«Связанные кровью», — вспоминаю я слова Бьянки. «Чем больше ты пьешь, тем сильнее переплетаются ваши судьбы».
Эти слова оседают в груди, как раскаленный стеклянный шар. Они расширяются, заполняя каждую пустоту, покрывая меня правдой изнутри. А правда в том, что эта кровная связь жестока. Все не должно быть так. Мне не нужно что-то настолько священное от того, кто предал меня.
Я убила почти всех, кто предавал меня за эти тысячелетия. Но тот, кто ранил сильнее всего, сейчас здесь, обнимает меня. И я позволяю. Не могу остановиться.
Нет, все не должно быть так. Не с этим врагом. Не с человеком, который никогда не должен был стать моим.
Та печаль, что поднимается при этих мыслях, — как зыбучие пески. Как место, где мне не положено быть. Как пустыня, что отталкивает меня от моря и поглощает. Сухая, иссушающая. Бесконечная. Безжалостная. Она затягивает, не оставляя ничего, покрывая мой мир грубыми зернами, пока не задыхаюсь, теряя даже волю бороться.
Я замедляю движения. Мускулы постепенно каменеют. За несколько тактов музыки я становлюсь почти статуей.
— Чего ты хочешь? — требую я. Мой голос низкий, напряженный. Ни намека на игривость, флирт или шутки. Музыка продолжается вокруг, будто оставляя нас на холодном, пустом берегу. — Чего ты хочешь? — повторяю я, когда он не отвечает.
Ашен слегка отстраняется, но его губы все еще близко к моему уху, а рука сжимает мою. Я чувствую, как он напрягается. Его запястье все еще передо мной — как обещание.
— Поговорить. Наедине.
Я закрываю глаза, делаю глубокий вдох, наполняя легкие, чтобы отвлечь сердце чем-то реальным.
— Ладно, — отталкиваю его запястье. Поворачиваю голову ровно настолько, чтобы он услышал каждое слово, но не увидел моего лица. — Но мне не нужны твои жалкие клятвы.
Его пальцы ослабляют хватку, но это я в конце концов отпускаю его руку.
ГЛАВА 16
Я отхожу от Ашена, но знаю, он последует за мной. Направляюсь к выходу на террасу. Мысли шепчут, что я выиграла небольшую битву с собой, но в груди ноет, будто уже проиграла.
Не оглядываюсь, пока пробираюсь через танцпол. Взгляд Эрикса ловит мой сквозь толпу. В его глазах вопрос, когда он замечает Ашена за моей спиной. Мой едва заметный кивок, кажется, успокаивает его. Он отвечает тем же и наблюдает, но не идет за мной.
Ночь прохладна, и мурашки пробегают по коже, когда мы выходим на пустую террасу. Воздух кажется разреженным без солнца. Звезды ярко горят над морем. Я подхожу к каменному ограждению и смотрю на обрывы, уходящие в ночной берег.
Ашен останавливается рядом, опираясь руками на камень. Достаточно близко, чтобы чувствовать его тепло, но не касаться. Он не смотрит на меня, но ощущаю, как его внимание ловит каждое мое движение — от сжатых ладоней, чтобы не теребить платье, до вздоха, когда тишина затягивается.
— Ты добился своего, Жнец. Говори, — мой голос звучит устало, а не раздраженно. Смотрю на океан, пока не всплывает мимолетное воспоминание о доме с сестрами, терзая меня.
Ашен слегка опускает голову. Вижу, как он смотрит на берег.
— Прости, Лу.
— За что, Жнец? За то, что уже сделал, или за пытки, которые еще планируешь?
Из него вырывается горький смех. Чувствую, как он бросает на меня взгляд, но не отвечаю взаимностью.
— Я пытаюсь помочь. Твое состояние не стабилизируется, пока ты не закончишь то, что начал Семен.
Я и так чувствую эту правду внутри. Мои способности к исцелению вернулись, но тело и разум работают нестабильно. Видения приходят почти против моей воли. Кажется, во мне есть сила, которую я не контролирую. Как и мочевой пузырь, судя по всему.
Но даже зная это, я не буду с Ашеном играть в вежливость. Напротив, моя вечно тлеющая ярость вот-вот закипит.
— Конечно, теперь ты эксперт. Эмбер лично принесла тебе отчеты? Или ты наблюдал через скрытую камеру?
Ашена напрягается. Я будто вижу, как каждый его позвонок смыкается.
— Ты знал, что она участвовала вначале? Пока все не стало слишком ужасным даже для нее.
Ашен молчит. Напрягает челюсть, когда смотрит на руки.
— Что ты узнал о моем состоянии, раз стал таким экспертом, Ашен? Что-то понял после той херни, которую ввел мне Галл? Или, может, после сломанных костей? Вырывание ногтей по одному дало понять, как меня «починить»?
Его сердце бьется чаще. Слышу, как учащается дыхание.
Поворачиваюсь к нему, красный свет моих глаз скользит по ограждению, пока не останавливается на его лице. Сжимаю челюсть, пока мы таращимся друг на друга. Смотрю сквозь горячие слезы, которые обжигают кожу. Даже не заметила, как они появились.
Ашен выпрямляется и поворачивается ко мне. Пламя разгорается в его глазах.
— Лу...
— А когда... — голос срывается.
Ашен делает шаг вперед, а я назад, вытягивая руку, чтобы остановить его. Мой голос низкий и яростный, когда я наконец беру себя под контроль.
