– Какому это?
– По тому объявлению, что висит у вас на окне. О месте официантки на обеденные часы.
Здоровяк изумленно воззрился на Аличе, словно не понимая, на каком языке она говорит. Потом, в два шага очутившись у окна, сорвал объявление и, едва не налетев на девушку, вернулся за стойку, громко кликнув какого-то Леле.
– Ну что еще, пап? – Из той же дверцы появился худосочный парнишка. Аличе сразу заметила, что между ними и в самом деле есть некоторое сходство.
– Это что за дела? – взревел отец, сунув листок ему под нос. – Мы разве не договаривались обождать? Но ты, как обычно, все сделал тайком!
– Да бога ради, па! Какой смысл ждать? Нам нужна помощь! Ромина ушла в июне, а мы до сих пор не нашли замену! Все лето дыры латаем! Вчера за обедом люди битый час ждали, пока мы им четыре салата подадим! Так нельзя! При таком раскладе мы и открываться-то сможем только вечером, как в начале… – Леле, запнувшись, вопросительно уставился на Аличе, которая как раз собиралась потихоньку улизнуть. – Только не говори, что… Ты по объявлению?!
Это больше походило не на вопрос, а на радостный возглас.
Аличе, покраснев, пробормотала нечто утвердительное. Последнее, чего она ожидала, войдя сюда, – это очутиться в эпицентре семейной ссоры.
Однако Леле улыбнулся, его отец, которого, как оказалось, звали Марио, протянул ей руку – и напряжение разом спало. Паренек объяснил, что его семья владеет этой тратторией уже много лет. Традиционная римская кухня и домашняя атмосфера сделали ее центром притяжения не только для окрестных жителей. Клиентура здесь была весьма пестрой: порой за соседними столиками оказывались известные актеры и бизнесмены, работяги и побирушки-карманники.
Дела шли лучше некуда, заведение процветало, но именно поэтому, особенно в районе полудня, отец с сыном просто не успевали справляться со всеми заказами, разрываясь между столиками и кухней. Еще пару месяцев назад им помогала одна девушка, но она уехала в Барселону. Марио тогда поспорил с сыном, что они смогут справиться вдвоем, но, похоже, пришло время признать поражение.
Отец только фыркнул и раздраженно отмахнулся. Потом порылся в кармане фартука, достал скомканную купюру в десять тысяч лир и с недовольным видом протянул Леле. Тот, подмигнув Аличе, сунул деньги в карман.
– Он только кажется грозным, а на самом деле добряк, каких свет не видывал. Упрямец, правда, редкостный, но добряк.
Итак, Марио проиграл пари, и Аличе немедленно наняли официанткой: работать ей предстояло с одиннадцати до трех с понедельника по пятницу, начиная с завтрашнего дня. Платить обещали не так уж и много, но это было куда лучше, чем ничего. А главное, при таком графике у нее останется время на курсы актерского мастерства – занятия, насколько она знала, по большей части проходят вечером.
Воодушевленная нежданной удачей, Аличе побежала домой – и едва не столкнулась с элегантным синьором, выходившим из лифта. Наверное, сосед, подумала она, вежливо поздоровавшись.
– Адвокат Фенци к вашим услугам, – представился тот, церемонно склонив голову.
– Аличе Филанджери… эмм… Я племянница Ирен Реале, синьоры с верхнего этажа, – запинаясь, ответила она; объяснять, что на самом деле Ирен ей вовсе не тетя, было бы слишком сложно, да и потом, кого это волновало?
– Соболезную вашей утрате. Ваша тетя была еще довольно-таки молода, но судьба порой непредсказуема, – учтиво заметил синьор, бывший, похоже, ровесником Ирен. – Значит, теперь в квартире будете жить вы?
– Да, и я в полном восторге! Дом просто прекрасен, район прекрасен! И Рим – Рим тоже прекрасен! Представьте себе, я и работу нашла по соседству!
Привычки рассказывать о своих делах, особенно первым встречным, за Аличе не наблюдалось, но слова текли сами собой, так сильно ей хотелось поделиться обретенным счастьем. К тому же последние несколько дней она, тоже вопреки обыкновению, провела в одиночестве, без возможности хоть словечком с кем-нибудь перекинуться.
Однако адвокат Фенци спешил.
– Превосходно, дорогая, мои поздравления. Простите, мне пора бежать: меня ждет фортепианный концерт! Моцарт и Шопен! – воскликнул он, скрываясь за дверью.
Вернувшись домой, Аличе приготовила обед. Правда, паста вышла чуть переваренной, а тунец из банки, напротив, оказался суховат, но она пообещала себе, что вскоре улучшит кулинарные навыки. Тем более что теперь, став взрослой, она уже не обязана во всем повиноваться матери. Тут мысли Аличе снова вернулись к прошлой жизни, к маленькому городку и однообразным, но отчего-то очень утешительным воспоминаниям обо всем, что стало для нее в подростковом возрасте чем-то вроде второй кожи: о пропахшей мелом и хлоркой школе, площади, по которой они с Лючией не уставали наворачивать круги, мороженом на скамейке возле церкви, крохотной детской в родительском доме… Должно быть, мать с Гаэтано ей там уже все косточки перемыли…
И счастье, еще минуту назад переполнявшее беглянку, вдруг растаяло, словно под действием чудовищного проклятия. Аличе обуяли сомнения: а что, если устроиться официанткой было с ее стороны ужасной ошибкой? Марио и Леле не только не спросили у нее рекомендаций, но даже не поинтересовались, работала ли она когда-нибудь в ресторане. Они ей доверились – и вполне могли ошибиться.
