– Да? – задумалась Юлианна, и на лбу ее появилась легкая морщинка.
– Да. Девушка странно поглядела на него.
– Пожалуй что так.
– Расскажи, что тебе снилось, Юлианна.
При звуке ее имени на плечах девушки показалась “гусиная кожа”. Юлианна натянула одеяло еще выше и отвернулась.
– Я как-то не очень отчетливо помню, – призналась она после недолгого размышления и снова посмотрела Казимиру в глаза. – Мне снилось что-то вроде путешествия.
– Куда ты ехала? – спросил Казимир.
– Не знаю, – пожала плечами Юлианна и, подумав еще, добавила:
– В этом мой сон тоже был не очень отчетлив.
– Откуда ты выехала? – Отсюда.
– Почему?
Юлианна поудобнее устроилась на подушке.
– Это же был просто сон!
Взгляд Казимира немного смягчился. Убрав руки с колена, он наклонился вперед.
– Почему ты решила оставить меня, Юлианна?
Девушка слегка отпрянула, выпустив из рук одно из одеял. Несмотря на все старания выглядеть спокойной, глаза ее расширились.
– Мне кажется, ты придаешь снам слишком большое значение, Казимир.
– Скажи мне! – он схватил ее за плечи.
Теперь на лице Юлианны отчетливо проступил страх. Заметив это, Казимир выпустил ее плечи и откинулся на спинку кресла. Девушка смотрела на него, и в глазах ее странным образом смешались тревога и забота.
– Ты болен, Казимир. Ты стал совсем бледным и худым, ты часто раздражаешься и сердишься без повода. И ты… стал словно немного чужим. В Гундараке есть один жрец…
– Никаких жрецов! – перебил Казимир и, снова подавшись вперед, закрыл лицо руками.
– Что с тобой, Казимир? – со внезапным возмущением спросила Юлианна. – Неужели ты не хочешь, чтобы тебе стало лучше? Еще прошлой осенью я почувствовала, что с тобой творится что-то неладное, но ты ничего не сказал мне тогда и продолжаешь таиться от меня до сих пор.
– Прости, пожалуйста, – Казимир удрученно пожал плечами.
Негодование в глазах Юлианны сменилось гневом.
– Торис и Рихтер считают, что это какое-то злое поветрие, но мне иногда кажется, что ты пребываешь в дурном настроении из-за того, что стал Мейстерзингером, из-за смерти Густава… даже из-за меня!
– Нет! – вскричал Казимир и подскочил. – Никогда больше не говори так! Да, быть Мейстерзингером вовсе не легко, да, смерть Густава далась мне не так просто, как и тысяча других вещей, – но ты тут ни при чем! Ни в коем случае! Ты лишь снова и снова лечила мои раны и успокаивала мое сердце, Юлианна! Если ты когда-нибудь покинешь меня, я умру!
– Хватит сладкой лести! – сердито перебила его Юлианна.
– Это не лесть, – возразил Казимир и замолчал.
Когда же он попытался закончить свою мысль, слова не шли ему ни на ум, ни на язык. В отчаянии от собственного бессилия он сполз с кресла и встал на колени возле кровати.
– Выходи за меня замуж, Юлианна. Я не хочу, чтобы когда-нибудь ты вдруг решила уехать. Я не хочу терять тебя.
Девушка негромко ахнула, и ее раскрасневшееся было лицо внезапно побледнело. Несколько минут Юлианна молча смотрела на него, затем протянула руку и вложила свои пальцы в его ладонь.
– Я согласна, – негромко прошептала она.
Казимир поднес ее руку к губам и поцеловал. Потом он наклонился вперед и обнял ее, а Юлианна взяла его за плечи и крепко прижалась к его груди. Казимир почувствовал запах горячей крови, которая быстрыми толчками текла по жилам совсем рядом, под тонкой и полупрозрачной кожей безупречной шеи. Он сжал ее крепче, и ощутил дрожь ее тела. Дыхание и кожа девушки приобрели легкий, дразнящий аромат страха, который медленно вползал в его расширившиеся от возбуждения ноздри. Казимир вдруг осознал, насколько тонким было разделяющее их одеяло. Непривычно быстрый ритм ее сердца гремел в ушах. Ему захотелось вонзить зубы в эту нежную шею, прокусить ее и…
Нет!!!
Выпустив Юлианну, Казимир резко отпрянул и поднялся на ноги, слегка пошатываясь. По его бледному лицу стекал пот. Юлианна села на кровати, стыдливо заслоняясь одеялом. Под ним в свете утреннего солнца угадывалась ее хрупкая и вместе с тем чувственная фигура.
Казимир пятился к двери, чувствуя, как непроизвольно начавшаяся трансформация выворачивает кости из суставов.
– Казимир, с тобой все в порядке? – спросила Юлианна, слегка приподнимаясь на кровати.
Молодой человек задержался у дверей.
– Я люблю тебя, Юлианна, – прошептал он, затем распахнул дверь и бросился прочь.
– Ты должен выслушать меня, Казимир, – умолял своего друга Торис неделю спустя.
Подобрав свою расшитую золотом рясу чуть ли не до колен, он вышагивал по мраморному полу парадной залы. Мейстерзингер – темный силуэт на фоне широких светлых окон, выходящих в сад, – стоял в ее дальнем конце.
– Это неотложное дело! – продолжал увещевать его Торис.