— А когда он разрезал мой живот, чтобы проверить, смогу ли я теперь выносить ребенка благодаря сыворотке Семена, Ашен? Как тебе такое? А когда он и твоя сестра взяли... Когда они...
Сжимаю губы. Дыхание сбивается. Взгляд падает на пол, и я пытаюсь загнать все воспоминания о подземелье в глухую тюрьму разума. Не могу пережить это снова. Что они делали со мной. Что вводили. Что вырезали. Что украли.
— Лу...
Эти две буквы звучат из его уст с такой яростью, болью и скорбью. И все же, этого недостаточно. Вообще.
С огромным усилием заталкиваю горе обратно под ярость, что живет под кожей. Вытираю слезы и делаю глубокий вдох. Поворачиваюсь к морю. Лучше пусть меня преследуют воспоминания о сестрах, чем ужасы этого нового ада.
— Я умру, но ты не заточишь меня в том подземелье, Ашен. Умру, но не стану твоим оружием и не позволю сделать с другими то, что сделали со мной.
— Мне жаль, Лу, что с тобой это произошло, — говорит Ашен. Вижу, как отчаянно он хочет приблизиться, но сдерживается. — Я не делал этих ужасных вещей. Не видел и не наблюдал. Я сделал все возможное, чтобы исправить это.
Горько смеюсь.
— Ашен, ты заставил меня пообещать делать все, как ты говоришь, а когда пришло время — промолчал. Буквально.
— О чем ты?
— В «The Maqlu». Заставил пообещать: если ты попросишь бежать или оставить тебя — я должна сделать это. Но ты не просил. Ни в клубе. Ни когда стоял на помосте в Царстве Теней и смотрел на меня сверху вниз. Я доверилась тебе, как ты просил. А ты подвел меня.
— В «The Maqlu» не было времени, вампирша, — Ашен игнорирует мои колкости. — А в Зале ты едва стояла. Мы были окружены.
— Я была окружена. Ты стоял на помосте и смотрел на меня свысока.
— Ты правда думаешь, у меня был выбор? Ты не представляешь, насколько могущественны Эшкар и Имоджен, Лу. Мы уступали в численности и стратегии. Если бы я умер, какие шансы были бы спасти тебя? Твоя судьба была бы одинаковой в любом случае, голос Ашена резок от отчаяния и собственной ярости. — Тебе некуда было бежать. Единственный выход был — терпеть.
Я презрительно фыркаю, пока гнев поднимается по горлу и оседает ядом на языке.
— Терпеть. Тебе легко говорить. А что ты терпел, пока меня пытали в твоем подземелье? Ужины, вино и танцы в «Bit Akalum»? Свободу путешествовать между мирами? Любовь женщины, которую потерял давно и получил назад как награду за мою поимку?
— Она не ты, — рычит он, голос гремит в ночи, свет в глазах становится черным пламенем. Он делает шаг ко мне, затем еще один. Я впиваюсь ногами в пол, отказываясь отступить, хотя адреналин кричит, чтобы я бежала. — Я использовал все связи. Заключал сделки. Нарушал каждое правило. И хуже всего - знал, что каждый момент может быть твоим последним.
Ашен останавливается так близко, что мои ресницы дрожат от его дыхания. Сжимаю зубы, пока не кажется, что они треснут. Ногтями впиваюсь в ладони, пока не чувствую запах крови.
— Если ты готов на такое ради своего оружия, то мне жаль тебя, Жнец. Потому что ты приложил все усилия, и все равно проиграешь войну. Я позабочусь об этом. Лучше я превращу твой мир в пыль. Лучше умру, чем буду сражаться за Царство Теней, о великий Мастер Войны.
Рука Ашена молниеносно сжимает мое горло. Дым клубится за его спиной, когда крылья разворачиваются, заполняя пространство. Искры сыплются на каменный пол.
— Так в тебе все-таки есть много демонического, — говорю я, запрокидывая голову, словно приглашая сжать сильнее. — Однажды я поверила, что ты не такой, как другие в твоем мире. Докажи, что я ошибалась в последний раз, на случай, если не усвоила урок. Прикончи меня, чтобы мне не пришлось делать это самой.
Его большой палец медленно скользит по линии челюсти, ласка настолько нежная, что ее можно принять за воображение.
— Какая же ты стихийная, вампирша. Едкая. Храбрая. Безрассудная, — его взгляд скользит по моему лицу.
— Хватит тратить мое время на снисходительные жнецовские речи. Убей меня уже.
— Я не причиню тебе вреда. И не позволю тебе сделать это самой.
Его глаза вспыхивают решимостью. А затем в выражении мелькает намек на извинение. Прежде чем я успеваю среагировать, его другая рука раздавливает хрупкую ампулу на цепочке у моей груди. Жидкость смешивается с кровью из мелких порезов на нашей коже и стекает между грудями.
— Что за...
— Sabbi Leucosia libbu amaru nanam. Batiltu iskakku shul libbu istu abatu ana simtim alaku.
Резкий вдох разрывает жжение в горле. На мгновение мы просто смотрим друг на друга.
— Ублюдок, — шиплю я.
Не отрывая взгляда, выхватываю кайкен из ножен на бедре и пытаюсь поднести к горлу, но рука дрожит, будто ее сдерживает невидимая сила. Вкладываю всю силу в движение. Стискиваю зубы, рыча, пытаюсь приблизить лезвие. Оно не двигается ни на миллиметр.
Но я уже знаю, почему. Потому что понимаю его слова.
«Сердце Леукосии — буря. Останови оружие от уничтожения собственной судьбы».