Ашен отнял у меня возможность покончить с собой, забрал последний шанс сбежать из этого ада.
Чистейшая ярость течет по побелевшим костяшкам, и я направляю нож на Ашена, успевая поранить его плечо, прежде чем он выбивает клинок. Его хватка возвращается к моему горлу, и он прижимает меня к стене. Сердце бешено бьется под его ладонью, вонзающей осколки от ампулы глубже в кожу.
— Отлично. По крайней мере, я еще могу ранить тебя.
Мы смотрим друг на друга. Его дыхание обжигает кожу. Пепел и дым от его крыльев заволакивают пространство, скрывая свет звезд на небе.
— Я не причиню тебе вреда, — повторяет он тихо. Черное пламя пляшет в его глазах. Я чувствую его жар, когда он изучает мое лицо, задерживаясь на губах.
— Ты уже причинил. Снова. Буквально через две секунды после обещания. Или ты забыл, что до сих пор вдавливаешь стекло мне в грудь, гребаный мудак?
Будто и правда забыв, Ашен медленно убирает руку. Осколки падают на пол. Некоторые остаются в коже. Он смотрит на мою окровавленную грудь, морщится и вытаскивает один осколок, затем другой, не обращая внимания на те, что торчат из его ладони.
— Прости, — шепчет он, не отрывая взгляда от моей кожи. — Я сделал единственно возможный выбор, чтобы спасти тебя.
— Извинения ничего не значат, когда ты совершаешь непростительное. Ну не знаю, например, заставляешь кого-то довериться тебе, а потом предаешь, чтобы его месяц морили голодом и пытали в гребаном подземелье.
— Это сделал Эшкар, не я, — говорит Ашен все тем же тихим голосом. Он прижимает большой палец к моей челюсти, когда вытаскивает длинный осколок.
— Ах да, прости. Ты просто стоял и смотрел, ничего не делая. Зато успел обнять другую девушку через несколько часов после того, как трахнул меня в своей машине. И в доме. В домах, прошу прощения.
Его взгляд скачет между моими глазами.
— Это не то, что ты думаешь.
— Какая неожиданность. Правда – это ложь. Реальность - иллюзия. А общий знаменатель во всем этом дерьме - ты.
Мы застываем в напряженной тишине. Моя ярость пылает под кожей, горло под его хваткой. Как и в комнате, когда он прижал меня к стене, кажется, я могу вырваться, если захочу. Часть меня хочет бежать как можно дальше. Другая, более безрассудная, - чтобы он сжал руку, пока мир и все его страдания не исчезнут. Но больше всего, хоть и не признаюсь, я хочу остаться здесь. Как парус в ветрах страха, привязанный к его руке.
Горе и желание пожирают борьбу в моей плоти, клетка за клеткой. Сколько ни сражаюсь, мое сердце упрямо бунтует против разума.
— Зачем, Ашен? — шепчу я. Гневные слезы наполняют глаза. Это слезы ярости, потери и тоски. — Зачем ты это делаешь? Скажи мне правду. Хотя бы раз, если больше никогда не скажешь ничего честного.
Пламя в его глазах не гаснет. Но сквозь огонь я вижу не только злость и разочарование. Вижу отчаяние. Агонию и страдание. Он пережил новую боль, и она до сих пор терзает его, преследуя каждый вздох.
— А ты как думаешь? — он ждет реакции, но я отказываюсь ее дать. Ашен отводит взгляд и наклоняется. Мурашки бегут по моей шее и рукам. Тепло разливается внизу живота, когда его губы касаются кожи, и он шепчет на ухо: — Libbu isriq, ekimmu.
Слова заползают в грудь и обвиваются вокруг костей.
Ты украла мое сердце, вампирша.
— Тогда забери его обратно, — шепчу. — Я не могу быть твоим оружием.
— Я так не говорил.
— Тебе не нужно. Ты явно хочешь больше власти в Царстве Теней.
Его улыбка становится едкой, когда наши взгляды сталкиваются.
— Ты правда веришь, что в этом причина?
— А в чем еще?
— В чем же еще.
Я фыркаю, пронзая его ядовитым взглядом.
— Ты либо не говоришь ничего, либо лжешь. Не знаю, почему ждала, что сейчас что-то изменится.
— Ты все равно сожгла бы мои слова, — его взгляд задерживается на мне, прежде чем снова опускается к груди. Мы погружаемся в тишину, пока он с хирургической точностью и терпением влюбленного вытаскивает осколки. Я хмурюсь, но он не смотрит, сосредоточенный на осколках в моей плоти.
Отворачиваюсь, когда слезы, которые не могу сдержать, текут по щекам. Одна падает на ключицу, задерживается на кости, затем скользит к сердцу. Рука Ашена замирает. Его палец ловит каплю, растирает ее по коже, пока она не высыхает.
— Хватит, — шепчу я, когда он возвращается к крошечным осколкам. Пытаюсь оттолкнуть его, но он отводит мою руку.
На челюсти Ашена дергается мускул, но выражение его лица полно решимости, и он продолжает сосредоточенно вытаскивать стекло.
— Еще не все, — говорит он, но я не знаю, о чем он: об осколках в моей коже или о суровой судьбе, ранящей мое сердце.
ГЛАВА 17
Когда Ашен наконец отпускает меня, я ухожу без лишних слов, оставляя его в пустой ночи, где ему и место. Найдя остальных и выдержав их слабые протесты, я одна возвращаюсь на Виллу Датура, хотя прекрасно понимаю, мое одиночество лишь иллюзия. Ашен достаточно близко, чтобы я чувствовала его присутствие. Он следит, чтобы я добралась благополучно, но держится на расстоянии.