За все время их разговора Казимир не сделал ни одного движения, никак не проявив своего отношения к тому, что говорил Торис. Казалось, он целиком погрузился в созерцание садовника, который трудился внизу со своими подручными. Только когда молодой жрец приблизился и потянул его за рукав, Казимир процедил сквозь зубы:
– Неотложных дел больше нет, Торис. Выпустив подол своей длинной рясы. Торис положил руку на плечо товарища.
– Ты всегда находил для меня время, Кас. Прошу тебя, не отворачивайся от меня теперь.
Мейстерзингер в крайнем раздражении
Посмотрел на него, оставив созерцание сада. Его тонкие пальцы нервно теребили подбородок.
– Ну хорошо, – кивнул он. – Что у тебя за срочное дело?
– Может быть, мы хотя бы присядем? – предложил Торис, указывая на несколько кресел, стоявших у окна.
Казимир коротко кивнул и с мрачным видом уселся в ближайшее.
– Выкладывай! – повторил он.
– Понимаешь ли, Казимир… Я услышал в храме голоса…
Взгляд серебристо-серых глаз Казимира, устремленный на жреца, был мудр и внимателен, а говорил Мейстерзингер низким, напоминающим глухое ворчание голосом.
– И теперь ты хочешь запирать двери храма после наступления темноты?
– Нет, – ответил с легкой улыбкой Торис. – Эти голоса говорили со мной.
Мейстерзингер некоторое время сидел неподвижно, обдумывая услышанное. Наконец он повторил с озадаченным выражением лица:
– Ты слышал голоса, которые разговаривали с тобой?
– Да, – кивнул Торис. Потом он добавил:
– Если быть точным, то я слышал один особенный голос, который обратился ко мне.
– И что же сказал этот голос? – отрывисто спросил Казимир.
– Он сказал, – а это был действительно он, не она и не оно… – Прежде чем продолжить, Торис опустил глаза и принялся разглядывать богато украшенный вышивкой коврик под ногами. – Он сказал, что ты солгал мне.
На лоб Казимира упала прядь иссиня-черных волос, закрывая глаза, но он не спешил отвести их в сторону.
– Я солгал тебе? Кто же этот таинственный “он”, который называет меня лжецом? Сказал ли он, в чем я тебя обманул?
– Я не знаю, кому принадлежит этот голос, – твердо ответил Торис, не обращая внимания на сарказм, прозвучавший в голосе Казимира. – Достаточно того, что я услышал о тебе. Голос сказал, что ты остался оборотнем, волколаком.
Губы Казимира сами собой вытянулись в тонкой, язвительной улыбке. Он даже сделал попытку засмеяться, однако смех у него вышел сухим, неискренним. Странно прозвучал он в огромной и пустой зале, повторенный эхом и сопровождаемый чуть слышным дребезжанием оконных стекол. Торис молча ждал ответа.
– Что заставило тебя подумать об этом, дружище? – спросил в конце концов Казимир.
– Что? Голос, разумеется, – холодно отозвался Торис.
Казимир перестал смеяться и наклонился к Торису.
– Так значит ты черпаешь информацию из сумасшедших голосов, которые то ли есть, то ли их нет? – спросил он с улыбкой.
Торис поднялся с кресла и, заложив руки за спину, в задумчивости отступил ближе к окну.
– Вне зависимости от того, живет ли это проклятье в твоей крови или нет, оно не отпускает тебя. Я вижу зверя даже сейчас – в твоих глазах, в чертах твоего лица. Это похоже на яд, который медленно разъедает кожные покровы твоего тела, стараясь попасть в кровь и добраться до сердца.
– А как насчет проповедей, которые я читаю в храме? – возразил Казимир, так-же поднимаясь. – Разве они ничего не значат? Как насчет усилий на благо бедных, которые я прилагаю? Как насчет моих праздников, моих указов и распоряжений? Разве это не имеет никакого значения?
– Ты пытаешься оправдать одно другим, – сказал Торис, поворачиваясь к Казимиру всем телом. – Ты пытаешься уравновесить свое проклятье своими добрыми делами. Но объясни, Казимир, зачем оправдываться, если проклятье побеждено?
– Оно побеждено! – выкрикнул Казимир.
– Разве? Даже Юлианна заметила, что с тобой творится что-то неладное. В глазах Казимира полыхнул гнев:
– Держись подальше от Юлианны! Не смей говорить ей о моем проклятье и не пытайся увезти ее от меня. Я убью всякого, кто встанет между мной и ею!
– Именно это я и имею в виду, – кивнул Торис. – Ты только послушай самого себя!
Казимир стремительно шагнул к Торису и прорычал прямо ему в лицо:
– Мое проклятье оставило меня. Но если бы это было не так, что бы предпринял ты, жрец Милила?
Стараясь сохранить спокойствие Торис рассматривал покрасневшее от гнева лицо друга.
– Как жрец Милила я попробовал бы еще раз очистить тебя от греха.
– Напрасная трата времени, – отмахнулся Казимир, отходя в сторону и отворачиваясь к окну. – Я уже один раз прошел через этот обряд, и он мне не помог. Милила либо не существует, либо он мертв. Даже если он все еще существует где-то, я не могу надеяться на него. Что он за бог? Что за безжалостный и жестокий идол? Даже ты, Торис, – слабый и смертный человек, как и все мы, – даже ты жалеешь меня! Ты не отказываешь мне в спасении! Неужели Милил слабее тебя?
Торис прогудел себе под нос коротенькую молитву, отводя в сторону богохульство.