поманила к себе Севу. Он подался навстречу, и Рус шагнул к лавке, чтобы безопасно его передать.
– Здесь будете? – шепнул, потираясь носом о мои волосы, когда сын уже рванул утолять разгулявшийся аппетит. – Я отойду, покурить.
– Конечно, – выдохнула и на инстинкте подняла к мужу лицо.
Он скользнул взглядом – от глаз до губ, вызывая приятное покалывание под кожей. И дал мне то, чего я неосознанно добивалась – поцеловал.
– Мм-м… Жук, – просипел Руслан, кивая на активного жующего сына. – Приторчал на вишенках, аж про ревность забыл.
– Тихо, – шепнула я. – Он не заметил. Проголодался же.
– Ага. Когда только успел… – буркнул, подмигивая.
И отошел.
Я посмеялась уже сама с собой. На эмоциях обняла Севушку покрепче, зацеловала и чуточку потискала, хоть он и, не покладая ложки, продолжал махать.
– Дыши носиком, – напомнила, потому что сын, как обычно, в азарте об этом забыл и уже сбивался с ритма.
Пару минут спустя мне на плечи легли теплые и ласковые руки свекрови. Обхватив меня сзади, она поцеловала в висок, стоило чуть повернуть голову.
– Мои родные… – можно сказать, проворковала Светлана Борисовна. – Смотрю на вас, и сердце радуется. Дай наобнимаю вдоволь. Сыновей уже просто так не приголубишь. Взрослые все. Мужики. А ведь совсем недавно так же… – кивнула на Севушку. – Время так быстро летит, Мила. Когда-то ты поднимешь сынулю на руки и даже не поймешь, что этот раз был последним.
У меня сердце сжалось, а вокруг него все задрожало.
Ведь и правда… Так будет.
Слышала в голосе Светланы Борисовны щемящую материнскую тоску и невольно проживала ее вместе с ней.
– Мы не замечает, как эти периоды проходят. Ни в первый, ни во второй, ни в третий раз… Все кажется, что впереди целая жизнь, а вот сейчас надо успеть реализоваться, заработать… А главное-то – вот оно. Наши дети. Лучшее, что с нами случилось, даже если периодически заставляют нас нервничать, злиться, тревожиться… Они наша самая большая радость. Глубокая. Настоящая. Цени, пока можно вот так – трогать, целовать, гладить, держать на руках. Пока он сам к тебе тянется. Пока нуждается в тебе. Потому что позже будешь страшно скучать.
Я прижалась к ладони свекрови губами, щекой… И когда подошла мама, игнорируя ее болтовню, то же повторила на ней.
– Мы всегда нуждаемся в вас. Просто не всегда об этом получается сказать, – прошептала я.
– Ой, Люда… – дрогнув, расплакалась мама. Обняла меня – крепко-крепко. Поцеловала. И снова обняла. Да как заголосила. – Роднусечка моя… Доця… Хорошая моя…
Я тоже дала себе волю. Выпустила многое из того, что так долго держала. Вернувшийся с перекура Руслан, увидев нас троих в слезах и перепачканного Севу, оторопел, не зная, что и думать.
– Все хорошо, Чернов. Это от счастья, – прохрипела я, улыбаясь. – Иди обними маму.
Он подчинился, хоть и не сразу понял, какую именно. Сжал двоих. А после – нас с Севой. Минуту спустя мы уже смеялись, но я смотрела на Руса, на сына и украдкой еще подтирала слезы.
Что бы ни ждало нас в будущем, сколько бы ни пришлось пройти… Главное, вместе быть. Одной сплоченной семьей.
***
– Идем на пляж, – выдал Чернов, пока я натягивала вещи после общего холодного душа.
– Сейчас? – удивилась.
В доме все спали. Стояла тишина. Только чей-то храп доносился.
– Да, – толкнул Рус уверенно. – Тут, блядь, как в казарме. А я до утра не доживу.
И потянул из ванной в коридор, из коридора на улицу… А за миг мы были на пляже.
– Вдруг Сева заплачет?
– Он же с родными. Успокоят.
– Мм-м…
– Тут не раздевайся. Идем в море.
Я была обескуражена и первым, и вторым предложением. Почему я должна была раздеваться? Зачем в море? Он что, и правда собирается?.. Промолчала. Просто пошла за ним.
– Подожди… – шепнула, когда вода уже плескалась вокруг талии. – Меня шатает, аж вертолеты в голове…
– Отчего? Не пьешь же… – хрипнул так же тихо и обнял. – Обхвати меня ногами.
