В одночасье их улыбки стали притворными и однобокими, словно они сомневались, что я был готов к таким переменам. Они не чувствовали моей боли, однако изо всех сил старались разделить ее вместе со мной, собирая осколки моего разбитого сердца. Их искреннее желание мне помочь было как бальзам на душу.
– Предлагаю тост, – объявил Патрик, поднимая стакан с шипучкой. – За УЖАСную команду?
– И ее нового члена, – добавила Шарлотта, поднося ко рту сладкий лимонад. – Наконец-то у меня появится подруга.
– За Стефани, – сказал Патрик.
– И за то, какие мы звезды. – Как же без дерзкого замечания нашего Уэса?
Я поднял бокал с молочным коктейлем.
– Прислушайтесь, – скомандовал я.
В том, чтобы радоваться в одиночку, не было никакого смысла, и я решил достучаться до своих друзей.
А затем наши стаканы звонко ударились друг о друга, словно что-то разбилось. Или, напротив, возродилось вновь.
Эпилог. Стефани
Двадцать первое декабря
Я закончила наряжать рождественскую елку, которую мой папа срубил в лесу и установил возле эркера гостиной, и украсила ее пушистые хвойные иголки последней новогодней игрушкой.
Все вместе мы зажгли праздничную гирлянду и наполнили благоухающие ветви драгоценными воспоминаниями.
Однако мне все равно чего-то не хватало. До этой секунды.
Между желтой каской отца и фиолетовым осьминогом Чарли, около моей нотной тетради висело розовое украшение, которое я тайком пронесла в дом.
Я осторожно шагнула назад, окинув рождественское деревце оценивающим взглядом и убеждаясь в том, что в его невероятной красоте присутствует заслуга каждого из нас.
Тик-так, тик-так.
У нас в гостиной никогда не было часов, однако загадочное тиканье просачивалось сквозь бетонные стены, как и его чудесная музыка, которую я могла уловить в любой момент времени, будь это бархатистый баритон фортепиано или печальные струны скрипки. Или… его нежный голос, зовущий меня.
Я взглянула на каминную полку и мягко улыбнулась, когда увидела согревающий яркий огонь.
Недавно папе сняли гипс и разрешили возобновить рабочую деятельность. Доктор посоветовал браться за небольшие проекты, но уже весной можно будет приступать к более масштабным планам. Сейчас папы не было дома, потому что вместе с миссис Гэри, нашим единственным школьным библиотекарем, он отправился за рождественскими подарками и прочими прелестными вещицами.
Они уже не в первый раз выбирались на поиски антиквариата, но, к моему удивлению, только сейчас из последнего похода в магазин папа принес домой керамические плитки с изображениями птиц. И, хоть они не имели стопроцентного сходства с настоящими, он выбрал именно те, от которых мое сердце затрепетало.
В итоге, как я и предчувствовала, папа спросил меня о Лукасе. В ответ я честно призналась, что мы решили остаться хорошими друзьями. Конечно же, он потребовал от меня объяснений и всевозможной дополнительной информации. Однако я не растерялась и тут же засыпала его неловкими вопросами о миссис Гэри. После этого он перестал оказывать на меня давление и оставил в покое. Я отплатила тем же, и, таким образом, мы достигли консенсуса, заключив негласное соглашение о конфиденциальности личной жизни.
Теперь эта изысканная плитка с узорами птиц украшала камин, а некоторые фрагменты уже стали частью нашего домашнего интерьера. Кроме того, в центре гостиной мой папа обнаружил фигуру оленя, которую обещал разрешить повесить, когда придет время.
Я все еще не понимала, почему после того, как я убедила его остаться здесь, то есть сохранить жизнь «Молдавии», он продолжал усиленно ее восстанавливать. И, несмотря на то что весной строительные работы в городе возобновятся, его планы относительно поместья нисколечко не изменились.
Может быть, это было связано с его ночными сновидениями.
Я тоже все еще видела сны. Вот только прекрасно понимала, что это был не сон.
После того, как сообщила Чарли, что Зедока больше нет, я уложила ее спать. Но спустя некоторое время решила проведать и вздрогнула, когда возле приоткрытой дверцы шкафа увидела его.
Его неведомый взгляд скрывался за маской Доблести, сквозь которую просачивались ледяные лучи голубого света. Несомненно, Эрик хотел меня уберечь. Однако на самом деле маска Доблести была нужна для того, чтобы сдерживать его демонов. Как ни странно, лицо Эрика больше не казалось мне отвратным, хоть и мало отличалось от того, которое я увидела во время его первой игры на пианино. К счастью, невидимый барьер между мирами помог ему сориентироваться в реальности. Или, скорее, разыскать меня в океане бесконечной любви, в которой кроме нас двоих никого не существовало.
Схватившись за сердце, которое билось со скоростью тысячи ударов в секунду, я сделала глубокий вдох и почти проглотила воздух.
Несмотря на нашу загадочную связь, Эрик оставался искусным фокусником и подкрадывался так незаметно, что я могла испугаться до холодных мурашек.
– Ты уже выбрала колледж? – поинтересовался Эрик, указывая жестом на раскрытый ноутбук, который лежал на журнальном столике рядом со стопкой буклетов про учебные заведения.
