XVII
Они сидели на кухне перед двумя чашками черного, исходящего паром кофе и блюдцем с корнетти. Один Аличе успела надкусить, но теперь в горле стоял комок, и она не чувствовала даже запаха.
– Мне очень жаль, – сокрушенно пробормотал Себастьяно.
С утра ему позвонил приятель-полицейский: имя Танкреди Петрароли обнаружилось в отчете об аварии со смертельным исходом. Пострадавший скончался прежде, чем его доставили в больницу.
Окрыленный тем, что все наконец прояснилось, молодой человек поспешил сообщить эту новость Аличе и теперь, видя, насколько она опечалена, проклинал себя: разумеется, ему следовало бы проявить бо́льшую тактичность.
– Так что именно сказал тебе приятель? – спросила наконец Аличе со слезами на глазах.
И Себастьяно терпеливо изложил все с самого начала.
Когда он обратился за помощью к Джованни, бывшему однокласснику, а ныне полицейскому, тот сказал, что выйти на след пропавшего человека после стольких лет будет крайне сложно, если, конечно, тот не угодил под суд или, по крайней мере, не был по какой-нибудь причине задержан для проверки. «Все равно что искать иголку в стоге сена» – таков был вердикт приятеля, практически не оставлявший Себастьяно надежды.
И все-таки Танкреди удалось найти.
– А ты везунчик! – кричал Джованни в трубку. – Этот бедолага и впрямь попал на карандаш к силам правопорядка, да только сказать уже ничего не мог. Вот что записано в протоколе: «Танкреди Петрароли. Найден девятого декабря тысяча девятьсот семьдесят седьмого года незадолго до полуночи лежащим посреди проезжей части на развилке Лунготевере-деи-Тебальди и Виа Джулия. Когда автомобиль „скорой помощи“ привез его в больницу Джемелли, было уже поздно: пострадавший скончался. Причина смерти – наезд транспортного средства. Водитель с места происшествия скрылся, свидетелей нет, следов торможения нет».
Еще Джованни добавил, что по этому случаю было заведено дело, но через пару недель его закрыли: следователи пришли к выводу, что виновник вряд ли объявится, и, по-видимому, оказались правы.
Честно говоря, особых усилий к поискам не прикладывали: Рим – город огромный, подобные аварии, пускай и без смертельного исхода, случаются нередко. Учитывая ограниченность имеющихся в распоряжении полиции ресурсов, попытка отследить виновника с самого начала казалась гиблым делом, особенно если жертва не могла похвастать ни богатством, ни известностью. А Танкреди Петрароли, как и многие другие, был обычным мигрантом с юга, приехавшим в столицу попытать счастья. Что уж он в такой час делал на улице – бог его знает…
– Думаю, все произошло в ту же ночь, когда он исчез, – мрачно заключил Себастьяно. И, заметив, что по щеке девушки катится слеза, бережно промокнул ее бумажной салфеткой.
Аличе была совершенно убита, хотя сама не понимала, почему это известие так сильно ее задело. Когда мать со свойственной ей черствостью сообщила, что Танкреди давно умер и покоится на городском кладбище, Аличе восприняла как должное, что, уйдя из дома, он начал новую жизнь – возможно, на Сицилии, подальше от Ирен. Ей и в голову не могло прийти, что смерть настигнет Танкреди в ту же проклятую ночь! И почему судьба была так жестока к этой паре, желавшей лишь любить друг друга и творить красоту?
– Я только одного не понимаю: как тетя Ирен могла об этом не знать? Она так долго его ждала, а он уже умер… – прошептала Аличе скорее самой себе, чем Себастьяно.
– Об этом я тоже спросил. Джованни говорит, при подобных обстоятельствах немедленно извещают ближайших родственников, то есть, в случае Танкреди, его родителей. На одном из приложенных к отчету документов – полагаю, протоколе опознания тела – стоит подпись отца. Тот должен был сообщить Ирен о случившемся, но, судя по всему, этого не сделал.
– Вряд ли они были знакомы. Вернее, я уверена, что родители даже не подозревали о ее существовании. Думаю, уехав с Сицилии, Танкреди оборвал связь с семьей.
– Что ж, это все объясняет. Печально, конечно, но вполне логично. Связавшись с отцом, полицейские сообщили ему трагическое известие, и тот примчался в Рим, чтобы уладить бюрократические формальности. После чего, не разбираясь, какой образ жизни вел его сын, с кем общался и чем занимался, уехал обратно, организовав перевозку тела для захоронения в родном городе. Ну же, не плачь… хотя нет: если так легче, лучше выплесни все сразу. Ты права, жизнь порой ужасно несправедлива…
Себастьяно обнял ее, и Аличе позволила себе беззвучно всплакнуть. Подумать только: целыми днями напрасно ожидая Танкреди, чувствуя себя преданной, брошенной, одинокой, Ирен его искала повсюду; дойдя до последней степени отчаянии, съездила даже на Сицилию… Она и представить себе не могла, что тело возлюбленного покоится в земле на крохотном кладбище Кастелланы. Ей никто не сказал правды: Танкреди не вернулся в тот вечер лишь потому, что сбивший его водитель, вероятно пьяный, вместо того чтобы остановиться и помочь, трусливо скрылся, оставив художника умирать на асфальте.
