В своем высокомерии Камилла не сознавала, насколько неуместно и даже оскорбительно с ее стороны полагать, что Аличе сможет претендовать лишь на эпизодическую роль, еще и связанную с профессиями, которые сама приятельница откровенно презирала. Намерения ее были прозрачны: на самом деле ей хотелось унизить, высмеять «недалекую провинциалку». Похоже, Камилла питала слабость к Чезаре и потому ревновала. Разумеется, она не могла знать о недавнем разрыве и просто хотела поставить девушку в неловкое положение. Поначалу Аличе и думать не хотела ни о каких пробах, ей ужасно хотелось послать Камиллу прямиком ко всем чертям. Но, столкнувшись с подобным отношением, она передумала и попросила номер телефона для записи на кастинг. Она пойдет на прослушивание и уж теперь-то выложится по полной!
Повесив трубку, она решила тут же, пока не передумала, перезвонить на студию. Прослушивание ей назначили в шестнадцатом павильоне «Чинечитта», в пять часов вечера, а уже в шесть они должны были встретиться с Себастьяно; что ж, она попросит подхватить ее там.
Оглушенная аплодисментами, Аличе неверным шагом вышла из ворот студии. Себастьяно ждал, сидя на парапете. Все еще не придя в себя после страстного монолога, прозвучавшего будто из самого сердца, она со слезами на глазах двинулась Себастьяно навстречу, и он, решив, что дело плохо, заключил ее в объятия:
– Ну, как прошло?
В его голосе сквозила тревога. Аличе задумалась, словно сперва хотела собраться с мыслями. Вызов, который она намеревалась бросить Камилле, неожиданно обернулся вызовом тому, из чего до сих пор складывалась ее жизнь. Должно быть, это и стало решающим фактором, спонтанным выплеском мощи, какой она в себе даже не ожидала обнаружить.
Обращенные к матери слова, в которые Аличе вложила все свое негодование, всю боль, пришли к ней сами, в них не было ни грамма наигранности или притворства. И это впервые оценили по достоинству.
– Прекрасно! Даже не верится, скажи? Завалила кучу дерьмовых прослушиваний – и прошла самое важное! Мне даже аплодировали, представляешь? Ассистент режиссера сказал, никогда такого не видел…
– Черт возьми, Аличе, я за тебя так рад! Как чувствовал, что должно прорвать! Теперь ты будешь сниматься, станешь звездой!
Однако, судя по ее задумчивости, Аличе не торопилась разделить восторг Себастьяно.
– Думаю, я откажусь, – сказала она наконец.
– Как откажешься? Серьезно? Почему?
– Поняла, что не хочу – по крайней мере сейчас. Пока у меня другие приоритеты, – загадочно улыбнулась Аличе.
Да, сейчас у нее полно других забот. Сперва нужно осуществить мечту Ирен – устроить большую выставку, на которой ее работы и работы Танкреди наконец получат заслуженное признание. И она приложит все силы, чтобы эта выставка стала незабываемым событием. Выбрав ее наследницей, тетя доверила Аличе завершить начатое, и отлынивать девушка не собиралась. В конце концов, она в неоплатном долгу перед Ирен.
– Неужели ты упустишь такой шанс? – изумился Себастьяно.
– Если это моя судьба, будут и другие, – усмехнулась Аличе и нежно коснулась лежащего в кармане письма. А вернувшись домой, снова перечитала его. И еще раз. И еще.
Дорогая Аличе,
надеюсь, это письмо ты отыскала не сразу.
Я долго размышляла, где и когда лучше тебе его передать. Подумывала даже попросить Галанти в определенный день вручить конверт тебе лично. Но тогда все выглядело бы слишком сухо, официально, даже как-то по-бюрократски, а это последнее, чего бы мне хотелось.
Так что я постаралась спрятать письмо там, где ты непременно его найдешь – но когда-нибудь не сразу, потом. Сперва мне нужно было поведать тебе о своей жизни, мечтах и страданиях, о великой любви, которая меня питала – и убивала. А главное, о нем. Иначе я вряд ли смогла бы объяснить, как все было на самом деле и как сложно было сделать правильный выбор. Но знаешь, труднее всего высказать самое простое – правду.
Вот и Танкреди пытался, но эти слова так и остались несколькими строчками на исчерканном, измятом листке, забытом на дне коробки. Я обнаружила их, оплакивая его исчезновение, и они доставили мне куда худшую боль, чем прежде, поскольку утопить ее в презрении и обиде я уже не могла. Нет, человека, который такое пишет, нельзя ненавидеть – можно только любить, чего бы это ни стоило. Помни об этом, когда станешь читать его слова, которые я передаю без утайки.
Не представляешь, сколько раз, не в силах уснуть, я бродил по этому городу, так и оставшемуся для меня чужим. В первых лучах рассвета мне грезилось твое лицо, в ясном небе – блеск твоих глаз, в мокрых от дождя ветвях – взмахи твоих ресниц, в полете голубки – твой неясный профиль. И все-таки для меня ты – лишь призрак, несколько запечатленных в памяти мгновений, крошечное новорожденное существо в облаке белых кружев, лежащее в колыбели.
