рен) решил оставить на виду, она пролистала тетрадь, но поняла, что текст есть только на этом развороте: остальные были заполнены рисунками или просто каракулями, а многие и вовсе вырваны. Как давно лежала эта тетрадь в заброшенной комнате, ожидая прочтения? Как давно ожидала ее, Аличе?
Эти слова – для тебя.
Представляю, как ты читаешь их, удивленно бродя по дому, полному чужих вещей и воспоминаний. Вот только лица твоего, твоей улыбки не вижу: слишком уж много воды утекло. Но кем бы ты ни стала, в какую бы юную женщину ни выросла, я уверена: ты по-прежнему хранишь свой секрет. Помнишь тот телефонный разговор пару лет назад? Я вызвала тебя на откровенность, и ты поведала мне самую заветную мечту: призналась, что хочешь стать актрисой. А вот я свою мечту утаила. Что ж, пришло время рассчитаться по долгам, отплатив за доверие искренностью. Моя тайна – здесь, в этой комнате. Прошли годы с тех пор, как я последний раз входила сюда, да и теперь вернулась только ради тебя, чтобы добавить несколько слов ко всем тем, что уже написаны.
Здесь я любила, жила и творила, открывая для себя цвета: красный – удовольствие, синий – уныние, желтый – бесстыдство. Талант, о котором я и не подозревала. И здесь же познала дичайшее отчаяние, поглотившее все цвета, сколько их есть на земле. У меня отняли счастье, не дав его даже распробовать.
Одним уготованная судьба является медлительно и незаметно, как распускается цветок: ее приход не отследить, замечаешь только проявления. Но есть судьбы, что вспыхивают мгновенно и, вышибив из тебя дух, столь же быстро гаснут – ни свернуть, ни обогнуть. Так случилось и со мной: жизнь, взяв разбег, в одночасье сбросила меня с башни, где я планировала пребывать вечно, в счастье и радости.
Осколки своего сердца я заперла в этой комнате. Сокрыла. И попыталась жить дальше.
Понимаю, что могу показаться чудачкой, эксцентричной дамочкой, говорящей загадками, но ничего больше сказать не могу. Не сейчас, не после того, что случилось. Ничто так не бередит незажившие раны, как слова.
Оглядись – и увидишь: в этой комнате вся моя жизнь, покуда я была жива. Любовь, которую я испытала, сердце, которое тешила надеждой, последний вздох, который испустила, след, который оставила.
Случалось ли тебе гореть огнем столь яростным и разрушительным, что его невозможно было вынести, не поддавшись? Со мной такое случалось не раз – при виде ослепительно-белого холста. В конце концов этот холст оживал, а боль, словно под действием чар, оборачивалась красотой. Это талант тех, в ком есть дуэнде, священный огонь, что владеет тобой. Этому нельзя научиться или научить, оно в крови и вместе с ней течет в твоих жилах.
Знаешь Федерико Гарсиа Лорку? Он как-то сказал, что дуэнде – «это возможность, а не действие; битва, а не мысль».
Это коварный бес, что ставит тебе подножку и наслаждается падением; но потом происходит чудо: злосчастье направляет твою руку, и вот уже искра, о существовании которой ты даже не подозревала, материализуется на холсте, вспыхивая мучительной, чарующей красотой, приковывая к себе взгляды. Такое может случиться в любом искусстве, включая и то, какого взыскуешь ты.
Я искренне верю, что дуэнде есть в каждом, но лишь немногим удается нащупать, пробудить его. Подобная удача – стечение обстоятельств, колдовство, алхимия.
Ты вдруг начинаешь светиться изнутри, и, заметив это, окружающие верят всему, что ты делаешь и за кого себя выдаешь. Вот почему так важно научиться сохранять щепотку искренности, даже когда лжешь: люди не выносят чистой правды, хотя и не устают ее искать.
Не доверяй никому, кто не зовет тебя по имени и отворачивается, лишь бы не видеть твоих страданий. Не позволяй боли задушить тебя: дай ей вырваться наружу.
Ты еще слишком молода, чтобы познать сладость и горечь аплодисментов, счастье чувствовать себя любимой – и ужас оттого, что любви больше нет. Но когда придет срок, только тебе решать, принять все это – или отвергнуть.
Я приняла. Но оно продлилось слишком недолго.
Возможно, я допускала ошибки – не знаю какие, но что-то определенно было не так. И все же, прошу, прислушайся к призраку эксцентричной дамочки, любившей причудливые браслеты и «Кровавую Мэри» с двойной порцией водки.
Будь умницей.
IX
– Тут один парень спрашивал, не знаю ли я, где здесь можно комнату снять. Ты так и не определилась?
Аличе, поставив поднос на стойку, озадаченно взглянула на Марио. Обеденные часы давно прошли, но в заведении еще было полно посетителей. Она и правда подумывала сдать кому-нибудь кабинет Ирен, немного увеличив тем самым свой скудный доход, однако окончательного решения пока не приняла, поскольку не была уверена, что готова делить с кем-то свой новый дом. А главное, под «кем-то» всегда подразумевалась девушка. Мысль о том, чтобы жить с мужчиной, ей в голову не приходила – слишком уж неловко.