Аличе тоже ужасно хотелось кому-то довериться, поделиться мыслями, чувствами… Жаль только, теперь даже Лючия, единственная за всю жизнь настоящая подруга, вряд ли ее поймет. С раннего детства ей не было так одиноко. Тогда спасало только чтение – вдруг поможет и сейчас?
Наскоро сполоснув тарелку, Аличе оставила ее сохнуть на раковине и отправилась на поиски книги, из которой могла бы почерпнуть толику вдохновения. Впервые переступив порог квартиры, она была поражена размерами книжного шкафа в зале, но при ближайшем рассмотрении обнаружила в нем исключительно толстые тома по истории искусства, научные труды и биографии художников, в то время как ее собственные вкусы скорее тяготели к романтическим сюжетам. Переместившись в кабинет, она огляделась по сторонам. Письменный стол отпадал: в его ящиках Аличе уже успела порыться, но откопала только стародавние квитанции и прочий ненужный хлам. Интересно, где же в таком случае Ирен хранила кисти, краски и прочие художественные принадлежности? Если задуматься, очень странно, что они до сих пор не попались ей на глаза: в конце концов, тетя занималась живописью не один год. Скользнув напоследок по столу, взгляд Аличе, словно намагниченный, устремился в коридор и дальше, туда, где всего в паре метров темнела таинственная дверь. Может, они там, под замком? Вот бы нотариус поскорее отдал этот недостающий ключ…
И тут ее внимание привлекла тетрадь в ярко-красной обложке. На первой странице значилось тетино имя и дата: «Май 1977 года». Почерк округлый, сплошь завитушки да росчерки. Аличе пролистала тетрадь до конца, но остальные страницы оказались пусты – ни единой записи.
VIII
День выдался чрезвычайно насыщенным: Аличе вышла на работу в «Полларолу» и записалась на вечерние курсы актерского мастерства. Нехватка денег, а главное, крайне низкая самооценка сразу заставили ее вычеркнуть из списка самые именитые школы, для поступления в которые пришлось бы проходить весьма строгий отбор, и она сосредоточилась на небольших, но серьезных, с программой, рассчитанной на таких же новичков, как она, и вечерним расписанием.
Однако после первого занятия у нее возникли сомнения. Может, она просто зря потратила время? Бо́льшая часть этих двух часов ушла на напряженные физические и дыхательные упражнения, в ходе которых начинающие актеры, а их, включая ее саму, набралось с десяток, должны были кататься по полу, ползать на четвереньках и вопить что есть мочи. Преподаватель, болезненно худой, с длинными седыми волосами, собранными в хвостик, то и дело повторял: «Пусть ваш внутренний голос звучит громче!» В довершение всего, носясь туда-сюда по сцене вместе со своими собратьями по несчастью, она потянула лодыжку и теперь возвращалась домой, слегка прихрамывая.
Это же надо! Именно сейчас, когда ее мечта уже готова была осуществиться, Аличе вдруг ощутила глубокое разочарование. Неужели нельзя стать актрисой без этой тягомотины? А ведь она так обрадовалась, подыскав сравнительно недорогие курсы, к тому же настолько близко к дому, что можно дойти пешком! Даже расписание – и то идеально совпало с ее новой работой в траттории.
К вечеру похолодало. Чтобы немного согреться, Аличе застегнула куртку и, сунув руки в карманы, нащупала ключ. Перед работой ей удалось выкроить время, чтобы забежать к нотариусу и подписать последние документы, но уже на пороге, собираясь уходить, она снова услышала свое имя.
– Ничего не забыли? – с загадочной улыбкой поинтересовался Галанти.
Аличе вспомнила не сразу: последние несколько дней оказались так переполнены событиями, что история с запертой дверью совершенно вылетела у нее из головы.
– Точно! Ключ от той комнаты! – наконец воскликнула она.
Нотариус достал из конверта маленький золоченый ключик. Аличе потянулась было за ним, но Галанти еще пару секунд не выпускал ключик из рук, словно внезапно передумал.
– Прошу… – еле слышно произнес он, заглянув ей в глаза.
Аличе встревожилась. Но потом, с головой окунувшись в суетный день, начисто забыла об этом странном инциденте.
Из нотариальной конторы она, боясь опоздать, направилась сразу в «Полларолу» и с ходу включилась в работу; по окончании смены едва успела заскочить домой, чтобы переодеться и наскоро перекусить, а после побежала в театральную студию. Думать о ключе было некогда. Однако он по-прежнему лежал там же, в кармане куртки, куда Аличе по рассеянности его сунула, и теперь ей не терпелось узнать, что скрывается за таинственной дверью.
Галанти утверждал, что сам он в комнате не был (кстати, неизвестно, правда ли это). Но раз тетя Ирен посчитала нужным ее запереть, внутри явно должно быть нечто ценное. От волнения Аличе ускорила шаг.