Ощущение, что за мной следят, не исчезает и на вилле. Оно преследует меня, пока я иду через сад к гостевому дому. На кухне я останавливаюсь, чтобы взять бутылку вина, намереваясь устроиться в своей комнате, хорошенько напиться и строить планы мести.
Но, разумеется, судьба посылает этот план к чертям.
Я так поглощена раздражением, что лишь через минуту замечаю равномерное тук-тук-тук из гостиной. Откидываюсь назад, чтобы заглянуть за угол, вглядываясь в темноту.
Пара янтарных глаз смотрит на меня в ответ. Ритм учащается. Это хвост, стучащий по дивану.
Уртур. Гигантский шакал Дома Урбигу. Здесь, в Мире живых. На диване. Еле помещаясь.
Я отступаю на кухню. Делаю длинный глоток прямо из бутылки. К черту бокалы, мы уже давно прошли эту стадию.
Снова заглядываю.
Тук-тук-тук.
Сделав еще один глоток вина, я беру бутылку с собой и направляюсь в свою комнату. Ашен уже там, сидит на краю моей кровати. Конечно же.
— Просто замечательно. Проваливай к черту.
Ашен слегка улыбается.
— Не могу.
— Можешь. Это называется дверь, — указываю я на нее. — Ты встаешь, проходишь через нее и не возвращаешься.
— В гостевом доме больше нет свободных мест.
— Тогда вали на диван.
— Уртур храпит.
— Отлично. Надеюсь, он не даст тебе уснуть всю ночь. Может, у него даже настоящее бешенство, а не ангельское, и тогда ты умрешь медленной и мучительной смертью, лая на свою тень. Я с огромным удовольствием понаблюдаю за твоей недостойной, позорной кончиной.
Ашен отворачивается, пытаясь скрыть смешок.
— Ты такая злая, вампирша.
Я бросаю на него яростный взгляд, который не дает ничего, кроме, возможно, усиления его веселья.
— Все еще сыплешь комплиментами, я смотрю. Тронута. А теперь проваливай.
Ашен встает, и на мгновение мне кажется, что я выиграла этот раунд. Что, конечно, глупо. Потому что кто-то явно меня ненавидит.
— Есть вторая змея. Ее зовут Зида, — говорит Ашен, приближаясь, пока не оказывается прямо передо мной.
— Я слышала.
— Зида охотится на тебя. Я не могу оставить тебя здесь одну, ты будешь слишком уязвима. Поэтому Уртур охраняет вход.
— Я справилась с Нинигиш сама, чувствуя себя при этом отвратительно, спасибобольшое. И даже не думай приписывать себе мою победу.
Легкий смешок вырывается у Ашена, но когда наши взгляды встречаются, его выражение становится серьезным. Решимость в его глазах разгорается пламенем.
— Зида быстрее. Умнее. Незаметнее. Ее будет гораздо сложнее убить. Когда она придет, мы должны быть готовы.
Ашен поворачивается к комоду. Он берет что-то, прислоненное к нему в тени, и протягивает мне мою катану.
— Это твое, — его голос тихий и низкий. Я ставлю бутылку вина на пол и беру катану обеими руками, закрывая глаза, когда ее вес ложится в ладони, где ей и место. — Пожалуйста, постарайся не убить меня ею. Я устал воскресать в Царстве Теней. Это... крайне неприятно.
— Если не хочешь, чтобы я это сделала, перестань меня раздражать, — говорю я, прижимая меч к груди. Ашен отвечает слабой улыбкой. Смотрю на него, словно бросая вызов, но его улыбка не исчезает. Лишь усиливает жар в его глазах, когда они задерживаются на моих губах. Я понимаю, что его улыбка может быть связана не с моими словами, а с тем, что я вообще могу их произносить. Смотрю в пол. — Спасибо.
Мы стоим в тишине долгое мгновение. Я думаю о Зиде и гадаю, как близко она может быть. Как далеко позади на нашем следу...
Черт.
— Мистер Хассан...
— Я уже предупредил его. Он в безопасности от змеи, — говорит Ашен. Он наблюдает с острым интересом, как я киваю и выпускаю неровный вздох сквозь сжатые губы. С видимым усилием Ашен отворачивается и направляется к кровати. Он берет одну из подушек и кладет ее на пол под закрытым окном, оставляя рядом свой меч и кинжал.
— Ты не свалишь? — говорю я, пока он тащит овечью шкуру от камина к своему импровизированному ложу.
— Нет.
Я фыркаю и поворачиваюсь к шкафу, достаю длинный халат и накидываю его на плечи, затем направляюсь к двери с катаной в одной руке и бутылкой вина в другой.
— Куда ты пошла? — голос Ашена - идеальная смесь недовольства, усталости и раздражения. Звучит восхитительно.
— Пить. В другом месте.
— Вампирша...
— Расслабься, демон. Я лучше посижу с собакой в темноте и рискну подхватить жнецовское бешенство, — говорю я, подходя к двери. Слышу, как он шевелится, когда я на пороге, но не оборачиваюсь. — Мне нужно побыть одной.
Я жду, что он начнет спорить, но этого не происходит. Выхожу в коридор, тихо закрывая за собой дверь.
Сижу на диване с тяжелой головой Уртура на коленях, когда Эдия возвращается с остальными. Оказывается, шакалы — неплохие слушатели для пьяных и разбитых сердцем вампиров, связанных с демонами. Я сижу здесь так долго, что ноги затекли.