– Знаю, о чем ты думаешь, но Давиде… Поверь, с ним ты ничем не рискуешь. Он парень особенный. – Марио, не поднимая глаз, принялся протирать стакан с таким усердием, словно держал в руках столовое серебро.
– Особенный? Тебе-то откуда знать?
– Кое-какие штуки просто понимаешь, и все, – усмехнулся тот.
– Ладно. Но я-то здесь при чем? Я разве упоминала, что ищу жильцов? – подозрительно нахмурилась Аличе.
– Из всех, кого я знаю, ты единственная жалуешься, что квартира слишком велика для тебя одной.
Тут он был прав.
– И кто такой этот Давиде?
– Да вон он, сидит в углу за колонной.
Аличе обернулась и увидела за столиком худощавого шатена с живым взглядом и короткой стрижкой. Она только что отнесла ему тарелку спагетти алла грича[3]. И видела его здесь не в первый раз.
– И насколько хорошо ты его знаешь? – с сомнением переспросила она.
Марио только пожал плечами:
– Постоянный клиент. Работает где-то по соседству – по-моему, пленки проявляет. Но живет в пригороде. Жалуется, что каждый день по два часа на дорогу уходит, а потом столько же обратно, вот и ищет, где бы приткнуться. Да только по его зарплате места в округе не найти. Насколько я знаю, парень он классный, может, чуть в облаках витает, зато сообразительный и за словом в карман не полезет. А еще страшно много читает и до смерти увлечен кино. Мне такие нравятся. Но знаешь, я ведь просто поспрашивать обещал. Если ты не готова – нет проблем.
Аличе снова взглянула на Давиде, который, беззаботно смакуя пасту, уткнулся в раскрытую книгу. Прищурившись, можно было даже прочесть название: «Поцелуй женщины-паука» Мануэля Пуига. «Похоже, нам стоит поболтать, – сказала себе Аличе, – и сейчас для этого самое подходящее время, поскольку все заказы я уже разнесла». Потом поправила фартук и направилась к парню:
– Привет! Марио сказал, ты ищешь комнату где-нибудь поблизости. Ой, прости, я не представилась: меня зовут Аличе, я здесь работаю, приносила тебе заказ…
Давиде, наскоро дожевав, смерил ее насмешливым взглядом: впрочем, как еще только предстояло узнать Аличе, подобное выражение было для него привычным.
– Конечно работаешь: вот же фартук! Ха-ха-ха! Давиде, приятно познакомиться. – И он протянул ей руку. – Да, я ищу комнату, но сойдет любое спальное место: в подвале, гараже, чулане, какой-нибудь дыре… Учитывая местные цены, сомневаюсь, что могу рассчитывать на большее… – Он так тараторил, что Аличе не успевала и слова вставить. – Сам-то я живу в Кастелли. Каждый день оттуда таскаться – это ад кромешный! Еще и машина сломалась, теперь до станции приходится либо попутку ловить, либо угонять у сестры велик. Рано или поздно она меня прибьет…
Тут он расхохотался, словно обрадовавшись такой перспективе. Надо признать, смеялся Давиде заразительно.
– А в чем дело? Кто-то из знакомых сдает комнату? – поинтересовался он, вновь посерьезнев.
– Ага. Я.
Сердце само подсказало ответ, прежде чем доводы разума успели его остановить. При виде этого фонтана веселья и жизнелюбия, казавшегося неисчерпаемым и явно способного уравновесить ее тревожную, замкнутую и молчаливую натуру, у Аличе разом отпали последние сомнения. Она поняла, что лучше Давиде жильца не найдет. Они непременно поладят.
Договорившись, что вечером после работы парень заскочит посмотреть комнату, Аличе уже не сомневалась, что кабинет ему подойдет, нужно только убрать тетины вещи. Идеальное место, да и вторая ванная совсем близко. В любом случае, увидев квартиру, Давиде придет в восторг, а сумму можно запросить скромную, пускай и в ущерб себе. Она просто не могла поверить, что вот-вот решит этот вопрос.
Наскоро прибравшись в доме, Аличе заглянула в мастерскую Ирен. Теперь она целыми днями с нетерпением ждала возможности снова погрузиться в эту изумительную, полную колдовских тайн атмосферу. Однако дверь по-прежнему запирала, хотя сама не понимала зачем: быть может, в знак уважения к Ирен и ее исключительной тяге к скрытности?
Давиде явился минута в минуту. От квартиры, комнаты и даже от запрошенной суммы он, как и ожидала Аличе, пришел в полнейший восторг.
Во владение кабинетом, где, на его счастье, уже имелись диван-кровать и шкаф, новый жилец вступил, едва вынесли личные вещи Ирен. Приятель подбросил его на машине вместе со всеми пожитками: парой чемоданов, спортивной сумкой и потрепанным кожаным рюкзаком, доверху набитыми одеждой, книгами и видеокассетами. Заодно Давиде привез несколько постеров и парочку сразу развесил по стенам. На одном красовалась потрясающе эффектная брюнетка с чувственным взглядом, стрижкой боб и челкой до бровей. Она восседала на диване в белом коктейльном платье, присборенном на бедрах: одна нога подогнута под себя, мысок другой, скрытой элегантной атласной туфелькой, упирается в пол. Фотография была давняя, еще черно-белая.