Сердце Солнечного воина — страница 3 из 70

– Что тебя тревожит? – спросила я, не тратя времени на пустые любезности, и поставила суп рядом с подругой.

– Нынче в Нефритовом дворце неспокойно, – признала Шусяо. – Новый генерал нам спуску не дает.

– Генерал У? – до сих пор язык не поворачивался произносить его новую должность.

Подруга кивнула.

– Потеснив генерала Цзяньюня, он встал во главе армии. Министр – жесткий и негибкий человек. Вынуждает соблюдать правила буквально, назначает наказания за малейшую провинность. Разговаривать с кем-то даже во время еды считается нарушением обязанностей. Теперь мы просто сидим в тишине, не смея смотреть друг на друга, будто дети под надзором самого строгого наставника.

«Разделенной армией легче управлять», – мелькнула неприятная мысль. Боялся ли Небесный император, что солдаты вновь объединятся против его воли? Поддержав меня, они не понимали, что император расценит их действия как вызов, – просто возмутились, чем же я заслужила его гнев? О моем намеренном неповиновении, умышленном обходе приказа принести жемчуг знали только мы вдвоем, правитель и я. И, вероятно, только что назначенный генерал, его самый доверенный советник.

– И это все ваши страдания? Приходится есть молча? – попыталась отшутиться я, невзирая на собственные тревожные мысли.

Шусяо сморщила нос.

– Сложновато выполнять правила, когда каждый день тебе присылают новые. Скоро нам и дворец без разрешения запретят покидать. И я не смогу к тебе приходить.

Мне стало не по себе. Как же все изменилось с тех пор, как я покинула Небесную империю! А как я сама выдерживала бы столь безжалостные ограничения? Строгий выговор – худшее наказание, которое можно было получить от генерала Цзяньюня или Вэньчжи. Я тряхнула головой, отгоняя непрошеные воспоминания.

– А если попытаешься обойти правила?

– Тебя вынудят стоять на коленях, бросят в тюрьму, выпорют. – На последнем слове ее голос дрогнул.

Я невольно стиснула миску:

– Будь осторожна.

– О, поверь, я осторожна. Никогда еще так не береглась, – с чувством ответила Шусяо. – Но, похоже, за мной постоянно приглядывают, особенно после повышения генерала У.

– Почему? – Когда она не ответила, я предположила сама: – Из-за нашей дружбы?

Шусяо опустила глаза и помешала суп ложкой.

– Они ищут угрозу там, где ее нет. Это все равно ничего не меняет: я не пойду у них на поводу.

Сердце сковали угрызения совести. Вот чего я боялась все это время – что Шусяо попадет под удар только из-за наших отношений.

– Если все так плохо и они только и ждут повода, чтобы наказать тебя, зачем там оставаться?

– Я не могу уйти. Пока служу императору, мою семью никто не тронет. У нас нет влиятельных друзей, никто не заступится, если вновь возникнут неприятности. Мой младший брат надеется вступить в армию, когда вырастет, а если я уйду со службы, то ему тоже откажут. – Взгляд Шусяо стал отстраненным. – Иногда бегство от неприятностей не помогает. Мы лишь камешки на обочине, что легко отшвыриваются праздными прохожими, а пустые сплетни имеют слишком большой вес, если их шепчут не в те уши.

– Здесь всегда найдется место для тебя и твоей семьи, – тут же предложила я. – Подальше от глаз Небесной империи.

Впрочем, за нами все равно продолжали присматривать.

– Хотела бы я ответить согласием, – задумчиво сказала она, – но моя семья не решится переехать. Мы пустили корни на своей земле, и их не так-то легко вырвать.

Знакомая тоска охватила меня. За годы, проведенные вдали от дома, я часто чувствовала себя брошенной на произвол судьбы, сорняком, проросшим на чужой и враждебной почве. Я оглядела зал: знакомую мебель, потертый ковер, табурет, на котором сидела в детстве. Бесчисленные воспоминания наполняли это место, и каждое из них драгоценно и незаменимо. Но важнее всего были люди, что жили в этих стенах. Кровные родственники или просто друзья, они вдыхали жизнь в наш дом. И это дороже любой плитки или кирпича, будь то золото, серебро или нефрит.

В воздухе раздались певучие звуки флейты. Мастер Ганг играл, и кисточка на его инструменте раскачивалась в такт каждому вдоху. Разговоры в комнате стихли, все повернулись к нему. Он обладал исключительным мастерством, его мелодия лилась чисто и свободно.

– Спасибо, мастер Ганг. Ваша музыка – настоящий подарок, – поблагодарила мама, когда стихла последняя нота.

– Вы очень добры, Богиня Луны.

– Вы часто играете для своей семьи? – спросила она.

– Для жены – да. Она любила музыку. – Он улыбнулся и повернулся ко мне: – Я слышал, что ваша дочь – искусный музыкант. Когда нам выпадет удовольствие послушать песню в ее исполнении? Я был бы рад поделиться с вами некоторыми из своих композиций.

– Благодарю, мастер Ганг, но мне будет трудно соперничать с вашим выступлением. – Я отказалась не из скромности, а потому что предпочитала играть для тех зрителей, кого выбрала сама.

Когда воцарилась неловкая тишина, Шусяо спросила:

– Мастер Ганг, вы нашли здесь вдохновение для своей музыки?

Он энергично закивал.

