Я вытащила флейту из сумки и покрутила ее в пальцах.
– Та же цена, что и в прошлый раз.
– Песня для ракушки, – кивнул он. – Сколько штук тебе надо?
– Восемь. Чем меньше и проще, тем лучше.
– Хорошо. – Мастер Бинвэнь сцепил руки и поспешил к комоду, выдвигая его ящики.
– Какие чары в этих ракушках? – спросил Вэньчжи.
– Они могут сохранять любой звук, и его можно потом воспроизвести.
– Откуда ты о них узнала?
Я ответила не сразу. Утро, которое мы с Ливеем провели, блуждая по рынку, было одним из моих самых дорогих воспоминаний, одним из наших немногих дней незамутненного счастья.
– Я встретила мастера Бинвэня на Небесном рынке, где обменяла песню на ракушку.
– Он выиграл от сделки больше, – заметил Вэньчжи.
Мастер Бинвэнь вернулся, держа в руках два подноса.
– На ваш выбор.
Он предложил мне один из подносов, заваленный ракушками белого, серого и розового цветов, каждая не больше ногтя моего большого пальца. На другом, который хозяин отложил в сторону, лежало всего восемь изысканных раковин с элегантными изгибами и изящными отростками. Некоторые были усеяны шипами или осыпаны золотой или серебряной пылью, другие сияли румянцем заката. Я вытащила флейту, мой взгляд скользнул к Вэньчжи.
– Не надо слушать.
– Почту за честь. – Так он сказал, когда я впервые предложила ему сыграть. Без гнева, с легкой улыбкой на лице Вэньчжи добавил: – Хотя поостерегусь принимать от тебя чашу.
Я прищурилась.
– Этот урок усвоили мы оба.
Когда он устроился на деревянном табурете, положив ладони на колени, я отвела взгляд и постаралась сосредоточиться. Песня должна быть безупречной, иначе сделка не состоится. Я поднесла нефритовый инструмент к губам, и его знакомое прикосновение успокоило меня. Глубоко вдохнув, я выпустила воздух во флейту. Мелодия звенела радостью пробуждения весны, песней ветра, чириканьем птиц. Следующим стал жалобный мотив, каждая нота которого была пронизана печалью, эхом утраты. Я сосредоточилась на мелодии, не смея думать о ее значении, потому что иначе хрупкая власть над эмоциями могла треснуть. Я сыграла восемь песен для восьми ракушек, мои эмоции раскрывались и таяли с каждой кульминацией и развязкой, пока я наконец не выдохлась.
Когда последняя нота стихла, торговец поклонился.
– Спасибо. Признаюсь, я снова получил больше, чем ты.
– И правда, – согласился Вэньчжи, его глаза вспыхнули.
Я поклонилась мастеру Бинвэню.
– Это была честная сделка, лучшая.
Когда мы с Вэньчжи вышли из магазина и направились обратно во дворец, я сжала в руках завернутые в шелк ракушки.
– Что будешь с ними делать? – спросил принц.
– Использую как приманку, – медленно сказала я, раскручивая план в уме. – Чтобы солдаты искали там, где меня нет.
Он остановился как вкопанный, лицом ко мне.
– Давай помогу. Позволь мне пойти с тобой, – снова попросил он.
– Тебе нельзя. И мне трудно поверить, что ты стремишься помочь Ливею, – упрекнула я, скрывая собственный трепет.
Вэньчжи издал нетерпеливый звук.
– Не ради него – ради тебя.
– Не смей идти за мной, – велела я ему.
– Как пожелаешь. Впрочем, я хотел бы получить кое-что в обмен на мою… уступчивость.
– Да я лучше…
– Просто обещание в обмен на мое: что ты останешься жива. – Уголок его рта приподнялся. – А что, по-твоему, я собирался попросить?
Я покраснела.
– Уж поверь, я сама хочу остаться в живых.
– Тот, кто тебя обидит, сильно об этом пожалеет. Но план хороший, – признал Вэньчжи.
Высочайшая похвала от того, кто тщательно продумывал каждый шаг, годами обманывал небожителей и так основательно предал меня. Теперь мы общались, почти заключили союз, однако всякий раз я невольно задумывалась, нет ли в его словах подвоха. Доверие куда легче разрушить, чем восстановить. Тем не менее я должна была задать вопрос, который не давал мне покоя.
– Помнишь, как Небесные солдаты шли к вашей границе? Ты бы перебил их всех?
– Нет, – без колебаний ответил он. – Туман должен был сбить их с толку. Заложники полезнее, так легче заставить Небесную империю сдаться. Да, кто-то умер бы, таковы неизбежные последствия войны, но я бы пощадил всех, кого смог. В хаосе битвы туман подействовал неожиданно – вызвал жажду крови, тягу к насилию. Мне не доставляет удовольствия мучить других. Это по части моего брата.
Туман подействовал и на меня. Я была дезориентирована, напугана, сбита с толку, пока Черный Дракон не унес меня в безопасное место, но не чувствовала желания причинить вред другому. Вэньчжи впился в меня взглядом.
– Ты действительно думала, что я собирался убить их всех?
– Да. Кто же мог предположить, что ты предашь меня, украдешь и посадишь в тюрьму.
– Я бы отпустил тебя после битвы с небожителями; до этого я не мог рисковать жизнями наших солдат. – Он сделал паузу. – Прости, Синъинь.
– Ты поступил бы так снова? – спросила я. – Если да, значит, не раскаиваешься в содеянном.
