Аличе чувствовала себя воровкой, мошенницей, самозванкой. Танкреди – вот пример настоящего таланта; благодаря Ирен, первооткрывательнице и любви всей его жизни, он должен был стать восходящей звездой современного искусства. Само будущее только и ждало момента, готовилось простереться перед ним красной ковровой дорожкой. Однако римская ночь и пьяный водитель, бездумно жавший на газ, в мгновение ока отняли у Танкреди все: жизнь, любовь, искусство, признание, успех…
В ту ночь из истории вычеркнули не только Танкреди, но и его работы, поскольку Ирен, одинокая, терзаемая сомнениями, сломленная невыносимой болью, предпочла стереть все следы возлюбленного, пускай даже ради этого ей пришлось отказаться от вновь обретенного собственного таланта. Их картин, похороненных вместе с мучительными воспоминаниями в комнате, ключ от которой есть только у Аличе, никто никогда не увидит.
Аличе чувствовала, что тонет в этом море скорби вслед за Ирен, – и все же нашла в себе силы вынырнуть на поверхность. Ведь теперь обстоятельства изменились. Теперь этот ключ у нее.
Себастьяно прав: нужно показать картины Валерио – кто знает, может, ей удастся убедить галериста все же провести ту несостоявшуюся выставку. Искренний восторг молодого человека подсказывал, что это будет не так сложно. Да, Ирен и Танкреди не самые известные художники, но их работы прекрасны, а уж выставленные вместе, они создадут совершенно неповторимую магию. Воображение Аличе снова разыгралось. Вернисаж непременно привлечет множество людей, наконец-то дав возможность коллекционерам, критикам, любителям искусства полюбоваться этими чудесными картинами. Он станет триумфом – или, по крайней мере, исправит давнюю ошибку, подарив двум большим художникам, которых так долго и несправедливо не замечали, запоздалое признание…
Но тут в коридоре зазвонил телефон. Вновь спуститься на землю и ответить стоило Аличе немалых усилий.
– Привет, малышка! Чем занимаешься? Безумно хочу тебя увидеть. Подгребай… скажем, через часок?
Голос Чезаре едва пробивался сквозь гомон на заднем плане. Откуда он звонит? Всего неделю назад Аличе задалась бы этим вопросом с некоторой тревогой и даже ноткой ревности. А еще непременно взглянула бы на часы, прикидывая, как быстро сможет добраться до него, где бы он ни был, пусть даже это означало бы прогул очередного занятия. Но не теперь.
– Не могу, я занята. И… Чезаре… не звони мне больше. Все кончено.
– Кончено? Что кончено? Считаешь, нам есть что заканчивать? – взревел тот, явно задетый за живое.
– Если честно, нет. Потому и говорю, что все кончено, – сухо ответила она и повесила трубку.
Отныне Чезаре не властен над ее временем и вниманием. У нее есть дела поважнее. И Аличе набрала номер Себастьяно: пускай договаривается с Валерио о встрече.
Удивительно, как много самых разных вещей дает тебе жизнь, чтобы потом отнять их, едва ты уверишься, что они с тобой навсегда… Судьба посмеялась надо мной, одинаково щедро одарив радостью и болью, хотя и собственной вины отрицать не могу: практически все беды я накликала сама. Мне всегда было невдомек, как люди могут годами жить в плену привычек, сидеть возле реки в надежде, что однажды течение прибьет к берегу что-нибудь полезное. Нет, такие женщины, как я, смело ныряют в поток и берут что захотят, даже рискуя потерять все, включая чувство собственного достоинства.
Пару дней назад один мой друг спросил, счастлива ли я. А я, немного поразмыслив, нехотя призналась, что не понимаю вопроса. Что значит быть счастливой? Вечно пребывать в эйфории? Благодарить судьбу за то, что, несмотря на все ее насмешки, еще жива? Радоваться тому, что имеешь, сколь бы незначительным оно ни было?
Если так, то нет: я несчастлива, и это вряд ли изменится. Не умею себе угождать. Зато я эксперт по несчастьям – могла бы даже писать учебники или делиться мудрыми советами: вдруг кому пригодятся? Например, дочери, которой у меня не было. Малышке, которую видела считаные минуты в крайне неудачный момент, когда еще свято верила, что смогу отыскать потерянного возлюбленного, единственного, кто сперва подарил мне немного счастья, а потом отнял его всего за одну ночь. Юной девушке, с которой разок поболтала по телефону, обменявшись парой фраз о рождественских постановках и сокровенных мечтах. Теперь ты, наверное, уже взрослая женщина, но, представляя, как ты бродишь по моей старой квартире, я по-прежнему вижу тебя наивной и исполненной надежд.
Да, я могла бы научить тебя искусству выбирать самый трудный и наименее очевидный путь – тот, к которому лежит душа. Твердо верить в идеалы. Мечтать о великом. Стремиться к невозможному. Неустанно искать свой талант, не останавливаясь на достигнутом. Влюбляться в тех, кто уверяет, что любит, а после уходит прочь, оставляя тебя одиноко блуждать в безбрежной ночи, и ты не в силах уснуть, не напившись до потери сознания, до полного забытья.
Никогда не удивляться и не радоваться, зная, что однажды жизнь потребует расплаты.
И продолжать сиять, что бы ни случилось.
XIX
Аличе даже не пришлось думать, в какой из ближайших дней Валерио сможет зайти взглянуть на картины: Себастьяно уже успел договориться о встрече. К тому же галерист, которому она поведала печальную историю Ирен и Танкреди, будучи знатоком искусства, наверняка и сам сгорал от любопытства.