– Ах, лейтенант, это место и вправду чудесное: ветер шелестит листьями, дождь стучит по крыше, даже земля под ногами какая-то по-особенному мягкая. Я хотел бы остаться еще, если хозяйка разрешит.

– Оставайтесь сколько пожелаете, – ответила моя мать с безупречной вежливостью, хотя я уловила заминку. Возможно, она тоже скучала по тишине и уединению.

После еды я вместе с Шусяо вышла на улицу. Завеса ночи закрыла небо, хотя фонари еще не зажгли.

Когда подруга ступила на свое облако, я коснулась ее руки.

– Держись начеку. Не делай того, чего не должно.

– И часто ты сама следовала правилам? – она глухо рассмеялась и покачала головой: – Не волнуйся, ко мне не придраться. Теперь я – образец послушания.

Я передала ей обернутый шелком сверток.

– Цветы османтуса для Миньи. – Когда я училась с Ливеем, служанка готовила нам еду и стала моим другом.

Шусяо сунула его под мышку.

– Ваши деревья скоро опустеют, если каждый винодел и повар будут стучать к вам в дверь. Откуда они вообще знают о цветах?

Я не ответила, подняв руку на прощание, и ее облако унеслось прочь. С ней все будет хорошо, заверила я себя, направляясь в комнату. Шусяо проницательна, у нее много друзей во дворце, и за ней присматривает принц. Хотя, уже лежа в постели, перед самым сном, я невольно вспомнила ее вопрос: и правда, откуда мастер Хаоран узнал о нашем османтусе? Большинство гостей не утруждали себя прогулкой по лесу, и я не предлагала им его показать.


Тук. Тук. Тук. Серебристый звон, будто от ветряного колокольчика. Затем снова стук, ритмичный, но какой-то приглушенный, будто издалека.

Я открыла глаза и заморгала в темноте. Судя по тишине, сейчас либо глубокая ночь, либо самое раннее утро. Может, мне почудилось? Может, стоило выпить вина мастера Хаорана, тогда спала бы до утра без тревог?

Тук. Тук. Тук.

Я рывком села в постели, прислушиваясь. Нет, не показалось, будто кто-то действительно стучал чем-то твердым. И что это за звон следовал за настойчивой дробью? Отбросив одеяло, я подошла к открытому окну, вдыхая прохладный воздух с легкой сладостью. Небо было темным, землю заливал лунный свет. Вдалеке возвышался лавр, его ветви качались, словно под натиском ветра, но деревья османтуса стояли неподвижно.

Страх пронзил меня, холодный и жесткий. Дрожащими пальцами я накинула халат поверх нижней одежды и завязала пояс. Сунула ноги в туфли, схватила лук и вылезла в окно. Мой взгляд был прикован к трепещущему лавру, ноги летели по земле, спотыкаясь, едва не падая. Снова раздались эти странные стуки, от которых дерево содрогнулось в агонии. Прямо перед поляной я остановилась, сжав лук сильнее.

Рядом с лавром спиной ко мне стоял мужчина. Аура, исходившая от него, была густой и непрозрачной, точно застывший жир. В этом было что-то странное, знакомое, мои чувства предостерегающе всколыхнулись. Вспышка привлекла мое внимание: лунный свет сверкнул на серебряном изгибе лезвия, зеленая кисточка свисала с бамбуковой рукоятки. Топор устремился вниз, вонзился в лавр, металл расколол кору. Что-то темное стекало с ладони дровосека на дерево – кровь? Он поранился? Но затем дерево сильно вздрогнуло, бледные листья зашелестели, и семя упало на землю, сверкая, точно звезда.

Я вытащила пылающую стрелу и вышла из тени, мое сердце бешено колотилось. Когда человек развернулся, я резко выдохнула и быстро направила стрелу ему в голову.

Мастер Ганг.

Куда только подевались его кротость и сутулость – карие глаза блестели, как у хищного ястреба. Искусная маскировка, гневно подумала я, ведь он вдобавок скрывал свою мощную ауру. И как только я обманулась этим простым заклинанием, тем же самым, которое мы с Ливеем использовали, чтобы ускользнуть из Нефритового дворца. Почувствуй я обман раньше, пригрозила бы лживому гостю мечом, вместо того чтобы предлагать чай. Мои подозрения в отношении мастера Хаорана отвлекли меня от истинной угрозы. Я проклинала себя за то, что поверила в слабость мастера Ганга, решила, будто он не представляет угрозы, хотя уже должна была запомнить: не всё есть то, чем кажется.

– Ты пришла обменяться сочинениями? – с издевкой поинтересовался он, припоминая свое недавнее предложение.

– Меня не интересует твоя музыка, – ответила я, не сводя глаз с его топора.

Вдоль тонкой ручки виднелись маленькие круглые отверстия – то была его флейта. Я вздрогнула. Все внутри сжалось от мысли, что он пронес оружие в наш дом; пальцы зудели от желания выпустить стрелу, но сначала я хотела получить интересующие меня ответы.

– Не двигайся, не обращайся к своей магии. Скажи мне, кто ты и зачем пришел сюда.

– С какой стати? – Он явно забавлялся, даже когда обратил внимание на мою стрелу. – Ты не имеешь права ни о чем меня спрашивать. То, что мне нужно, тебе не принадлежит. – Одна из его рук ненадолго разжалась, обнажая толстые шрамы, тянущиеся по всей ладони. Темные гребни вспоротой кожи блестели от крови.