– Кто это? – поинтересовалась Аличе.
– А ты не знаешь?.. – Новоприбывший сделал вид, будто потрясен до глубины души. – Да, похоже, тебя еще многому придется научить… Это Луиза Брукс, величайшая дива кинематографа, первая в истории! Я от нее без ума! Она моя муза, мой маяк! Однажды я напишу сценарий, который получит «Оскар», и в каждом персонаже будет что-то от Луизы! – Давиде, расхохотавшись, щелкнул по тонкой пластиковой рамке постера, чтобы выровнять ее, и отошел на пару шагов, проверяя результат. – Она начала сниматься еще в эпоху немого кино – не знаю, в курсе ли ты, что это такое… Играла очень немного, но все фильмы запоминающиеся. «Дело об убийстве „Канарейки“», «Ящик Пандоры», «Дневник падшей» – эти названия тебе о чем-нибудь говорят?
Молчание он воспринял как признание Аличе в собственном невежестве и немедленно пустился в объяснения:
– В «Ящике Пандоры», фильме тысяча девятьсот двадцать девятого года, снятом Георгом Вильгельмом Пабстом, режиссером, который ее и открыл, Луиза играет Лулу – свою самую легендарную роль: femme fatale[4], которая стала проституткой и в итоге погибла, влюбившись в клиента. А скольким знаменитостям она отказала! Такую отважную и ершистую девушку еще поискать! Настоящая звезда, жаль, быстро закатилась…
Давиде на секунду запнулся, но тут же продолжил тараторить:
– О себе она говорила, что, как и Лулу, была убита, стоило ей впервые по-настоящему влюбиться. Только убил ее не мужчина, а сам Голливуд, потому что она влюбилась в кино. Но Луиза не сдалась: была продавщицей в универмаге, танцовщицей, кинокритиком, даже проституткой! А после написала мемуары и назвала «Лулу». Любила мужчин и женщин, включая Гарбо! Представляешь? Саму Гарбо!
– А потом?
– А потом, как и все легенды, умерла в одиночестве и забвении. И снова о ней вспомнили только годы спустя. – Давиде томно вздохнул. – Видишь ли, она была совершенно гениальной в своем обаянии. Невероятно умной, естественной, забавной. Стремилась к свободе – и дорого за это заплатила. Говорила: «Привычным „я и не попыталась“ отговориться не могу. Я пыталась. От всей души».
Аличе в последний раз взглянула на звезду, что наблюдала за ними с постера, бесстрастную и неприступную. И помчалась на курсы актерского мастерства: за хлопотами с переездом Давиде она и не заметила, что опаздывает.
Не подумав, что к вечеру похолодает, оделась Аличе слишком легко и по дороге к спортзалу, где проходили занятия, почти бежала. Как же ей повезло! Просто не верится, что она нашла человека, с которым могла теперь разделить не только дом, но и страсть к миру кино, да к тому же, в отличие от нее самой, так много знающего! Еще бы: если ты выросла в городке, где даже кинозала не было, не считая приходского, в котором крутили только назидательные картины…
Задание в тот вечер выдалось крайне сложным. Учеников, как и в прошлый раз, оказалось двенадцать человек, и Серджо, преподаватель, разделив их на группы по трое, велел разыграть ссору, на словах и жестами, но так, чтобы не касаться друг друга. Поначалу все немного робели, потом освоились, и в итоге зал наполнили адские вопли и крики. К половине одиннадцатого, когда занятие закончилось, они были совершенно измотаны. Даже Камилла, симпатичная девушка андрогинного телосложения, не раз предлагавшая Аличе выпить в честь окончания вечера, призналась, что совершенно разбита.
– Тем более что мне завтра рано вставать: к семи хочу быть у «Де Паолиса», – добавила она, натягивая свитер.
– Кто такой Де Паолис? – поинтересовалась Аличе. Это имя она уже слышала от других учеников, но понятия не имела, о ком речь.
– Ты правда не знаешь?! А еще актрисой хочешь стать! – усмехнулась Камилла. – Это не кто, это киностудия, такая же большая и важная, как «Чинечитта». Там сняли сотни фильмов, включая «Красную пустыню» Микеланджело Антониони!
– Тебе дали роль? В настоящем фильме? – В распахнутых глазах Аличе читалась зависть.
– Ах если бы! Хочу попробоваться в массовку. Один приятель сказал, там сейчас ищут девушек для исторического фильма о тридцатых годах, нужно публику в театре изображать. Не знаю, возьмут ли меня, но попытаться стоит. Мне не впервой. Даже просто постоять без движения – и то опыт. Часами торчать в очереди на просмотр, конечно, та еще скукотища, но, если болтать с соседками, время летит незаметно. Да и платят прилично – если, конечно, повезет и тебя выберут. Сама-то не хочешь сходить? – И Камилла записала ей адрес.
Домой Аличе возвращалась с ощущением, что в ее жизни снова наступил переломный момент. Как же она мечтала стать частью волшебной фабрики грез, что зовется кино! Для девчонки-фантазерки все это было лишь пустыми надеждами – а теперь вот-вот случится на самом деле! Ее, как в сказке, ждал величайший шанс, и он представится совсем скоро – вопрос считаных часов.