Стоило мне выполнить указание, двинул дальше. Остановился, когда волны заплескались под нашими подбородками. Набросившись на мои губы, начал избавлять нас от одежды.
Я задрожала и покрылась мурашками, невзирая на то, что кровь гудела по венам шальным градусом.
– Русик… Может, не надо? – выдохнула рвано.
Хотя сама знала: остановиться не получится. Его губы сводили с ума. Вкус пьянил. Руки разжигали пожар.
– Надо, – потребовал коротко. Расстегнул халат и поднял меня чуть выше над водой. – Держи одежду, чтобы не уплыла, – просипел, прежде чем накрыть ртом сосок.
Я закивала. Потом подумала: «Кому?». Бросила эту ерунду. Сжалась вокруг Чернова и заелозила по поросшему жесткой порослью животу промежностью. Трусов уже не было. Он поздно выдал предупреждение насчет одежды… Господи, сейчас она меня не волновала. Я выгнулась, намереваясь прижаться плотнее, и тихо застонала. Дышала все громче. Сбито. Сама себе казалась чем-то легким, почти эфемерным… Бурлящей в море пеной.
Чернова продолжал ласкать. Мне нравилось. Но я хотела больше… Язык – в рот. Член – во влагалище.
– Пожалуйста… – умоляла.
Он ведь сам от переизбытка ощущений аж вибрировал.
В глаза посмотрел, будто спичку поднес. Вспыхнула жарче. А когда Рус заставил проехаться вниз, захлебнулась всхлипами.
Он сгреб руками. Накрыл поцелуями шею. И начал насаживать.
Боже… Прямо здесь… Твердый… Горячий… Пружинистый… Проникал на всю длину…
Я рассыпалась стонами.
Потому что он проходил нужные точки. Потому что смотрел мне в глаза. Потому что в море моя чувственность усилилась, словно я не в воде дрейфовала, а в стимулирующем абсолютно все нервные окончания волшебном растворе.
Когда член достиг дна моего лона, ладонь Чернова заскользила между моими лопатками. С давлением, но нежно. До самой шеи. Уже там… с фиксацией остановилась.
Я дернула носом воздух.
Вовремя.
– Люблю. До гари, – толкнул Рус и, не дав мне даже ответить, обрушился на мой рот.
Одуряюще целуя, начал двигаться – в нужном ритме, с хищной точностью, с напором и силой, от которых выбивало дыхание. Меня растягивало. Переполняло физически, эмоционально и фантомно. Шарашило по точкам, которые молниеносно отправляли реакции в мозг. И тот буквально бомбило коктейлем из дофамина, серотонина, эндорфинов… Организм гнал волну кайфа, поднимая шторм.
– Боже, Русик… Боже… – частила я.
А он рычал мне в рот, шею, щеку... И, прихватывая под ягодицы, продолжал колотить море.
«Хорошо, что ночь…» – подумала я.
Иначе это невозможно бы было скрыть.
Чернов трахал, словно этот акт любви был священным ритуалом. Словно он нуждался в печати от самой природы. Словно хотел заставить меня помнить этот момент всю оставшуюся жизнь.
Волны лизали наши тела. Стягивали с них напряжение. Но не тушили огонь.
Рус двигался, двигался, двигался… Выверенно. Жестко. Неумолимо. Жадно. И при этом так крепко держал меня, что я терялась, прекращая осознавать границы своего тела.
– Милка… Блядь… – рванул у виска.
Но не смог договорить. Снова впился в губы.
Поцелуи были все более влажными, слегка соленными и шумными от стонов. Его язык скользил по моему, требуя, сбивая, взвинчивая. Я тонула в нем, во вкусе своего властного мужчины. И это не метафора. Я в нем погибала, чтобы заново ожить. Тряслась. Но не от страха. От насыщенного удовольствия и того, как сам Чернов дрожал во мне.
Каждое движение его таза было до безумия желанным. Я ловила эти удары телом, нутром, сердцем, душой. Все пылало. Растянутое лоно пульсировало. Но я не хотела, чтобы он останавливался. Ни за что на свете.
– Я люблю тебя… – выстонала.
И закричала от мощных волны, которая пошла снизу вверх, пробивая адовым жаром сквозь влагалище, живот, грудь, горло… И в голову, чтобы все пошатнулось, зазвенело, развалилось.