Шестерни скрипят, и вагонетка дергается вперед, неся нас вверх по крутому подъему. Отсюда я вижу землю и море, окружающие нас. В воде раскиданы острова, словно архипелаг, некоторые с белыми строениями, устремленными в небо. Прямо перед нами парк развлечений тянется вдоль каньона, прорезанного рекой, над которой перекинут мост к великому белому городу. Слева аттракционы граничат с высокой стеной, а за ней — зеленые равнины с травами и полевыми цветами, колышущимися под мягким ветром. Я указываю туда, когда мы приближаемся к вершине.
— Это город Анур, прямо перед нами, — говорит Эрикс, показывая на белые башни и дворцы. — Дом Добродетелей управляет этим парком и ближайшим кварталом города. А те равнины слева — под опекой Дома Эсагилы. Там зиккурат3, видишь верхушку с золотым куполом?
Зиккурат выглядит массивным и внушительным, окруженным укрепленной стеной. Золото сверкает на солнце, придавая строению одновременно красоту и строгость. Я хочу услышать больше об этом месте. Хочу узнать все. Но земля уходит из-под ног, и прежде чем я успеваю что-либо подумать, мы летим вниз, мчась по рельсам цвета летнего неба.
Я поднимаю руки и кричу от восторга и страха, хоть звука изо рта все равно не выходит. И обычно это молчание разрывает сердце тугой петлей, но сейчас нет на это времени. Особенно когда Эрикс, сидящий рядом, просто визжит от восторга. Все, что я могу — смеяться, смеяться и еще раз смеяться.
Вот так мы и проводим утро. Вопим. Смеемся. Ну, может, один-два раза меня рвет. Ладно, три. Этот чертов «Рогатый Слингшот» и правда пугает даже в Царстве Света. И да, мне все еще плохо. Слишком жарко. Голова гудит. Но, по правде — оно того стоит. Несмотря на боль, слабость, и то, что мозг ощущается как поджаренная гофра внутри черепа... оно все равно стоит того. Два дня назад я сидела в камере. Думала, никогда больше не испытаю ничего хорошего. А теперь я выжимаю из этого все. К черту последствия.
Именно об этом я думаю, поедая сахарную вату и идя рядом с Эриксом, который макает чуррос в шоколад с выражением полного блаженства на лице. Я редко ем человеческую еду. Чаще всего она мне не на пользу. Но чистый сахар хотя бы легко переваривается. Как я уже сказала: к черту последствия.
— Попробуй, — говорит Эрикс, заметив мой взгляд. Он отрывает кусочек, обильно покрывает его шоколадом и протягивает мне. — Коул приготовил мне чуррос на десерт во время нашего первого свидания. Его были вкуснее.
Я кладу кусочек в рот. Это очень вкусно. И неожиданно хорошо сочетается с сахарной ватой. Я жестикулирую, задавая вопрос и подкрепляю его беззвучными словами:
«Как вы познакомились?»
— А, он меня убил, — просто отвечает Эрикс, совершенно серьезно кивая. Я давлюсь чурросом.
«Что?!»
Эрикс хлопает меня по спине, пока я кашляю, и смеется с легкой грустью:
— Да, он правда меня убил. Я тогда был человеком. Он тоже. Именно так он и привлек к себе внимание Царства Теней.
Я озираюсь, чувствуя, как земля под ногами качается, будто где-то рядом затаилась еще одна тайна. Я делаю вращательное движение рукой, чтобы он продолжал.
— Он заключил сделку. Если он откажется от своих крыльев ради этой миссии, то любая человеческая жизнь, которую он отнимет в Живом Мире, чтобы попасть на радары демонов, получит шанс стать больше, чем просто душой в Царстве Света. У меня был выбор: стать ангелом, — Эрикс пожимает плечами и улыбается, отрывая кусочек жареного теста. — Звучало довольно заманчиво. И на деле — да, круто. Летать с ножевыми крыльями — это, скажем честно, охренительно. Не находишь?
Я улыбаюсь шире. Да, правда, звучит круто. Я киваю, и Эрикс, похоже, немного успокаивается, ему приятно, что я не осуждаю.
Он ведет меня к перилам, откуда открывается вид на каньон и реку, впадающую в море. Мы стоим рядом, глядим, как вода петляет между скал.
— Когда мне рассказали, почему Коул сделал то, что сделал, я вызвался присоединиться к попытке сохранить равновесие. Я сам его нашел. Хотел, чтобы он знал - я простил его, — говорит Эрикс, едва улыбаясь, погруженный в воспоминания, и поворачивает взгляд к городу Анур. — Ушло немало времени, чтобы убедить его, что это правда. Он злился на себя, хоть и сделал то, что должен был. Иногда он до сих пор злится, особенно когда ему приходится забирать бессмертную душу и отправлять ее в Царство Теней.
Эрикс замолкает надолго, и мне кажется, мы оба теряемся в мыслях о Коуле. У меня сжимается грудь при одной мысли о том, каково это — отказаться от самого себя, делать ужасные вещи ради права жить среди врагов день за днем. Стать одним из них — просто ради шанса остановить войну. Я сглатываю и снова смотрю в сторону моря.
«Ты злился?» — спрашиваю я спустя несколько минут, стуча по его груди и изображая жест. Он молчит немного, потом мягко улыбается, глядя на свои ладони.
— Да. Иногда. Но я также видел, каким человеком является Коул. Он хороший. Смелый. Несмотря на то, что он сделал со мной и с другими. Он принимал тяжелые решения, не те, что хотел. Полюбить даже самые темные его стороны было несложно. Именно с них я и начал. С худших.
