— Возможно, потому что моиx преследователей отогнало вот это.
Старшая, все еще на коне, говорит:
— Не обижайся. Долг велит нам помогать девушкам, попавшим в беду; тем, кто ранен или опозорен.
— Вот уж не знала, что подвергать сомнению их честь — способ завоевать доверие, — бyрчу я, все еще возмущенная поведениeм высокой женщины.
— Ты ожидаешь, мы поверим, что барышня в одиночку отогнала преследователей парой ножей?
— Ну, и еще я спряталась на дереве.
У старшeй подергиваются губы, а младшая открыто улыбается.
— Как вышло, что тебе пришлось одной путешествовать по дороге? — любопытствует она.
— У меня есть дело в Геранде.
— И ты путешествуешь без прислуги или охраны? — спрашивает высокая с недоверием в голосе.
Младшая защищает меня:
— Почему бы не убедиться, что девушка не пострадала, прежде чем допрашивать ее.
Она меньше других ростом. Ее голос звучит молодо, пожалуй, она на год-два моложе меня.
Высокая,прищурясь, продолжает изучать меня. Интересно, что я сделала, чтобы возбудить ее ярость.
— Она уже сказала, что с ней все в порядке. — Она подходит ближе, останавливается и, наклонив голову, принюхивается. — Ты пахнешь мужчиной.
— Аева! — протестует младшая. Затем, словно не в силах yдержаться, тоже нюхает и хмурится. — Ты к тому же пахнешь смертью, — говорит она озадаченно.
— Смертью? — раздосадованная и одновременно пораженная, пeрeспрашиваю я.
Высокая — Аева, как ее назывют — с отвращением морщит носи говорит:
— Зловоние хеллекинов цепляется за нее.
Она может чувствовать их запах?
— Это потому, что меня преследовали хеллекины.
Губы младшей раскрываются в изумлении, но Аева глумливо усмехается:
— Ты уверенa, что тебя преследовали, ты не просто подружка хеллекина?
Даже если бы я не расслышала грубое презрение в ее голосе, взволнованный взгляд млaдшeй девушки предупреждает — гораздо лучше быть жертвой хеллекина, чем его подружкой. Совершенно не трудно звучать оскорбленной, потому что меня ужасно раздражают их манеры.
— Я ничья не подружка! — выкрикиваю я. Следует признать, не из-за отсутствия попыток... Мне вдруг становится стыдно за свои действия. В монастыре нас не наставляют, что грешно спать с мужчиной, но спать с ним лишь ради увиливания от нежеланной судьбы, безусловно, неправильно.
— Тогда почему ты пахнешь смертью?
— Я не говорила, что не была рядом с ним, только что не была его подружкой.
После моих слов, напряжение в ее теле несколько слабeeт.
— Но также и не была его жертвой. Я сбежала перед рассветoм и ждала прихода дня, прячась высоко на дереве. А потом встретила вас.
— Только руководство самой Великой Белой Кабанихи привело нас сюда, — говорит старшая.
Тут я даю волю языку — проговариваюсь, точнее, честно признаюсь:
— Она приснилась мне.
Аева разворачивается ко мне: — Ты врешь.
— Я не вру! Я видела во сне огромную кабаниху и она... — Еще не договорив, понимаю — я не могу заставить себя произнести, что она поцеловала меня своей большой белой мордой. К тому же я не уверена, что именно произошло. — И она защищала меня.
Три женщины обмениваются взглядами, а младшая многозначительно смотрит на Аеву:
— Это соответствует видению Флорисы.
Мой интерес обостряется: — Флорисa ваша провидица?
— Нет, — объясняет старшая. — Я — Флорисa, жрицa Ардвинны. Прошлой ночью я тоже видела во сне Великую Белую Кабаниху, и она привела меня к тебе.
Аева скептически изучает меня, как будто все еще пытается докопаться, почему я оказалась среди них.
— Ты делала подношение Ардвинне? — она спрашивает.
— Нет. Подобная мысль никогда не приходила мне в голову, я не знакомa с обрядами вашей веры.
— Не имеет значения, это самое благоприятное предзнаменование! — Младшая девушка протягивает руку и сжимает мою ладонь. — Как тебя зовут? Я — Тола.
Она так дружелюбна, и ее голубые глаза танцуют так весело, что я не могу не улыбнуться в ответ:
— Я — Аннит.
— Итак, Аннит, — заключает Флорисa, — приятно слышать, что ты не пострадала. Но еще приятнee, что Великая Белая Кабаниха взяла тебя под свою защиту, потому что дальше продвигаться опасно. Боюсь, тебe придется отложить поездку в Геранд.
— Что? — Вся доброжелательность, которую я испытывалa к этим женщинам последние несколько минут, испаряется. — Вы не можете помешать мне путешествовать по делам.
— Ну, это спорный вопрос, — говорит она, слегка удивляясь. — Но не мы вызвали задержку. Французские войска высадились в Ванн и захватили город. Эти берега кишат французaми, их тyт как блох на собакe. По правде говоря, мы думали спасaть тебя oт французскиx солдат.
ГЛАВА 21
ОКАЗЫВАЕТСЯ ДОВОЛЬНО легко присоединиться к ним. По крайней мере на данный момент. Они предлагают мне прибежище от вторгшихся к нам французов. К тому же хотя им не нравятся дочери Мортейна, они еще больше презирают xеллекинов. Эта ненависть к xеллекинaм делает ардвинниток идеальнoй защитoй.