Я отрицательно покачала головой. Изначально мой выбор пал на Стэнфорд, но после беседы с Эриком я также решила подать заявление в Карнеги-Меллон и Джульярд, который славился своими уникальными вокальными кружками.
– Легендарные программы для легендарной певицы, – сказал он и тем самым пробудил во мне необузданное желание взглянуть на себя его глазами, похожими на два ярко-голубых огонька.
Благодаря Эрику и нашим ежедневным репетициям я почувствовала, что способна достичь успеха. Он заставил меня поверить в свои собственные силы.
И все же, если я буду поступать в колледж, то навсегда расстанусь со своей семьей, друзьями, «Молдавией». И Эриком.
Сейчас мне было слишком больно думать об этом. Не настолько, как тогда, когда мое хрупкое сердце буквально разрывалось на части при одной мысли о том, что я потеряла Эрика навсегда. Однако достаточно для того, чтобы утонуть в его нежных объятиях. Но лишь после того, как Эрик почувствует на своей шелестящей коже мое волшебное прикосновение.
Он всегда обнимал меня с таким благоговением, словно каждое наше объятие было первым. Или же он просто боялся, что оно станет последним. Но наша таинственная связь была сильнее всяких страхов и сомнений. Она была настолько непоколебимой, что могла преодолеть любое расстояние и даже излечить душу. Две души.
Однако Эрик все равно хотел убедиться в том, что нам суждено быть вместе.
Может быть, по иронии судьбы, ему просто нужно было время, чтобы во всем разобраться. И мне тоже.
Наша любовь казалась такой невероятной. И я даже представить себе не могла, что будет дальше и будем ли мы вместе.
Однако я знала одно.
Ничто на свете нас не разлучит.
Прислонившись холодной щекой к его безмолвной груди, я закрыла глаза и глубоко вдохнула, наслаждаясь ощущением, которого мне так не хватало – ощущением родного дома.
То же самое я испытала, когда потеряла маму, о которой Чарли недавно узнала. Бесчисленные вопросы посыпались на нас сразу же после того, как ее родственники вернули Чарли домой, а та самозабвенно окунулась в наши объятия с вопросительно опечаленным выражением лица. Малышка хотела узнать, куда пропала ее любимая мамочка.
Вскоре после этого всплыли запрятанные фотографии и старые вещи, а вместе с ними и пронзительная боль, от которой мы с папой так долго пытались убежать, перехитрить или отрицать.
Сначала Чарли была потрясена откровениями отца. Признаться честно, ей было безумно сложно смириться с такой горькой утратой. Но теперь, когда он понял, как бороться с ее психологической травмой, и начал применять различные методы лечения, Чарли стало гораздо лучше. Как и ему самому. Однако он все еще ощущал боль от потери самого дорогого человека на земле.
Как и я. Впрочем, как и всегда.
Однако, почувствовав, что эта глубокая пронзительная боль, которая съедала меня изнутри, принадлежала не только мне, я широко раскрыла глаза. Сделав шаг назад, я сосредоточила все внимание на сапфировой булавке, украшающей черный атласный галстук Эрика.
– Я сомневаюсь, что сегодня тебе захочется играть на пианино, – испуганным голосом произнесла я. – И не уверена, стоило ли мне приходить.
Он аккуратно склонил голову и прикоснулся черной перчаткой к моему подбородку.
– Как ты могла такое подумать, если твоя дивная улыбка – мое единственное утешение? Я люблю тебя, Стефани.
Невзирая на то, что эти слова причинили нам обоим невыносимую боль, я взяла Эрика за руку и завела его в наш райский уголок – к изысканному пианино.
– Так, значит, ты научишь меня той безумной партии в середине пьесы?
После этого я аккуратно уселась за своим невероятным, суперпреждевременным рождественским подарком, которым было отремонтированное пианино.
Предвкушая дивное звучание старинного инструмента, я потянулась к миниатюрным клавишам. Начиная с низкого раскатистого ля, которое напоминало учащенное сердцебиение, дрожащими руками я подобрала аккорды, предвещающие скорую гибель.
Это была моя любимая часть пьесы.
– Было бы красиво, – с усмешкой произнес Эрик, усаживаясь возле меня. – Если бы это не было так ужасно.
– Ну же, – ответила я. – Было не так уж плохо.
– Да, я слышал и похуже, – признался он, дотрагиваясь рукой до кончиков моих пальцев, чтобы слегка их переместить. – Кажется, вчера.
Спустя мгновение он прижал свою ладонь к моей руке, а его изящные пальцы, словно теплое одеяло, окутали мои, затмевая серебряное кольцо с рубиновым черепом.
– Я его отдам, – сказала я.
– А ты гораздо очаровательнее, чем твоя игра на пианино, – съязвил Эрик, рассмешив меня до смерти. Затем его мизинец скользнул по моему, и наше чарующее сердцебиение заполонило все пространство.
Обычно, когда моя младшая сестренка или папа были дома, я отправлялась в мир Эрика, и мы репетировали всю ночь напролет. Или просто болтали о жизни. Но иногда, когда папа уходил, а Чарли уже крепко спала, мы встречались в гостиной и наслаждались дивным звучанием пианино. И друг другом.