Скажем… я сам.
– Сейчас я слишком далеко отсюда, – сказал Растин. – Примерно за полмира. Но приеду при первой же возможности.
Внезапно меня охватило невероятное чувство облегчения. Однако я не мог найти в себе смелость его отблагодарить, опасаясь, что тем самым испорчу план, созданный совместными усилиями. Тот, что уничтожит меня, но спасет ее.
– Эрик, – Растин коснулся моего плеча, пытаясь снова привлечь мое внимание.
– Что? – огрызнулся я, когда услышал свое настоящее имя. Возможно, я опять стал Эриком, а может, им меня сделала Стефани.
– Ты, наверное, догадываешься, что тебе нужно для того, чтобы наш план сработал…
– Сердце, – договорил я за него.
Я знал это, но надеялся, что он не заставит меня имплантировать сердце.
– Но не сейчас, – ответил я. – Пока ты не вернешься сюда, я не могу рисковать.
Особенно под одной крышей с семьей Стефани.
– Без него ты рискуешь сильнее.
Он был прав.
Но ошибался.
Если я возьму это сердце, мой дух окрепнет, а его частички лишатся всех масок былого могущества. Гнев больше не сможет управлять мною. Конечно, если мое сердце вдруг не разобьется. В противном случае, я потеряю контроль над своими действиями. Так или иначе, соглашаться на такую авантюру было слишком опасно.
– Если ты сделаешь это сейчас, то мы выиграем немного времени, – убеждал меня Растин. – Нам нужно время. Для изгнания мне понадобится одна вещица, которую очень непросто отыскать. Да ты и сам сказал, что, возможно, еще недолго проходишь в этой маске, после чего все станет иначе, потому что тебя найдет другая. Думаешь, ее влиянию ты будешь подчиняться так же самозабвенно?
– Я… – Я просто сказал правду. Однако совершенно безумную. – Ничего не могу обещать.
– И не нужно, – сказал Растин, отступая на два шага от меня и медленно угасая. – Если она действительно тебе небезразлична, ты это сделаешь.
После этого он скрылся, оставив меня наедине со своими мыслями.
Или в полном одиночестве.
Глава двадцать девятая. Стефани
Мое внимание привлекло назойливое шуршание бумаги, похожее на зловещий шепот, и я открыла глаза.
Беглым взглядом окинув цифровые часы, я поняла, что почти всю ночь мне снился Эрик. Но Чарли, кажется, не спала.
Отвернувшись от меня, она присела на полу и открыла банку с разноцветными мелками.
При свете ночника, который я поставила в свою комнату, Чарли очень напористо раскрашивала какой-то рисунок, который я никак не могла разглядеть.
На мгновение я зажмурилась, словно пытаясь уместить час в одну секунду. Затем медленно наклонилась вперед, чтобы рассмотреть рисунок Чарли, и замерла при виде картинки чудовищно багрового цвета на белом листе.
– Чарли, что это такое?
Она перестала чиркать свои каракули и взглянула на меня, указав на дверь шкафа. Она была открыта. Достаточно широко.
Но когда мы засыпали, я точно помню, что закрыла ее.
– Ты… ты это видела? – спросила я. – Эта штука на твоем рисунке. Она вылезла из шкафа?
– Нет, – ответила Чарли. – Он сказал, что пока не может перейти на нашу сторону.
На нашу сторону? Пока что?
От этой фразы все мое тело покрылось льдом.
– Это Зедок?
– Он так представился, – пожав плечами, ответила Чарли, и ее безразличие было самой неприятной частью случившегося.
Я кивнула, но мой затуманенный рассудок неустанно пытался преобразовать ее слова во что-то более осмысленное и адекватное. Впрочем, как и слова Эрика, которые я все еще старалась осознать.
– Мне казалось, или ты говорила, что видела его раньше? – настаивала я.
– Да, – подтвердила Чарли. – Но в прошлый раз у него было обычное лицо, а не скелет.
Сбросив с себя одеяло, я соскочила с кровати и быстро закрыла дверцу шкафа, а затем, прислонившись к ней спиной, недовольно взглянула на рисунок Чарли.
– И сколько вы с ним разговаривали? – спросила я ее. – Что еще он тебе сказал?
– Он долго смотрел, как ты спишь, – сказала она, осматривая меня с головы до ног. Из-за темных кругов ее переутомленные глаза напоминали черные дыры. – Я спросила его, Зедок он или нет, и он ответил «да». Тогда я сказала, что он не похож на Зедока.
Я побоялась задать ей еще один вопрос и растерянно покачала головой.
– И что он ответил?
– Он просто сказал: «Да, я знаю».
Глава тридцатая. Зедок
– Ты видела, что он сделал? – прошептал первый из двух тонких женских голосов. – То, что он принес с собой оттуда?
Тут послышался второй голос.
– Ты же не думаешь, что он всерьез подумывает о…
– Тише. Не смей произносить это вслух. Он не настолько глуп, чтобы соглашаться на такое.
Сидя за пианино на своей стороне «Молдавии», правой рукой я поднял абажур лампы, которую сломал вечером накануне.
– Он вообще понимает, что творит? – прошипел первый голос.
– Кроме того, что устраивает катастрофу? – усмехнулся другой.
