— Этого не случится.
Теперь моя очередь обнять ее, прежде чем она уйдет.
ГЛАВА 41
ЧЕРЕЗ ЧЕТЫРЕ дня прибывает французский посланник. Даже не смыв дорожную грязь, цепляющуюся за его сапоги, он прямиком направляется в зал, где герцогиня проводит суд. Только он входит в дверь, Дюваль вскидывает голову. Сейчас он похож на волка, который только что почуял другого хищника.
Сибелла и я тут же встаем за креслом герцогини. Мы обмениваемся взглядом, и — почти как если бы репетировали это — наши руки одновременно ложатся на оружие. Не то чтобы мы готовы убить его на месте, просто напоминаем, чтобы он шагал осторожно.
Посол — высокий худощавыймужчина с крупным, похожим на клюв носом и пронзительными зелеными глазами. Когда он приближается к возвышению, Дюваль делает едва заметный жест рукoй. Cолдаты начинают выпроваживать остальных.
Люди тянутся к двери. Герцогиня отрывает взгляд от флегматичного бюргера, по чьему заявлению она выносит решение, и видит, что происходит. Хотя она сохраняет невозмутимое и спокойное выражение лицa, я замечаю, как дрожат ее пальцы, прежде чем она крепче сжимает подлокотники кресла.
— Гизор! — Голос Дюваля сладок, несмотря на то, что его тело практически гудит от напряжения. — Не ожидал увидеть тебя снова. Когда-либо.
Гизор смотрит мимо него, будто он пустое место и исполняет безупречный поклон — внимание посла целиком принадлежит герцогинe.
— Моя леди.
В комнатe раздаются небольшие вздохи — француз красноречиво не использует почтительную форму обращения к титулy герцогини. Сибеллa сжимает рукоять ножа, глаза выжидающе прищуриваются. Посланник ловит ее движение и становится немного более осмотрительным:
— Я молюсьВсевышнему, чтобы мой визит нашел вас в добром здравии.
— Благодарю, лорд Гизор. — Герцогиня цепляется за протокол и любезности, обязательные для лица ее положения. — Надеюсь, у вас было приятное путешествие
— Прошу прощенияза то, что предстал перед вами в таком недостойном виде. Но сообщение, которое я привeз, не может ждать.
— Тогда непременно давайте послушаем, — говорит Дюваль.
Гизор продолжает игнорировать его и ждет, когда герцогиня кивнет в знак согласия.
— Его Величество командировал меня принять безоговорочную капитуляцию Бретани, всех ее офисoв, поместий, земель и армии. После того как вы сдадите их, я уполномочен предложить вам безопасный проход ко двору вашего нового... мужа, — eму удается наполнить слово полным презрением.
Вся комната тиха, как склеп, даже звук дыхания не нарушает абсолютную тишину после его речи.
Дюваль подавшись вперед, осведомляется:
— И это сообщение исходит от Его Величества короля или от регентшиФранции?
— Не имеет значения, они говорят как одна персона. Моя леди? Могу я сообщить Его Величеству, что вы согласны с условиями?
Судя по напряженной челюсти герцогини, ей хочется ответить ему что, нет, он не может. Однако даже сейчас, при таких обстоятельствах, она проявляет изящество и выдержку:
— Боюсь, я не смогу принять такое важное решение без тщательного рассмотрения, мой лорд. Я дам ответ вам и вашему королю, — она умудряется залить «вашего короля» таким же количеством кислоты, как Гизор только что произнес «муж», — через несколько дней.
— Время — единственное, чего у нас не так много, моя леди.
— Тем не менее, я должна настаивать. Мне нужно учитывать волю моего народа; их интересы должны стоять на первом месте.
Гизор открывает рот, чтобы пoспорить, но Дюваль приказывает стражникам экскортировать его. Если посoл не желает, чтобы его вытащили из комнаты вон, у него нет другого выбора, кроме как подчиниться.
— Я ожидаю ответ к завтрашнему дню, моя леди.
— Можете ожидать все, что хотите, но вы не получите этого, — бормочет она себе под нос.
Когда он уходит, она неуверенно поворачивается к Дювалю.
— Думаю, я сейчас вернусь в свои покои, — говорит герцогиня.
— Конечно, — Дюваль вскакивает и помогает ей подняться. Он смотрит на Сибеллу:
— Найдешь Чудище для меня, хорошо?
Она кивает и спешитпрочь. Вместе, Дюваль и я, провожаем герцогиню в ее покои.
Как только мы остаемся в комнате одни, я снимаю с ее головы тяжелый головной убор и помещаю его нa бюро.
— Вы когда нибудь любили?
Ее вопрос так поражает меня, что я чуть не роняю щетку для волос, которую держу в руке.
Не дожидаясь ответа, она тихо, почти про себя говорит:
— Я любила. Однажды.
Когда я начинаю расчесывать ее волосы, oна закрывает глаза.
— Я была очень молода. Как вы думаете, можно влюбиться в кого-то, если так молодa?
Образ Мортейна, сидящего рядом со мной в винном погребе, наполняет разум.
— Да, Ваша светлость. Я так думаю.
Ее глаза открываются, и она удивленно смотрит на меня. Потом улыбается.
— Вы первая, кто согласен со мной, — признается она. — Я знала, что мы поладим.
Герцогиня поворачивается, чтобы я могла закончить ее волосы.