Аличе вдруг вспомнилось сдвоенное пылающее сердце, которое муж парикмахерши нашел на улице. Танкреди явно держал его при себе, но в момент аварии или, кто знает, после того как тело увезли, рисунок оказался на тротуаре – и оставался там, пока наутро его не заметил и не поднял случайный прохожий.
– Должно быть, он и в самом деле вышел прогуляться. И все-таки, следуя ритуалу, не забыл взять с собой перекрывающиеся сердца, – продолжила она цепочку рассуждений. – Рисунок для них обоих был очень важен…
– Или это была не просто прогулка: они вполне могли поссориться, а Ирен, чувствуя себя виноватой, не стала об этом упоминать. Мы не всегда рассказываем всю правду, выбирая лишь ту ее часть, что нам выгодна или выставляет нас в лучшем свете. Есть вещи, в которых трудно признаваться даже самим себе, – печально ответил Себастьяно.
Интересно, о чем сейчас думает он сам, спросила себя Аличе.
– Как бы то ни было, – продолжил молодой человек, – об остальном мы можем только гадать. Оба главных героя этой истории мертвы, и нам никогда не узнать, что между ними произошло. Не можем же мы забраться к ним в голову и прочесть мысли! Придется ограничиться фактами. А факты говорят, что в тот вечер Танкреди погиб спустя всего несколько минут после выхода из дома.
Он немного помолчал с серьезным, сосредоточенным видом, словно своими глазами наблюдал случившуюся трагедию, после чего отрешенно пожал плечами:
– То есть он все-таки ушел – но только в мир иной и не по своей воле.
– Но почему полиция не стала выяснять, где он живет? – не унималась Аличе. – Будь они поинициативнее, Ирен бы сразу обо всем узнала! До чего же несправедливо!
– Джованни упомянул, что, судя по документам, Танкреди по-прежнему был зарегистрирован на Сицилии, а в Риме постоянного места жительства не имел. Вероятно, полиция ограничилась теми крохами информации, что у них были, и дальнейшего расследования проводить не стала. Да и зачем бы?
Действительно, зачем?
XVIII
Всю следующую неделю Аличе ходила мрачнее тучи. Что ни возьми, все было не так: дождь лил без перерыва, работа в траттории выматывала, курсы актерского мастерства казались пустой тратой времени. Давиде с его бодрыми шуточками тоже действовал на нервы, так что о смерти Танкреди она сообщила как можно короче, практически на бегу, чтобы избежать лишних вопросов.
Даже увидев объявление о том, что некая театральная труппа набирает актеров для следующей постановки, Аличе поначалу думала его проигнорировать, но потом все-таки собралась с духом и решила сходить. И надо же, стоило ей направиться к театру, где проходило прослушивание, как плотные тучи, несколько дней скрывавшие небо, вдруг рассеялись и выглянуло солнце. Это показалось добрым знаком – настолько, что, услышав классическую фразу: «Мы с вами свяжемся», Аличе поверила. И только два дня спустя, во время очередного занятия, узнала, что в труппу взяли двух ее однокурсников, а отбор уже завершен. С ней так никто и не связался.
Проваленное прослушивание стало далеко не первым, и вроде бы можно было уже к этому привыкнуть, но Аличе все равно расстроилась. С учетом кастинга, где она познакомилась с Чезаре, дефиле для рекламы, на котором неудачно споткнулась, и музыкальной комедии, куда ее не взял собственный преподаватель актерского мастерства, отказов набралось более чем достаточно для начинающей. И похоже, со временем их станет только больше.
Вечером, вернувшись домой, она сразу ушла к себе в комнату, не обращая внимания на приветственные возгласы Давиде, колдовавшего на кухне. Меньше всего ей сейчас хотелось во всех подробностях рассказывать об очередном унижении. Она знала, что это несправедливо, ведь Давиде как хороший друг сделал бы все возможное, чтобы ее утешить. Но от этой мысли настроение только ухудшилось.
Будущее виделось Аличе мрачным и пугающим. Даже нежданный подарок судьбы в виде великолепной квартиры – и тот стал результатом трагических событий, принесших с собой одни лишь страдания. Не выскочи Танкреди в тот вечер прогуляться, пойди он по другой улице, задержись на пару секунд, прежде чем сойти с тротуара, Ирен не успела бы даже закончить картину, над которой работала: знакомый щелчок замка обернулся бы волной нежности, а следом на пороге мастерской как ни в чем не бывало возник бы до нитки промокший Танкреди. Их насыщенная, полная творческих планов жизнь не прервалась бы, и сдвоенное пылающее сердце никогда не расставалось бы со своим близнецом, храня магию этого святилища. Оба художника, Танкреди и Ирен, написали бы к открытию выставки множество картин и – почему нет? – в параллельной реальности по-прежнему обитали бы в той же квартире, где прошла их долгая и счастливая жизнь. Что касается Аличе, она не перебралась бы из захолустного Полицци в Рим, а, бросив мечтать о неизведанных мирах, выдавала бы сдачу и пробивала чеки на кассе супермаркета. И так было бы лучше для всех, ведь она – просто бесталанное ничтожество, безнадежно обреченная на провал. Ирен ошиблась с выбором наследницы. И что только тетя в ней нашла…