– Спасибо. – Мой голос срывался от эмоций. – Мой отец умирает в нижнем мире, а у меня почти нет времени.
– Время, – повторила она с отголоском грусти. – Как странно, что мы боремся за то, о чем бессмертные вообще не заботятся. А вот люди ведут войны, теряют жизни в погоне за вечностью. Несбыточная мечта для всех, кроме горстки избранных.
– Хотела бы я, чтобы эликсира хватило на обоих, – честно сказала я ей.
– Я не виню тебя. Не заблуждайся, окажись мой муж сговорчивее – выпил бы лекарство, а я не мучилась бы угрызениями совести. – Ее тон смягчился. – Но тогда он не был бы тем, кто есть, а у меня еще есть время.
– Я тебе отплачу, – пообещала я, не имея ни малейшего представления как. – Если есть еще флакон, я помогу тебе его получить.
– Спасибо, – серьезно поблагодарила она. Мы обе знали, что шансы ничтожны, но я не шутила. – Мне пора идти, – сказала Чжии. – Куры и коровы сами себя не накормят. Меня вызвала сестра Тао, прислала сообщение о том, что он в опасности.
– Куры? Коровы? – Я думала, она живет в каком-нибудь дворце или богатой усадьбе, как и подобает дочери императора, пусть и в опале.
Она рассмеялась.
– Звучит так ужасно? Я не жалуюсь на жизнь. Титулы, короны и дворцы имеют свою цену, – мрачно добавила Чжии.
Ее слова нашли отклик в моем сердце. Когда-то я мечтала о том, как привольно заживу вместе с принцем, а теперь… наше будущее рухнуло.
Чжии с Тао улетели на своем облаке. Наедине с Ливеем меня захлестнули эмоции: облегчение, оттого что он в безопасности, и отчаяние.
– Ты рад, что нашел сестру? – Неуклюжая попытка отсрочить неизбежное.
– Да. Узнать, что у меня есть близкий человек, – бесценно. – Он изучал мое лицо. – Ты какая-то грустная, Синъинь. Разве ты не рада, что получила эликсир?
– Если бы не ценой ее счастья, – сказала я часть правды.
– Согласен. Но она не хотела бы, чтобы ты себя грызла, – мягко сказал он. – Прими радость, которая у тебя есть, упивайся ею. Ее так мало в мире.
Если бы я только могла.
– Как твоя мама и Пин’эр? – спросил он.
Горе обожгло горло и глаза.
– Пин’эр… мертва.
Он схватил меня за руки.
– Что случилось?
– Уганг привел солдат на Луну. Он убил Пин’эр. – Я глубоко вздохнула, цепляясь за спокойствие.
– Прости, Синъинь. – Он наклонил голову и уперся лбом в мой. – Она была тебе как родня. Я тоже буду скучать по ней.
– Она и была родней.
Между нами ползли тени: скользкие, темные, непрозрачные. И снова приказ его отца разрушил мою семью.
– Где твоя мама? Она в безопасности? – спросил Ливей.
Я тупо кивнула.
– Она в Южном море. Мы отвезли туда тело Пин’эр, передать ее семье.
– Она бы этого хотела. – Он помедлил, прежде чем добавить: – Спасибо. Ты снова спасла меня.
– Разве ты не говорил, что мы не должны благодарить друг друга? – Я улыбнулась, впервые за долгое время.
Он на мгновение задумался.
– Возможно, я был неправ. Благодарность тоже приносит радость.
Его руки скользнули вверх по моим, притягивая меня ближе. Мне следовало отстраниться, но я вымоталась после суматохи последних дней. Прислонившись к нему, я уткнулась в изгиб его шеи. Такое знакомое, но волнующее ощущение почти подорвало мою решимость. Кровь бросилась в голову, кожу покалывало от близости любимого. Как мне хотелось утонуть в его тепле, упасть на мягкие складки облака. Мое сердце забилось быстрее, я стиснула Ливея в объятиях, но заставила себя разжать руки.
Это последнее прощание, отсрочка неизбежной боли. Я отстранилась, ненавидя себя за замешательство, мелькнувшее на его лице. Ливей напрягся. Наверняка его удивляла перемена в моем поведении, столь отличном от того, как я вела себя на луне. Распущенные пряди упали ему на лоб, и я подавила желание пригладить их. Принц не был моим и больше никогда не будет. Его мать позаботилась об этом. Я думала, что смогу вынести расставание, лишь бы он жил в безопасности, но оно оказалось намного тяжелее. Моя кожа стала влажной от страха.