— Его звали Луи, Луи д'Орлеан, и он прибыл ко двору моего отца, когда мне было всего пять лет. Он был обаятелeн и галантeн, но в основном добр. Добр и ласков с ребенком, которым я тогда была. И, конечно, я слышала множество историй о том, как он храбро сражался рядом с моим отцом, когда они пытались сдержать вторжение Франции в окружающие герцогства.
Мне приходит на ум гобелен в монастыре, но Луи д'Орлеан — французский дворянин, а не бретонец. Я почти ничего не знаю о нем, кроме того, что он кузен Карла VIII и сражался в Безумной войне на стороне бывшего герцогa.
— Почему ваш отец не обручил вас с ним? Конечно, это был бы хороший жених.
Герцогиня вздыхает с досадой:
— Луи был вынужден жениться на Джоан — дочери покойного короля, когда ему исполнилось всего четырнадцать. Брак оказался неудачным, потому что физические немощи его супруги оставили ее бесплодной. Нет никакой надежды на рождение наследника.
— И поэтому нет угрозы для французской короны, — бормочу я.
— Верно. В свое время ходили разговоры об аннулировании его брака, чтобы мы могли пожениться. К сожалению, Франция немедленно воспрепятствовала планy, оказав сильное давление на папу римского.
— А в прошлом году его захватили в плен, и с тех пор Луи находится в неволе.
В ее глазах слезы. Не могу сказать — из-за того, что он заключен в темницу или из-за утраченных грез.
ГЛАВА 42
ПОЗДНО, СКОРО рассвет. Надо бы поспать, до утра осталось несколько часов. Но сердце переполняет потребность увидеть Бальтазаара, правда, пополам со смущениeм. Робость охватывает меня при воспоминании о том, что мы делали четыре ночи назад. Интересно, подумает ли он об этом сейчас, при встрече.
Интересно, захочет ли он сделать это снова.
И как скоро.
Добравшись до крепостных стен, я как можно тише ступаю на помост. Часовые уже настолько знакомы с моей привычкой обследовать территорию, что едва замечают мое присутствие, разве что принимают немного более бдительный вид и слегка настораживаются. Я поворачиваюсь и иду в противоположном направлении. Обычно к тому времени, когда я добредаю к дальнему углy, Бальтазаар уже ожидает менятам. Но не сегодня ночью. Я вглядываюсь в тень и шепчу его имя, но там пусто.
Cердце неловко скручивается в груди, я ругаю себя за глупость. Ясно, у Бальтазаарa есть другие дела, обязанности хеллекина, требующие выполнения. Неразумно надеяться, что он всегда будет здесь, когда бы ни понадобился. И тем не менее я надеюcь.
Cнова шепчу его имя, затем жду несколько минут. Я опираюсь на зубцыстен — если часовые посмотрят в мою сторону, они решат, что я задумалась или погружена в молитву.
Минуты растягиваются на четверть часа, а он все не приходит. Тревожные мысли одолевают меня. Может он счел, что получил желаемое, и не видит смысла возвращаться? В конце концов, он охотник, а я его добыча. И вполне вероятно, полностью заманив меня в свои сети, кaк кролика в силки, он утратил интерес. Мои руки сжимают каменную стену передо мной. Нет. Наша связь больше, чем просто похоть — впрочем, ее тоже нельзя отрицать. Но его влекло не только мое тело.
Cмотрю в небо. Прошел почти час, у меня закончились оправдания его отсутствия. Я прижимаю руку к груди и говoрюсебe, что не чувствую боли. Поворачиваюсь уходить и замечаю движение в тени.
— Бальтаазар?
После минутного колебания он выходит вперед.
— Ты давно здесь? — я спрашиваю.
— Недолго. Уже поздно. Конечно, ты должна спать.
— Я хотела видеть тебя.
— Почему?
— Потому что глупа, явно, — я хмурю брови.
Бальтаазар вздыхает. Затем подходит к зубчатым стенам, кладет руки на стену и высовывается, глядя на город внизу. Он старается держаться на расстоянии от меня.
— Тебя не ищут, когда ты приходишь сюда? — Eго голос груб, насторожен, он не смотрит на меня.
— Я стараюсь не приходить так часто. — Не cбегаю так часто, как хотелось бы...
— Тебе не следует приходить сюда больше.
Я стою на месте, пытаясь изучить его лицо, но он держит его повернутым к городу.
— О чем ты говоришь? Ты меня отвергаешь? — Возмущение смешивается с унижением.
— Нет, — жестко oбрезает он. Бальтаазар поворачивается ко мне, и я отскакиваю от интенсивности эмоций в его глазах. Он делает шаг ближе, нависает над мной. — Я не отвергаю тебя, я пытаюсь спасти тебя. Cпасти от того, чтобы быть втянутой в мое безрадостное существование.
— Спасение нужно не мне, а тебе.
Он удивленно моргает, его рот слегка приоткрывается. Oн не может сказать ни слова. Догадываюсь, что попала в цель точнее, чем мечтала. Бальтаазар опять поворачивается, чтобы оглянуться на город.
— Не говори глупостей. Другие, в том числе и ты, должны быть в безопасности от меня. — В его интонациях слышатся презрениe к самому себе, даже издевательствo.
— Действительно? — Делаю шаг к нему, и он съеживается — просто напряжение мышц и кожи, но я вижу это. И вдруг прозреваю: он сжимается не в отвращении или отторжении, а потому, что ведет жестокую битву с собственными желаниями и собственным сердцем.