— Мы... мы что, завели собаку? — останавливается Эдия, осматривая сцену. Хвост Уртура шлепает по дивану в ответ.
— Уртур, это Эдия. Эдия, это Уртур, демонический шакал. Не знаю, как он тут оказался, но он отличный собутыльник. Я рассказала ему свою грустную историю, и он разрешил мне плакать в его шерсть. Она мягкая и пахнет серой, — обнимаю огромную черную голову Уртура.
Тук-тук-тук.
— Я-я-ясно, — тянет Эдия, бросая взгляд на остальных.
Коул берет бокал с кухонной стойки и проходит мимо Эрикса и Эдии.
— Налей мне вина, и я расскажу, как Уртур обоссал кровать Ашена.
— Не-е-е-ет, — кричу я. Коул занимает кресло напротив, а остальные расходятся по комнатам. — Только не шелковое белье для секса.
Демон тихо смеется.
— Ага. Он как-то пробрался в комнату Ашена и застрял там. Обоссал всю кровать. Ашен был не в духе несколько дней.
— Он обожает эти простыни. Не то чтобы я его виню, — мы улыбаемся друг другу и замолкаем, пока я глажу гладкую шерсть Уртура. — Он в моей комнате.
— Не удивлен. Что произошло между вами на улице?
— Он наложил на меня заклятие. Против меня самой, — говорю я, выковыривая соринки из густой шерсти шакала. Моя улыбка гаснет, и я продолжаю смотреть на свои руки. — Если он попытается утащить меня в Царство Теней, я не смогу остановить его. Я больше не могу вычеркнуть себя из уравнения.
Коул вздыхает и долго молчит, прежде чем ответить.
— Мне жаль, Лу. Зная, в каком вы оба состоянии... Я понимаю, почему ты хотела иметь такую возможность. Но не думаю, что он планирует везти тебя туда. Думаю, он просто... боится. Особенно после того, что случилось, когда ты убила Нинигиш.
— Это все равно подлый поступок, — делаю глоток вина.
— Знаю. Но он был в отчаянии. И не знал, что делать. Он демон, в конце концов. Он не всегда поступает правильно, даже когда пытается.
— Правильно, — повторяю я, и когда Коул встречает мой взгляд, я дразняще улыбаюсь. — Это говорит твоя бывшая ангельская оптимистичность.
— Не-а. Ее давно нет, — он откидывается в кресле, закрывает глаза и закидывает ноги на стол.
Я наблюдаю за ним. Его лицо такое же юное и неизменное, как всегда. Настоящая маска для всего, что он видел за свою долгую бессмертную жизнь.
— Почему ты на самом деле отказался от крыльев? — он открывает глаза и смотрит на меня. Слышу тяжелый удар его сердца, полный печали.
— Давно я потерял того, кто был мне дорог. Я должен был защищать его. Это было мое предназначение. Любить его - неожиданный дар, — Коул смотрит в вино, вращая бокал. Вздыхает перед тем, как сделать глоток. — Я долго скорбел. Научился жить с горем. Но не мог найти новую цель. Она словно ускользала. Поэтому, когда появилась эта миссия, я подумал, что она заполнит пустоту. По крайней мере, хоть какие-то перемены. Может, я все еще хотел наказать себя за то, что не защитил любимого человека.
Я провожу пальцами по шерсти Уртура, наблюдая, как Коул крутит бокал. Краткая улыбка мелькает на его лице, и я понимаю — он вспоминает моменты с тем человеком.
— Ты нашел то, что искал? В своей миссии?
Коул усмехается.
— Ну, я нашел страдания, это точно. Мое время смертного было к счастью недолгим. Были приятные моменты. Друзья. Серфинг. Но и много ужасного. Например, ситуация с Эриксом. Ну, пока все не стало хорошо, но мне было трудно это принять.
— Ты словно говоришь, что Царство Теней лучше, чем твоя жизнь смертного.
— Так и есть, — его уверенность удивляет меня. Он смотрит мне в глаза. — Там есть ужас. Да. Ты знаешь. Ты чувствовала. Но там есть и потенциал. Это может стать чем-то другим. Просто нужно исцелиться и снова обрести цель.
— Как исцелить?
— Любовью, Лу. Одну душу за раз. Одного зверя за раз, — Коул указывает бокалом на Уртура, чья голова все еще удобно устроилась у меня на коленях. Его улыбка неожиданно мудра для такого юного лица. — Одного демона за раз.
— Я знаю, к чему ты клонишь. И прежде всего, он уже любил раньше.
— Не так, как тебя. И не думаю, что его когда-либо любили в ответ так, как любила ты.
— Боже, Коул, — стону я, проводя рукой по лицу. Отдергиваю ее, почувствовав запах собаки. — В тебе слишком много от ангела, чтобы одержимо сводить любые пары, какими бы испорченными они ни были, и много от демона, чтобы получать удовольствие, наблюдая, как они неизбежно вспыхивают и разбиваются, как крушение поезда.
Коул смеется.
— Не-а, Лу. Я просто говорю, что вижу. Демона, измученного любовью.
Я закатываю глаза. Чувствую, как румянец поднимается по шее к щекам. Коул улыбается, и я опускаю взгляд в шерсть Уртура.
— Никто из нас не может быть уверен. Мы не так долго были вместе.
— Ты знаешь так же хорошо, как и я, что секунда может значить столько же, сколько день, неделя или даже годы.
Черт. Я знаю это, но все равно хмурюсь.
— Мы даже не знаем, вдруг это все игра ради власти. Он никогда не говорит, что чувствует. Так что любовь, которую ты в нем видишь, может быть иллюзией.
