Alsi bararitum qablitum u namritum.
Я призываю Сумерки, Полночь и Рассвет.
Он смотрит мне в глаза. И в его глазах я вижу то, что разбивает меня — он не верит. Он думает, что это не сработает. Что он отправляет меня на смертт.
«Все в порядке», — шепчу я, улыбаюсь. Но из горла выходит только тихое шипение дыхания сквозь трубку. Я хочу попробовать. Даже если шансов почти нет. У меня почти ничего не осталось.
Я обвиваю пальцами его руку, когда он прижимает иглу к моей плоти.
— Tuub libbi tu seri liirtedaani, ema usaammaru suummiratiia luuk suud.
Пусть здоровье и счастье всегда сопровождают ее; пусть она обретет все, чего желает.
Я стараюсь сохранить свою улыбку, глядя на старика, и нажимаю пальцем на его, вдавливая первые капли кислоты в горло.
Поначалу — почти привычно. Жжет, да, но не больше, чем обычно. Просто знакомая, постоянная боль от серебра.
Но это быстро меняется.
Огонь усиливается. Дыхание сбивается, сердце бьется, как в клетке.
И вот она — боль. Настоящая. Обрушивается, как цунами. Беспощадная, всепоглощающая. Жжет так, что даже глаза будто плавятся в глазницах. Я хочу выдрать это из себя, но Коул держит меня за руку.
Мои глаза полны слез. Я борюсь с кашлем. Во рту появляется вкус крови.
Хассан вводит еще больше кислоты.
Эдия продолжает заклинание, но я уже не слышу слов.
Хассан отдает приказы. Какие — не разобрать.
Отсос скользит в мой рот. Очередная порция кислоты впрыскивается в горло. Я не могу закричать. Не могу пошевелиться, меня удерживают.
Еще кислота. Еще кровь. Еще боль, такая жгучая, что невозможно выдержать. Будто я глотаю огонь. Будто пью расплавленную лаву. Отсос захлебывается. Я чувствую запах… плавящейся плоти.
Перед глазами темнеет. Я отталкиваю тьму. Я дала обещание. Я должна продолжать бороться. Борись, Лу.
Очередной шприц. Снова кислота. Как ее может быть еще больше?! Я готова поклясться, она уже прожгла меня насквозь.
Слышу, как Коул ругается.
Хассан рявкает на него:
— Отсос, мальчик.
— Она слишком медленно исцеляется!
— Меняй пакеты с кровью.
Боль становится сокрушительной. Отчаянной. Я бы пошла на все. Отдала бы все. Свою жизнь. Свою душу. Я умоляю, чтобы они остановились. Хассан читает это по моим глазам.
— Мы должны закончить начатое, azizati, — говорит он.
Я плачу, когда игла снова вонзается в мое горло. Это в сто раз хуже, чем было с серебром. Словно сам металл не хочет меня отпускать.
Отсос захлебывается. Что-то забивает насадку. Кусок моего горла. Оно буквально сжигается.
Я не хочу. Я не справляюсь. Я не могу.
Когда думаешь, что не можешь — продолжай.
— Почему это не работает?!
— Снова меняйте пакеты. Мы должны идти до конца.
— Но она умрет!
— Мы обязаны идти до конца.
Я не могу. Я не могу. Я не могу. Я не могу. Я не могу.
Хочу, чтобы они остановились. Хватит. Хватит. Хватит.
Ничего хорошего. Никакого покоя. Только боль. Больше ничего.
Раздается грохот из другой комнаты. Что-то разбивается. Дерево разлетается в щепки.
Мир замирает. Эрикс отпускает мои лодыжки и бросается к двери.
Ангел сталкивается лицом к лицу с разъяренным демоном.
По полу стелется дым. Вспыхивает свет - он исходит от Эрикса, его кожа сияет. Крылья распахиваются. Он заслоняет собой вход, преграждая Жнецу путь в комнату.
Мой взгляд встречается с глазами Ашена.
Ангел света. Ангел смерти. Значит, пришло время моей душе уйти. Кто-то услышал мою мольбу. Кто-то пришел, чтобы забрать меня.
— Вы ее убиваете, — шипит Ашен. В его голосе, кажется, отчаяние. И ярость. Он готов сжечь мир. Я уже однажды думала об этом.
Клинок Ашена вспыхивает пламенем. Я пытаюсь закричать Эриксу, чтобы он отошел. Из горла вырывается только хриплая булькающая жидкость.
Заклинание Эдии меняется, но мистер Хассан тянет ее назад.
— Сохрани ей жизнь, — говорит он. Потом поворачивается к двери:
— Ануннаки, пусть он войдет.
Я чувствую, как рядом напрягается Коул. Он хочет броситься к Эриксу.
— Но…
— Это мой дом, — гремит Хассан. — Пусть Жнец пройдет.
Эрикс бросает взгляд через плечо на старика. Тот лишь молча кивает. Эрикс убирает крылья ровно настолько, чтобы Ашен мог пройти, не задев лезвий.
— Еще раз встанешь между нами - я вырву тебе крылья и скормлю их своему шакалу, ануннаки, — рычит Ашен, толкаясь плечом о плечо с ангелом, проходя в комнату.
Он останавливается рядом со мной. Лишь на мгновение окидывает взглядом это жуткое зрелище. Его глаза замирают на моем горле, потом - на Эдии. Затем - на шприце в руке Хассана. Он замечает трубку для кормления и мешок крови на стойке. Снова смотрит на Хассана - в его глазах пылает черное пламя.
— Второй ящик слева, — говорит Хассан, кивая в сторону комода. Кажется, я слышу в его голосе одобрение. Может, даже улыбку.