– Я рад вырваться из-под контроля брата и тому, что те, кто мне дорог, в безопасности. Я не чувствую угрызений совести за предательство Небесной империи: она – мой враг; их люди причиняли нам боль и угрожали. В конце концов, оба наших царства обидели друг друга, и в той войне не было настоящих героев. – Выражение его лица стало задумчивым. – Небожители – блестящие спасители земель, стремящиеся уничтожить чудовищ, любезно протягивающие руку помощи союзникам и так вовремя раздающие помощь, – но как часто они игнорировали тех, кто не менее прочих нуждался в поддержке! Почему им решать, кто злой, а кто нет? Сколько небожители принесли добра, столько же сделали и плохого.
Его слова поразили меня. Я вспомнила о наказании матери, изгнании отца, заточении драконов, о том, как долго Сянлю дозволяли изводить жителей деревни, о солнечных птицах, выжигавших Царство смертных. Что явилось причиной: бессердечная жестокость или простое равнодушие? Может, страждущих умышленно доводили до отчаяния, чтобы спаситель получил свою славу вдвойне? И все же я ничего не сказала, даже не намекнула на то, что наши мысли могут совпадать, – мне не нравились эти тревожные эмоции, которые вызывал во мне принц демонов.
– Да уж, кому как не тебе знать силу слова. С какой легкостью ты очернил меня, когда тебе это понадобилось, – сказала я вместо этого, укрывшись презрением точно щитом.
– Если они так быстро поверили в сплетни о тебе, то их доброе мнение ничего не стоит.
– Слышал бы ты, что они говорят о тебе. – Мелочный ответ, но другого у меня не было.
Вэньчжи пожал плечами.
– Мне все равно. Важно мнение только тех, кто мне небезразличен. Твое, например.
– Тебе лучше не слышать моих мыслей.
Он наклонил голову в мою сторону.
– Это приглашение?
Я тотчас же отшатнулась.
– Ни за что.
– Я бы не стал лезть к тебе в голову без разрешения, но, признаюсь, я очень заинтригован.
– Можешь сильно разочароваться, – возразила я.
Вэньчжи слабо улыбнулся.
– Возможно. Хотя надеюсь, что ты ошибаешься.
У меня пересохло в горле, и я перешла к более безопасной теме.
– Небесный император может заблуждаться, но это не делает тебя правым.
– По крайней мере, мы не изображаем из себя героев. Мне не стыдно защищаться, как не стыдно было тебе, когда билась с теми, кто вторгся в твой дом. – У него вырвался долгий вздох. – Я не жалею о плодах своих усилий, но хотел бы сделать все по-другому.
– Почему? – спросила я, не подумав.
– Ты знаешь почему, как бы ни притворялась, будто между нами ничего не существует. – Боль в его голосе зацепила меня помимо воли, вопреки всякому смыслу.
– Говоришь так потому, что хочешь того, чего не можешь иметь. Ты просто жаждешь «победить», – резко заявила я, повторив то, что однажды сказал Ливей.
– О, я мог бы заполучить тебя, – возразил он с возмутительной уверенностью, – провести тебя и твоего возлюбленного в тот день у Нефритового дворца. Заманчивая мысль, и я бы сделал это, если бы хотел просто «победить». Но я желаю гораздо большего: чтобы ты сама меня приняла.
Я тяжело сглотнула, напоминая себе о его таланте лжеца.
– Ты хочешь невозможного.
– Ты упряма, Синъинь, а еще не настолько безразлична ко мне, как утверждаешь.
Гнев обжигал, и я была рада уцепиться за него.
– Даже сохранись у меня какие-то чувства, это не имеет значения. Я больше никогда не смогу доверять тебе.
– Ты достаточно доверяешь мне, если разрешаешь защищать, – напомнил он.
– Я верю, что ты не хочешь моей смерти. По крайней мере пока. А если наши интересы расходятся – вот момент, когда доверие действительно имеет значение, когда раскрывается его истинная ценность!
Он подошел ближе, его рукав коснулся моего, голос стал более глубоким.
– Тогда прислушайся, что скажу, ибо я клянусь в этом своим родом, своим царством и своей честью. Когда я выиграл корону, но ты ушла, то была пустая победа. Я сожалел обо всем, что утратил, обо всем, что разрушил, – ведь ничто не стоило того, чтобы потерять тебя.
Он говорил с огнем и страстью, столь непохожей на его обычную сдержанность, и во мне что-то откликнулось. И хотя стены, которыми я от него отгородилась, стали широкими и высокими, слова Вэньчжи все же достигли моего сердца. Я упрекнула себя за нерешительность. Если жизнь меня чему и научила, так это тому, что обещания легко даются, искажаются и нарушаются. Я больше не была дурой; приму его помощь, но не более того.
– Не говори мне о таких вещах. Они в прошлом. – Мой голос дрогнул, и я понадеялась, что Вэньчжи не услышал.
Он всмотрелся в мое лицо.
– Нельзя ли и остальное оставить в прошлом: ненависть, недоверие и ложь?
– Нет. Не проси у меня больше, чем я могу дать.
– Буду рад любой роли, которую мне выделишь. Хотя это не помешает мне надеяться на большее, сколько бы времени ни потребовалось.
Молча, не обращая внимания на то, бьется ли сердце, я зашагала вперед и, хотя чувствовала спиной взгляд Вэньчжи, не обернулась. Я не позволю неуместным эмоциям затуманить сердце или притупить решимость. Путь передо мной был полон опасностей и, даже если добьюсь успеха, изобиловал болью. И все же в сознание закралась одна мысль: ничто из сказанного или сделанного Вэньчжи не могло оправдать его поступок, он никогда не был тем благородным бессмертным, каким я когда-то его считала… но и чудовищем я его представляла напрасно.