— Да ладно, Лу. Ты убиваешь его несколько раз, а он все равно возвращается. Он носится по Миру живых, когда должен готовиться к войне, но вместо этого грозится превратить глаза людей в кейк-попсы, потому что беспокоится о тебе. Он мог бы уже десять раз вернуть тебя в Царство Теней, но добровольно терпит общество бессмертных, которые его презирают, лишь бы быть рядом с тобой. Черт, он даже общается с Эриксом, своим смертельным врагом.
— Не думаю, что угрозы вырвать Эриксу крылья и скормить их Уртуру можно назвать общением, — хвост шакала шлепает по дивану, и я не уверена, то ли он откликнулся на свое имя, то ли мечтает закусить ангельскими крыльями. — Нет никаких доказательств, что он любит меня или кого-то, кроме себя. И я не собираюсь прощать его только потому, что это полезно для Царства Теней. Я ничего не должна ему и его Царству. Без обид.
— Лу, — тянет Коул, наклоняясь вперед в кресле. Его взгляд проникает прямо в меня. — Я говорю это не ради него или Царства. Я говорю, потому что вижу, как ты сама себя мучаешь. Ты злишься, тебе больно, и у тебя есть на это право. Но я также видел, как ты смотрела на Ашена, когда он ворвался в ту комнату в Каире. Ты хотела, чтобы он был там, и злилась на себя за то, что приняла его помощь. Я говорю не о крови, а о заботе и поддержке. Я прав?
В горле встает ком. Я отвожу взгляд в угол комнаты. Киваю.
— Я понимаю, Лу. Когда Эрикс нашел меня, я тоже не хотел принимать его прощение. Не хотел чувствовать его любовь или свою. Я был слишком зол на себя. Боялся ошибиться снова или потерять. Со временем я научился позволять себе чувствовать. — Коул допивает вино и встает, проходя за диваном. Останавливается по пути на кухню и кладет руку мне на плечо, наклоняясь к уху. — Ты можешь позволить себе любить его. Тебе не нужно наказывать себя за это. Не нужно наказывать себя за то, что принимаешь его любовь. Ты можешь чувствовать все.
Я не поворачиваюсь к Коулу. Не хочу, чтобы он видел слезы в моих глазах. Но кладу свою руку на его и сжимаю. Слегка киваю, потом снова таращусь на бокал.
Коул целует меня в макушку и уходит. А я еще долго сижу в темноте с шакалом, размышляя о словах, о том, как исцелить сломанный мир. Как исцелить сломанную душу, сломанное сердце. Это происходит по одному моменту любви за раз.
Вот бы и меня она исцелила.
ГЛАВА 18
Голова гудит. В висках словно роятся шершни.
Кажется, я моргаю, но перед глазами лишь белая пелена. Я в метели. Снежные вихри скользят по коже. Здесь так холодно. Я потерялась, и вокруг лишь холод и белизна.
— Перестань стоять над ней. Ты ее пугаешь.
— Она уже напугана, ведьма.
— Ну, так ты напугаешь ее еще больше, демон с дымными крыльями и огненными глазами. Просто остынь, черт возьми. Возьми ее за руку. Нет, за руку, а не за рукав, тупица.
— Какая разница…
— Отпусти, — шипит Эдия, когда я начинаю дергаться и вырываться. — Именно так ее хватали, чтобы утащить из камеры.
Тишина. Я чувствую, как тепло покидает мою руку, и сопротивление уходит из тела. Сознание будто расколото надвое: одна часть осознает, но не может пошевелиться, другая - заперта где-то далеко и страшно.
— Хочешь помочь по-настоящему? Научись делать это правильно. Возьми ее за руку. Говори спокойно.
Теплая ладонь смыкается вокруг моей. Кажется, это единственное, что удерживает меня на земле.
— Вампирша. Проснись… — что-то касается моего лица, и оно кажется мокрым. То ли это моя кожа, то ли его рука, не знаю. Все тело влажное. Я стону и слышу шепот Эдии, но не разбираю слов. Когда Ашен говорит снова, в его голосе меньше тревоги, но она все равно проскальзывает: — Лу, ты в безопасности. Проснись.
Я зажмуриваюсь. Гул стихает, и, открыв глаза, я наконец вижу. Но мне не нравится то, что передо мной.
Хорошая новость: я не обмочилась.
Плохая новость: я переделала ванную. Своей кровью.
Мой кайкен лежит на полу рядом. Тело покрыто потом и темными брызгами. Я дрожу от холода, будто костный мозг выкачали и заменили снегом. Пальцы ноют. Я все еще наполовину в метели, наполовину здесь, на кафельном полу.
Я в полном, блять, недоумении. Я была в постели?.. Кажется?.. Это последнее, что помню. Легла, а Ашен сидел у окна, наблюдал, как я бросаю ему последний пьяный, подозрительный и слегка расфокусированный взгляд, прежде чем натянуть одеяло до подбородка и отвернуться. А теперь он стоит на коленях рядом, держа мою руку, а Эдия присела с другой стороны. Оба выглядят серьезными. Обеспокоенными.
— Что за херня-я-я, — выдыхаю я. Голос хриплый, горло саднит. Язык кажется слишком толстым и липким. Внезапно накатывает усталость, будто я не спала, а бежала.
Эдия встает, берет полотенце. Включается вода. Ашен остается рядом. Когда полотенце готово, он берет его у Эдии и осторожно вытирает мою кожу. Я смотрю на его лицо, на глаза, следящие за движением руки по моей щеке и шее. Он замечает мой взгляд и встречает его. Пытается успокоить улыбкой, но морщина между бровями выдает слишком много тревоги.