Глаза Ашена сужаются от решимости, и он поворачивается к ящику. Перебирает содержимое, пока не находит то, что ищет.
— Что ты делаешь? — спрашивает Коул.
— Ей нужна моя кровь.
Ашен придвигает стул к кровати и садится. Наклоняется ко мне. Его пальцы дрожат, когда он пытается вскрыть стерильную упаковку. Я никогда прежде не видела, чтобы его руки дрожали. Но, может, все это просто… не по-настоящему. Ведь реальна только боль. Запах горящей плоти. Клубы едкого дыма. Остальное, возможно, иллюзия. Я брежу.
Я слышу звук у двери и вижу Давину. Она стоит на пороге. Осматривает комнату. Ее глаза широко раскрыты, невинны. Останавливаются на Ашене.
Пиздец. Я просила хоть что-то хорошее, а не еще больше боли. Кислота будто уже прожгла мое сердце.
— Эрикс, выведи ее, — говорит Ашен, не отрывая взгляда от своих дрожащих рук. Эрикс колеблется, его взгляд цепляется за Коула. Ашен словно чувствует их нерешительность - из его крыльев вырываются клубы ярости, дым и искры. Смотрит на каждого присутствующего. — Выйдите. Все. Нахрен.
Эрикс и Давина молча выходят. Коул остается, чтобы продолжать отсасывать жидкость. Ашен подключает свою кровь к трубке. Заклинание Эдии все еще звучит, заполняя комнату, но ее взгляд полон ярости на Ашена. Она готова разорвать его. Он не обращает внимания. Его глаза прикованы только ко мне.
Хассан готовит следующий шприц, но Жнец останавливает его. Вокруг нас дым. Он наклоняется ближе. Его лицо - все, что я вижу. Глаза цвета коньяка, охваченные черным пламенем. Темные волосы, пряди которых падают на лоб. Напряженная челюсть, подрагивающая от сдержанной злости и боли.
Я должна бы оттолкнуть его. Мне и так больно во всем теле. Я не выдержу и боли в сердце. Но я не могу. Просто не могу.
Он касается моего потного лба. Его ладонь теплая.
— Все в порядке, вампирша? — шепчет он.
Я зажмуриваюсь. Слезы вырываются наружу. Он стирает их. Я помню, как он говорил это в ту первую драку. В Царстве Теней.
Я все еще хочу его так же сильно, как прежде. Сейчас - больше, чем когда-либо. И я ненавижу себя за это.
Бью кулаком по кровати. Показываю ему средний палец. Его тихий смех окутывает пространство.
— Вот она, моя вампирша. А теперь направь всю эту злость туда, где она нужна.
Аромат его крови пробивается сквозь клубы страха и страданий. Он втыкает иглу себе в вену. Я смотрю, как он поднимает руку, и кровь стекает по трубке… ко мне.
В ту же секунду, как она попадает в мое тело — я чувствую это. Искорки. Гул в венах. Как звезды, вспыхивающие в животе, как пламя надежды, разгорающееся в груди.
Ашен берет меня за руку, и я позволяю себе забыть. Про боль. Про ярость. Про предательство, пульсирующее, как яд. Сейчас я просто хочу держаться за что-то хорошее, пусть даже на одно мгновение. Пусть даже по памяти.
Я сжимаю его руку. Он сжимает в ответ.
Жнец склоняется к моему уху. Его дыхание теплое. Его лоб касается моего. А в это время Хассан вжимает в меня иглу. Мои плечи сотрясаются от боли и страха.
— Останься со мной, вампирша, — шепчет он. Его слова как кислота. Растворяют мысли. Растворяют разум. Приносят и боль, и надежду.
Аптекарь нажимает на поршень и моя плоть словно превращается в жидкость. Агония превышает все, что я когда-либо ощущала. Мир проваливается в черноту.
Жнец шепчет у меня на ухо. Это колыбельная. Или заклинание. Я не различаю всех слов, но некоторые ловлю, как искры сквозь мрак: Baltu. Живи. Mamitu. Клятва.
Я утопаю в боли и тенях. И когда мир окончательно тонет во тьме, мне кажется, я слышу нечто невозможное. То, чего не может быть. Нечто волшебное. Смертельное. То, что демон никогда не должен чувствовать к существу, прикованному к Миру Живых.
Arammu.
Любовь.
ГЛАВА 12
Свет в комнате тусклый, когда я просыпаюсь. Я лежу лицом к открытому окну, и звуки вечернего рынка Хан эль-Халили доносятся снизу, полные жизни. На письменном столе горит масляная лампа, мягкое пламя льет теплый свет сквозь зеленый узорчатый абажур. Я вижу пузыри и неровности в стекле так ясно, будто оно прямо у моего лица. Зрение снова нормальное. Возможно, даже лучше, чем прежде.
Вены в теле гудят, будто в них бушует гроза. Каждое мое дыхание - как приток энергии. Сердце бьется, и с каждым ударом по венам проносится сила.
Это что-то новое. Я сама как будто новая.
И… странная.
Почти дикая. Хищная. Животная. Как будто я могла бы сейчас либо разорвать кого-то на куски, либо трахнуть до потери сознания.
Я подавляю это дикое ощущение и прикасаюсь рукой к шее. Трахеостомы больше нет. Кожа под пальцами гладкая, чистая. Я отнимаю руку, разворачиваю ее ладонью вверх и вижу, как отросли ногти — идеальной формы, с плавно изогнутыми кончиками. Вдыхаю тонкий запах серебра и стали, и пульс начинает ускоряться, пока я не улавливаю аромат Эдии. Тогда я скольжу рукой под подушку и касаюсь рукояти моего кайкена. Я знаю, что она положила его туда, как напоминание о том, что мне хотелось бы держать рядом.