Я смотрю на свои руки, переворачивая ладони вверх, глядя на засохшие ссадины, шрамы и синяки, все еще покрывающие мою кожу. Я думаю об Ашене, о том, почему он сделал то, что сделал. Это были трудные решения? Или легкие? Он пытался защитить себя? Или интересы своего царства? Я не могу с уверенностью сказать, что им двигало нечто благородное. И после всего, что я пережила, не уверена, что это вообще важно. Потому что ярость и боль внутри меня все еще горят — и горят ярко.
Я сжимаю кулак и снова смотрю на море.
«Это не одно и то же», — шепчу я, не ожидая, что Эрикс заметит, как шевелятся мои губы. Но он замечает. Он кладет руку мне на плечо и притягивает ближе.
— Ашен - демон, Лу. Если ты отдаешь сердце созданию из тьмы, ты должна научиться любить не только звезды, но и саму тьму.
Мы долго молчим. Я снова и снова прокручиваю его слова в голове, пока за спиной вращаются аттракционы, звучит музыка и льется смех. Каким-то образом атмосфера этого места теряет свою яркость, когда мои мысли погружаются в пучину темноты.
ГЛАВА 10
Эрикс ведет меня к возвышению неподалеку от места, где мы появились — к порталу обратно в Мир Живых. Нас окутывает водопад света и выбрасывает в полную темноту, в которой запах известковой пыли перемешивается с ароматом коричной кожи ангела. Я открываю глаза в тьме такой плотной, что она кажется осязаемой. Она давит на лицо. Прежде чем я успеваю вдохнуть, слабое сияние начинает выталкивать тени прочь. Эрикс светится — будто кожа лишь полупрозрачная оболочка, сквозь которую сияет внутренний свет. Он освещает древние фрески на стенах вокруг нас. Я беру его под руку и, не скрывая восхищения, веду пальцем по видимой жилке — тьма над светом, и под моим прикосновением свет становится ярче.
— Коул зовет меня своим светлячком, — говорит он.
Я фыркаю.
«Еще бы».
Эрикс закатывает глаза, но все равно улыбается, берет меня за руку и ведет из предкамеры пирамиды Усеркафа.
— Мой светлячок покажет путь.
Мы идем по длинному и узкому коридору к выходу. Утренний свет медленно пробирается в темноту, жара пустыни начинает подползать все ближе. Тело Эрикса постепенно тускнеет, возвращаясь к нормальному состоянию, и мы выходим наружу в тот момент, когда на горизонте встает солнце. Вокруг никого.
— Пойдем, — говорит Эрикс, поворачиваясь ко мне с распростертыми руками, предлагая снова зацепиться за него. — Давай вернем тебе силы.
Я отвечаю ему тревожной улыбкой и прижимаюсь щекой к мускулам его ангельской груди, обвиваю его руками и ногами, когда он поднимает нас в воздух. Мы пролетаем над Серапеумом, и я думаю, сколько времени понадобилось, чтобы моя кровь исчезла в песке. Остались ли пятна среди тех же песчинок, где я стояла на коленях рядом с Ашеном?
Помню, как я думала тогда: «Asallah libakkunu», снова и снова, когда мы мчались в город на мотоциклах.
Я покоряю твое сердце.
Эрикс сажает нас на крышу дома мистера Хассана, и мы спускаемся на два этажа к его двери. Когда он открывает, его лицо расплывается в сочувственной улыбке, но она быстро исчезает. Эдия и Коул появляются за его спиной, и оба испытывают облегчение, когда старый аптекарь впускает нас внутрь. После краткого знакомства с Эриксом мы устраиваемся в гостиной, а Хассан заваривает свежий мятный чай и готовит мне чашку с кровью.
— Azizati, — говорит он, похлопывая меня по руке, когда садится рядом на бархатный зеленый диван. Он протягивает мне кружку, и я наслаждаюсь ее теплым, пряным запахом, идеально прогретым и подслащенным каплей меда манука.
«Спасибо, что принял нас», — показываю я жестами, Эдия переводит. «Извини, что поставила тебя в такую ситуацию».
Старик тепло смеется и легко хлопает меня по руке:
— Глупости. Я рад видеть тебя.
Странно. Для него прошло всего около месяца с нашей последней встречи. Для меня — будто целый век. И я задумываюсь о времени: как иногда годы проходят без особых перемен, а потом все вдруг переворачивается вверх дном.
Я смотрю на аптекаря и пытаюсь улыбнуться.
«Мне плохо. Я не восстанавливаюсь, как должна. Хотела спросить, можешь ли ты мне помочь».
— Да, твои друзья рассказали мне все, что знали. Дай-ка взглянуть на тебя, tifl alshaati almashur.
Я бросаю тревожный взгляд на Эдию, и она уверенно кивает. Ставлю кружку на стол и разворачиваюсь к старику. Его сморщенные пальцы берут мою руку, и он осматривает незаживающие раны, царапины и коросты. Его мутные глаза медленно скользят к моему горлу. Большой палец находит точку, где серебро выжгло мой голос.
Он начинает шептать, едва слышно. Потом громче. Его ладонь ложится мне на шею, и с каждым словом жжение в горле становится невыносимым. Гораздо хуже, чем обычная боль, к которой я пыталась привыкнуть. Жар нарастает. Пот выступает у корней волос, струится по вискам. Дыхание сбивается, я сжимаю челюсть, терпя, пока могу. Наконец не выдерживаю, хватаю его за запястье и отталкиваю руку, качая головой.