Я полюбил тебя раньше, чем впервые увидел, но столько лет спустя едва ли могу представить, какой ты выросла, и это меня убивает. Твое лицо – единственное, чего мне никогда не нарисовать.
Меня не было рядом, когда ты сосала грудь, пока не засыпала, когда ты училась ползать, исследуя огромный мир вокруг, когда ты произнесла первые слова. Меня не было рядом – и по-прежнему нет. А ты растешь – малышка, которая скоро, слишком скоро превратится в юную женщину. И это обрекает меня на бесконечные терзания.
Все эти годы я не мог не думать о тебе. Закрою глаза – и вот я уже рядом, любящий отец, которым, несмотря ни на что, навсегда останусь. Я обнимаю тебя, рассказываю сказку, прогоняю чудовищ, что прячутся под кроватью и мешают спать. И всякий раз вытираю слезы, когда ты плачешь.
Но стоит только открыть глаза, как я возвращаюсь в реальный мир. И тут же начинаю скучать по тебе.
Хочу, чтобы ты знала: это был не мой выбор. Кое-кто решил все за нас, украв любовь, которой мы могли бы одарить друг друга.
Сказать по правде, моего мнения вообще не спросили. У твоей матери на тебя – или, вернее, на себя – были иные планы. Для нее я был всего лишь мальчишкой, мечтавшим о том, чтобы жить искусством; таким и остался. Не знаю, куда приведет меня эта страсть к созданию собственных миров, сотканных из ярких цветов, что, взрываясь и сливаясь, способны перекроить саму реальность; богатым точно не сделает, разве что богатым надеждой. А твоей матери в мужья нужен был кто-то "основательный, порядочный", и всего за пару недель она его нашла, изгнав меня из своей, да и твоей жизни еще до того, как ты родилась. Построив твое будущее на лжи.
Тебя она позволила увидеть только раз, поддавшись моей настойчивости: жестокое милосердие, с каким палач исполняет последнее желание приговоренного к смерти.
Ты и представить себе не можешь, сколько раз я пытался пробить брешь в ее каменном сердце. С какой радостью я притворялся бы другом семьи, чтобы хоть изредка, издалека видеть, как ты растешь… Но все было бесполезно. Она хотела только одного – чтобы я исчез.
Год назад я предпринял последнюю попытку, но не получил в утешение даже фотографии.
Знаю, ты еще слишком мала, чтобы понять: в пять лет – а именно столько прошло времени – еще и фантазию от реальности не всегда отличишь. И все же скажу, что после очередной бессонной ночи единственный способ обрести немного покоя – писать тебе, писать сегодня в надежде, что завтра, по волшебству или по воле случая, ты найдешь и прочтешь эти строки.
Я представляю, как ты читаешь их: удивленно, сосредоточенно, взволнованно. Вижу, какие чувства отражаются на твоем лице – лице юной женщины, которого я, быть может, никогда не увижу.
Кем ты стала? И кем еще станешь?
Прости, что не смог вынести отлучения от тебя и уехал прочь, далеко-далеко. Но знаю, однажды мы еще встретимся: в этом мире или в мире ином, в каком-нибудь отдаленном уголке земли наши пути рано или поздно снова пересекутся, и мы узнаем друг друга. Ведь, куда бы я ни шел, ты всегда будешь в моем сердце, Аличе, дочь моя.
Твой отец
Итак, моя миссия посыльного выполнена. Отказав Танкреди в отцовстве, твоя мать обрекла его на вечное несчастье. Она скрывала правду, утверждая, что ты родилась недоношенной, иначе Микеле, при всей своей рассеянности, конечно, задался бы вопросом, как он мог зачать тебя, пока служил в армии на континенте. А вот Танкреди знал все с самого начала. Большего горя она не могла ему причинить. И если эти строки читаешь именно ты, Аличе, то теперь ты знаешь правду, знаешь, кто ты, откуда родом, какие гены в себе носишь и почему в твою жизнь так внезапно ворвалась эта странная, эксцентричная дамочка, которая думала о тебе даже из далекого Рима и любила тебя как дочь.
Что касается чувств, то лишь от нас зависит, хранить ли их в тайне или поделиться с теми, кому знаком язык сердца. Я решила воскресить их, передав тебе: пусть они станут твоими глазами, твоими мечтами, твоими надеждами, тем будущим, которого сама пожелаешь. А в наследство оставлю полезный совет: прежде чем шагнуть вперед, спроси себя, сделает ли это тебя счастливой.
В первую очередь хочу поблагодарить всех тех, чьи истории подсознательно вдохновили меня написать (а затем отредактировать и переписать заново) историю Аличе и Ирен.
Спасибо тем, кто прочел эти страницы еще до того, как окончательный вариант текста был передан издателю, особенно Массимо, Аделаиде и Мартине: их предложения и критику я по возможности старался учесть.
Спасибо моему драгоценному агенту Мойре Мадзантини.
Спасибо Мине: без ее замечаний и поддержки я до сих пор не снял бы ни одного фильма, не поставил бы спектакля, не написал бы книги.
Наконец, спасибо Николетте Ладзари (дорогая Николетта, кто бы мог подумать: вместе мы пережили уже четвертый роман!). И Симоне. Всегда.