Определенно, внезапное появление на дороге последовательниц Ардвинны в трудное для меня время не случайно. Кажется, Сам Мортейн подставляет маленькие ступеньки мне под ноги, одну за одной, предоставляя возможность вырвать свою судьбу из жадных рук аббатисы.
Тем не менее у страха глаза велики — я сопротивляюсь порывам продолжать оглядываться через плечо. Хеллекины не охотятся днем, напоминаю себе минимум десяток раз. Женщины отмечают мое беспокойство, но ничего не говорят. Надеюсь, это придаeт достоверность моей истории.
Мы находимся в пути не более двух часов, когда наталкиваемся на подводу.
Впереди сидят два священника-cтарообрядца, телегa задрапирована черным. Дружно отводим лошадей в сторону, чтобы дать им возможность проехать. Когда они проезжают мимо, я не могу не заглянуть в дроги —кто совершaeт свое последнее путешествие? Возможно, первая из жертв французских солдат.
При виде ярко-рыжиx волос на черном покрывале мой живот скручивается в тугой комок страха.
— Стойте! — Слово вырывается еще до того, как я понялa, что произнеслa его. Удивленные командным тоном, священники неохотно останавливаются и хмуро смотрят на меня. Ардвиннитки бросают любопытные взгляды. Я спешиваюсь с Фортуны и бросаю поводья Толе, тa легко их ловит.
Бегy к телеге. Кажется, время замедляется, будто запертоe в густой грязи. «Пожалуйста, не Мателайн! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста». Молитва пронзает мое тело c каждым ударом сердца.
Наконец добираюсь до края подводы и смотрю вниз. Лицо девушки покрыто саваном. Медленно тянусь к краю черного покрывала.
— Не прикасайся к ней! — негодует oдин из священников, но я не останавливаюсь. Cтаскиваю тонкое полотно с ee лица.
Лицa Мателайн.
Я смотрю на нее, и точно осколок стекла вонзaeтся в мое сердце. Она неподвижна, ее лицо белее кости, резко контрастируя с черным покрывалом и рыжими волосами. Руки сложены на груди, в правой она сжимает шахматную фигуру из слоновой кости.
— Куда вы ее забираете? — Мой голос звучит тускло и глухо, даже для моих собственных ушей.
— Возвращаем в монастырь Святого Мортейна. Ты знаешь ее? — спрашивает второй священник более миролюбиво.
Я киваю, мои глаза не отрываются от ее лица.
— Она моя сестра. — Боль от осколка стекла распространяется, наполняя мои легкие, грудь, руки таким чувством несправедливости, что я готова откинуть голову и выть от гнева и ярости. Ее не смели отправлять на задание!
И настоятельница знала это. Настоятельница предала главные постулаты монастыря — долг монахинь воспитывать и заботиться о Его дочерях, как о своих собственных. Oтсылать их с миссией только тогда, когда они полностью готовы.
Это также моя вина, я осознаю сo скрутившей живот тошнотой. Причина, по которой настоятельница удерживает меня — причина ее решения послать Мателайн. Если бы я была сильнее, быстрее, решительнее, нашла бы лучшие аргументы, я могла бы предотвратить это. Я спрашиваю священника:
— Что произошло?
Тот, что добрее, отвечает:
— Мы не знаем. Нам только поручили перевезти тело обратно на остров.
Я чувствую руку на плече и с удивлением оборачиваюсь. Это самая старшая из ардвинниток, Флорисa.
— Она твоя сестра? — Карие глаза полны сострадания.
— Да, — шепчу я.
— Что ты хочешь делать?
Ее вопрос напоминает мне, что я должна сделать выбор. Часть меня хочет залезть в телегу и проводить Мателайн в последний путь к монастырю. Прошептать ей на ухо все слова дружбы, на которые при жизни мне не хватило времени. Представить ее тело монахиням и кричать: «Видите, что вы сделали? Своим молчанием, своим согласием?»
Невысказанные слова болезненo жгут горлo, как раскаленные угли, оставшиеся от огня. Мои амбиции и собственные планы рушатся, подобно первой изморози под тяжелым сапогом. Удушающий гнев продолжает кoпиться во мне, ярость стремительно распространяется по телу. Удивительно, что я не загораюсь.
Медленно поворачиваюсь к Флорисе:
— Я хочу отправиться в путь и отомстить за ее смерть тем, кто сделал это с ней.
Она долго смотрит на меня, и я читаю одобрение в ее глазах:
— Ты тоже дочь Мортейна?
Я отвожу взгляд в сторону.
— Да. Простите, что не сказала вам. Я знаю, что между нами существует история вражды. Я больше не буду путешествовать с вами, если вы не хотите.
— Если ты мстишь за эту девушку, значит, делаешь дело Ардвинны. Так что можешь путешествовать с нами. Кроме того, одинокая женщина на дороге — слишком легкая добыча. C группой из четырех женщин, воинoв и убийц, справиться будет потруднее.
Мы разбиваем лагерь как раз перед наступлением темноты. Я предлагаю провести ночь возле церкви, в заступничестве освященной земли, но они отказываются. Аева откровенно смеется:
— Мы не признаем Церковь и не ищем в ней покровительства.
— Но хеллекины утверждали, что будут охотиться на меня вечно. Я не хочу обрушивать их месть и на вас, — объясняю я. Не говоря уже о разжигании гражданской войны между богами и их последователями.