Где-то в ящике комода она видела будильник: надо будет поставить на пять, чтобы ровно в семь быть у входа в «Де Паолис». В конце концов, разве куча известных актеров не начинали с массовки? С ходу ни одно имя на ум не приходило, но Аличе была уверена, что где-то об этом читала… Черт, как бы предупредить Марио, что завтра она не появится? Точно! Попросим Давиде перед работой заскочить в ресторан, а уж он все устроит. Должна же и от него быть какая-то польза!
Войдя в квартиру, она первым делом поспешила в бывший кабинет: не терпелось поделиться новостями. Однако жильца дома не оказалось – должно быть, ушел гулять. Тогда Аличе оставила на дверной ручке записку с постскриптумом: «Потом все объясню!» – и отправилась спать. Было всего одиннадцать, но ведь вставать ей рано…
От волнения она почти не сомкнула глаз, а услышав посреди ночи, как хлопнула входная дверь, подхватилась и босиком пошла посмотреть в щелку, что там в коридоре: оказалось, это вернулся Давиде. Потом снова забралась в постель, взглянула на часы – половина второго. До чего же странно знать, что в доме есть кто-то еще, кроме нее самой и призрака Ирен! Комната Запертого Сердца (это название незаметно прижилось) сейчас, как и бог знает сколько лет подряд, укрыта полуночной тьмой. Впервые повернув ключ, Аличе словно оставила внутри частичку себя. И с тех пор возвращалась туда каждый день, даже когда очень спешила, разрываясь между работой и курсами актерского мастерства. Хотя бы на пару минут. И только сегодня не нашла на это времени.
Она вспомнила, как впервые переступила порог, – и вновь испытала то же изумление при виде творческого хаоса, штабелей картин, покрытых толстым слоем пыли, тетради с таким заманчивым названием, послание в которой было адресовано именно ей. Эта тетрадь звала и манила ее.
Комнату Аличе по-прежнему запирала, хотя причин для этого вроде как не было. А когда устроила Давиде приветственную экскурсию по квартире и тот спросил, куда ведет эта дверь, соврала, что там кладовка. Вместе с квартирой она получила в наследство самую сокровенную тайну Ирен и теперь должна позаботиться о ее сохранности.
Вот так и случилось, что, невзирая на поздний час, рискуя быть услышанной Давиде, Аличе ответила на зов. Взяв из ящика тумбочки ключ, она на цыпочках, стараясь совсем-совсем не шуметь, выскользнула из комнаты и ощупью двинулась по коридору. Записка, оставленная жильцу, исчезла: верный признак того, что Давиде ее видел.
Ключ снова повернулся без труда. Прежде чем включить свет, она беззвучно прикрыла за собой дверь. Комната выглядела совершенно так же, как раньше: загадочной, чарующей, живой. Аличе снова оглядела скрытые под слоем бумаг стены, и на сей раз ее внимание привлекли густо исписанные листы в углу, прямо над наброском спящего мужчины, чьи мощные, разбросанные в стороны руки и ноги напомнили ей «Витрувианского человека» Леонардо да Винчи, по которому она делала доклад в старшей школе. Не меньше часа Аличе провела, читая и воображая прочитанное, а когда вернулась в постель, еще недавно принадлежавшую Ирен, в голове безостановочно кружились мириады самых разнообразных мыслей.
Ее раздумья прервал жуткий грохот. Откуда-то издалека донеслись ругательства на два мужских голоса, чьи обладатели определенно были не в себе: похоже, пьяный водитель не справился с управлением и машину занесло. Что поделать, опасный поворот, аварии здесь не редкость. По словам продавца в газетном киоске, бывали и со смертельным исходом. Потом Аличе услышала, как одна за другой хлопнули две дверцы, и вскоре римская ночь поглотила удаляющийся рев мотора. Интересно, кто же это гоняет в такой час? И, размышляя над этим вопросом, она наконец уснула.
Я поражена. Смущена. Прельщена. Как еще это назвать? Нет таких слов. Нет слов, чтобы описать прикосновение к истинному таланту. Все, что я годами искала и, как мне казалось, нашла, усвоила, вылепила в соответствии с собственным представлением о творчестве, оказалось иллюзией. Теперь я это знаю. Нет, хуже – недоразумением, ошибкой. Непростительной ошибкой перспективы. Я плыла по морю посредственности.
Он явился передо мной, как мираж: совсем мальчишка, такой наивный, неотесанный… И все-таки уже умеющий играть тенями и бликами, светом и тьмой, пустым и полным, создавать совершенно новые образы… Бывает абсолютный слух, а у него – абсолютный взгляд. Встреча с ним – словно пощечина, прерывающая обморок: она вдребезги разбила мою самоуверенность и отголосками грома затихла где-то внутри. Все эти годы я, сама о том не подозревая, лишь угождала чужим вкусам. Я выбирала самый легкий путь, слушала льстецов. Но ценность искусства не измеряется количеством одобрительных кивков. А он – прирожденный гений, из плоти и крови, костей и пота; ему не нужны зрители, нужно только самовыражение.
Похоже, эта встреча глубоко изменит меня как личность, как художника. Потому-то я и пишу эти строки: хочу выплеснуть, начертать черным по белому все свои эмоции, чтобы их сохранить, пускай лишь таким образом. Мне нужно привести в порядок мысли, поставить четкую точку.