Не обращая внимания на этот дурацкий шепот, кончиками пальцев, облаченных в черные перчатки, я коснулся тонких клавиш.
Я не мог сыграть «К Элизе», но прекрасно помнил приятное покалывание в груди, когда моя рука касалась изящных пальцев Стефани, и как, глядя друг другу в глаза, мы играли жутко некрасивую музыку.
И вот я уже в сотый раз за несколько минут безнадежно теряюсь в мыслях о ней, наивно цепляясь за призрачные мгновения, проведенные вместе.
– Он ни за что не пойдет на это, если понимает, что все закончится катастрофой, – прошипел более глубокий голос, слова которого значили для меня больше, чем слова его спутниц.
– Но зачем он садится за пианино?
– Он хочет играть. Или сбежать.
– А я все-таки думаю, что он достаточно умен, чтобы понимать, что у него не получится это сделать. – И снова в моей голове пролетели воспоминания о прошлой ночи.
Она и я. Мы были так близки. Опьяненный ее близостью, я умирал от соблазнительных слов и невероятной красоты, растворяясь в ее ангельском голосе. Я не мог устоять перед Стефани и жаждал большего. Намного большего.
Хотелось ли мне прикоснуться так к кому-то еще?
Закрыв глаза, я абстрагировался от черно-белых клавиш величественного пианино, но никак не мог отделаться от зловещего шепота и тикающих часов, которые, как и остальные вещи, которые я сломал прошлой ночью, теперь работали.
– Ну, допустим. Ты намерена его остановить?
– Мы. Конечно же, мы вместе.
Вот почему большинство написанных мною музыкальных произведений хранилось на стороне Армандов.
Я всегда сочинял там. Только в этом месте отвратительные чудовища не могли до меня добраться.
– Дорогая Злоба, – прошипел более мягкий из двух голосов. – Ты слышала, как он только что тебя назвал?
– О, Зависть, моя милая, – ответил второй, более хриплый голос. – Мы же обе знаем, что из нас двоих он всегда презирал только тебя.
Я медленно обернулся и взглянул на них сквозь прорези в маске Доблести.
Обе женщины, одетые в изумрудный и медно-оранжевый наряды, разместились на шезлонге у окна и пристально наблюдали за мной из-за развевающихся на ветру кружевных вееров, в то время как за их спинами на холодную землю беспрерывно падали белоснежные хлопья.
Злоба и Зависть, или, как я когда-то называл их, живые сущности, Скорпион и Кузнечик, были парочкой дебютанток, которые однажды устроили настоящий поединок из-за меня. И, невзирая на то, что их живые версии давно скончались, их верные двойники отважно решили противостоять моему проклятию, ядовито, но сладострастно сражаясь за мою жизнь, как и их отчаянные предшественницы.
Так, Зависть носила маску кузнечика с пучеглазыми глазами, в то время как маска Злобы была подобием бронированного скорпиона, а на его плече красовалась длинная коса, напоминающая смертоносный хвост.
Шагая в неразлучном тандеме, они забрали хрустящее печенье с разноцветной поверхности журнального столика, крепко сжимая ручки своих чашечек.
Как ни странно, чашки с чаем они подносили к тем местам на масках, за которыми должны были находиться их губы, и притворялись, что потягивают напиток, имитируя действия своих подлинных предшественниц.
Оба призрака обладали совершенно отвратительными манерами своих некогда живых близнецов, поэтому мне было слишком противно воспринимать их как женщин.
– Ну же, – защебетала Зависть, – а ведь было время, когда ты видел во мне истинную леди.
– И правда, было время, – замурлыкала Злость, дождавшись подходящего момента для решающего удара, – когда он видел в тебе отвратительную любовницу.
– Ага. – Зависть равнодушно махнула рукой в перчатке. – Как тебе об этом не знать, когда ты повсюду суешь свой нос в чужие дела. И – да, осмелюсь сказать, милочка, что он никогда не заботился ни о тебе, ни обо мне. Однако я точно знаю, что из нас двоих он точно выберет меня.
Я переключил внимание и сосредоточился на предыдущей теме их бурной дискуссии.
Роза, которая теперь лежала на блестящей полке пианино… Я украл ее из тысячи других, которые, между прочим, ей подарил не тот юноша.
Растин сказал, что мне нужно сердце, поэтому я здесь.
Было очевидно, что я выберу именно розу, потому что только она помогала мне бороться с обстоятельствами. А когда прошлой ночью я явился к Стефани во сне, нас окутывал пьянящий аромат роз, запечатлевающий наши чудные мгновения, которые я украл вместе с ней.
– Да, – хмыкнула Зависть, – но он был в шаге от того, чтобы украсть не моменты, а их обладательницу.
– А она не особо сопротивлялась, – возмутилась Злоба.
– Представляешь, что она сделает, когда узнает всю правду?
– Имеешь в виду, что произойдет, когда ее поцелует единственный настоящий монстр среди нас?
Затем женские голоса растворились в мерзком хихиканье, а я был слишком обременен своим решением, чтобы выяснять с ними отношения.
Роза. Каким-то чудом она осталась в живых, даже после того, как я прикоснулся к ней, и, что важнее, она не завяла, когда оказалась в моем мире.