Так что вскоре Валерио, не в силах остудить восторги молодого помощника, действительно появился на пороге.
Аличе с трепетом ждала его вердикта. Однако, чтобы преодолеть первоначальный скептицизм, Валерио достаточно было войти в мастерскую: при виде мощи, переполнявшей картины Танкреди и Ирен, он попросту лишился дара речи. А обретя его вновь, заявил, что эти работы несомненно достойны всеобщего восхищения.
– Честно говоря, не думал, что они настолько хороши, – признался он. – В жизни не видел ничего подобного! Такие невероятные, такие самобытные! А гармония стилей… Совершенно непохожи – и в то же время будто перекликаются, дополняя друг друга!
Галерист долго и внимательно разглядывал каждую картину, а после, уже прощаясь, сказал:
– Ты же понимаешь, что в этой комнате хранится бесценное сокровище? Его нужно беречь как зеницу ока! – И едва слышно, словно себе под нос, добавил: – Это не просто картины, это признания в любви, сотканные из света и обещаний бесконечного счастья.
Оставшись одна, Аличе задумалась об этом чудесном месте, куда не уставала приходить в поисках утешения и где, как совершенно справедливо заметил Валерио, хранилось бесценное сокровище. Но куда важнее ей казалось, что в мастерской по сей день царила магия двух людей, чья встреча пробудила к жизни невероятную творческую энергию, которую не смогла уничтожить даже величайшая трагедия. В этих стенах произошло уникальное событие: здесь не только вспыхнула любовь, но и зародился художественный союз, какие встречаешь нечасто. Страсть Ирен становилась спасением для Танкреди, и наоборот. Всплеск их безграничного таланта, словно переливающийся калейдоскоп, поражал тех, кто мог его видеть, гениальной игрой красок, отражений и цитат. Пока не вмешалась судьба. Конечно, потом здесь пролилось немало горьких слез, и два сердца, прежде бившиеся в унисон, расстались навсегда. Об этой вопиющей несправедливости слишком долго никто не знал – и потому не мог ее исправить. Но теперь правда раскрылась, и Аличе могла восстановить истинный порядок вещей – если не полностью, то хотя бы отчасти.
В ближайшие несколько дней Валерио и Себастьяно вернутся отобрать работы для выставки, – по крайней мере, так пообещал ей на прощание галерист. Сперва картины двух художников придется разделить, затем по очереди сфотографировать и внести в каталог – занятие довольно-таки долгое и трудоемкое.
Взглянув на груду холстов на полу, Аличе почувствовала себя виноватой: с тех пор как нотариус отдал ей ключ от мастерской, она нередко доставала ту или иную картину, чтобы ею полюбоваться, создавая тем самым еще большую путаницу. Например, портрет Ирен кисти Танкреди в итоге оказался среди тетиных работ. Надо бы, пожалуй, попробовать их разобрать…
Так, перерывая залежи картин в углу, она и наткнулась на картонную коробку, которой раньше не замечала. Интересно, подумала Аличе. Внутри оказалась настоящая свалка: ветхий томик «Леопарда» Джузеппе Томази ди Лампедузы, драный свитер цвета хаки, несессер с бритвенными принадлежностями, очевидно принадлежавшими Танкреди…
Свитер Аличе приложила к себе: какой огромный! Тот, кто его носил, был настоящим великаном! Только теперь она поняла, что в доме нет ни одной фотографии Танкреди, словно Ирен методично уничтожила все следы его пребывания. Единственный сохранившийся портрет – тот, что она написала сама, да и там Танкреди можно было узнать только по надписи на обороте. А ведь он явно был очень красив, печально подумала Аличе; недаром Ирен влюбилась с первого взгляда.
Она аккуратно сложила свитер и уже собиралась сунуть его обратно в коробку, как вдруг заметила на дне запечатанный конверт, углом торчащий из-под картона. Изящный почерк Ирен она узнала сразу. «Для Аличе» – гласила надпись.
Ощупав конверт, она попыталась угадать, что в нем: слишком тонкий – наверняка письмо. Может, прежде чем открывать, стоит предупредить нотариуса? Но тут зазвонил телефон, и ей стало не до размышлений. Сунув конверт в карман, Аличе бросилась в коридор.
– Ты не представляешь! – завопила ей в ухо Камилла. – Тут такое! Блок-бас-тер, масштаб невероятный! Милая, тебе непременно нужно сходить на пробы! Кто режиссер, пока неизвестно, но я чувствую, что это будет фурор! Не упусти свой шанс!
Меньше всего Аличе хотелось столкнуться с очередным отказом, да и чрезмерный восторг подруги скорее раздражал, чем ободрял.
– Если это такой шанс, почему бы тебе самой не сходить? – поинтересовалась она.
– Я уже сходила! Технически результатов пока нет, но прослушивание прошло замечательно, так что они полные кретины, если меня не возьмут… И потом, знаешь, я исключительно по доброте душевной звоню, я ведь не жадина какая-то. Сценарий пока держат в строжайшей тайне, но снимать, судя по всему, будут на Сицилии. Состав еще не набран, ищут молодых ребят: новые лица, лента в духе неореализма и все такое. Думаю, даже справку с курсов не спросят. Мне по секрету шепнули, там что-то про группу подростков, живущих на улицах Палермо, а ведь ты тоже с Сицилии… Я сразу себе сказала: может, и для Аличе найдется небольшая роль, официантка или продавщица… Ты была бы просто идеальна!