– Я не могу выйти за тебя.
Его глаза расширились и потемнели.
– Почему?
Я запнулась, ведь императрица вынудила меня лгать.
– Из-за разлада между нашими семьями. Я думала, мы сможем его преодолеть, но ошибалась.
В обвинениях императрицы крылось зерно правды, которое я никогда не рассматривала, опасаясь того, что могу обнаружить. Семена сомнений заронили в мою душу задолго до того, как я влюбилась в сына своего врага.
– Наши родители – это не мы. Я найду способ все исправить.
Когда он шагнул ко мне, я отодвинулась.
– Твой отец обманом заставил моего отказаться от бессмертия. Заманил его в ловушку такого существования. – Гнев опалил меня, я продолжила, используя правду как щит: – А заточение моей матери? Нападение на мой дом? Смерть Пин’эр? Как я могу войти в твою семью, когда они хотят разрушить мою?
Я не узнавала собственного голоса. Никогда раньше не разговаривала так с Ливеем, даже когда мы ругались в павильоне Ивовой песни и он обвинил меня в обмане. Было нелегко, было больно. Тем не менее я собрала все остатки решимости, каждую крупицу обиды, которую когда-либо питала к его родственникам, чтобы связать себя воедино. Мои ногти впились в ладонь. Ливей покачал головой.
– Ты сама не своя, Синъинь. В чем дело? Расскажи мне все – и мы найдем решение вместе.
Он ошибался; для нас не было пути вперед. Я поклялась жизнью своей матери ради того, чтобы его спасти. Я изо всех сил пыталась сказать что-нибудь еще, то, что безвозвратно разрушит все, за что мы боролись, все, чем мы были, даже если это разобьет мое сердце.
– В таком положении… мы никогда не сможем быть вместе, – хрипло выдавила я.
– Дело в нем? – низким голосом спросил Ливей.
Вэньчжи. Кого еще он мог иметь в виду? Выражение лица принца стало жестче, он отклонился, чтобы вглядеться в мое.
– Ты не можешь забыть его. – Утверждение, а не вопрос, пропитанный грустью и принятием. У меня пересохло во рту. Я подавила желание возразить. Не могла видеть его боль, хотя мне тоже было больно, но, возможно, это единственный способ выполнить свой обет императрице. Даже так я не могла соврать… И в конце концов мое молчание подтвердило догадки принца.
– Вот почему ты позволила ему навещать тебя и держалась от меня подальше в прошлом году. Ты не отстранялась, но и не подпускала к себе. Даже после всего, что он сделал, – Ливей сделал паузу, выдержав мой взгляд, – ты все еще желаешь его.
Я вздрогнула, отводя взгляд то ли от смущения, то ли от вины, – я и сама не знала. Ложь и правда переплелись так тесно, что я уже не могла их различить.
– Прости. – Каким-то образом мне удалось удержаться, видя, как свет в его глазах тускнеет и остается только чернота. Как я ненавидела себя за то, что дала Ливею повод так легко поверить в мою неверность, за то, что причинила ему боль, за то, что причинила боль нам.
– Что собираешься делать? – спросил он.
– Ничего. Я не могу быть с ним после того, что он сделал. – Ну хоть это я могла сказать честно. – Но ты заслуживаешь большего, чем только одна половина сердца.
– Мне бы и этого хватило. – Он говорил с таким жаром, что у меня перехватило дыхание. – Я мог бы помочь тебе забыть его. Мы могли бы вернуться к тому, чем были.
– Нет, мы не можем ни переписать прошлое, ни предвидеть будущее. К чему давать обещания, которые нельзя выполнить?
Он поднес руку к моему лицу и медленно погладил по щеке.
– Я сказал когда-то: мое сердце принадлежит тебе, и оно всегда будет твоим. Надеюсь, что однажды ты снова его примешь.
Затем он отодвинулся от меня, сцепил руки за спиной и уставился куда-то за горизонт. Боль в груди обострилась, почти разрывая меня на части. Впереди сверкала излучина Южного моря. Прежде чем войти в его воды, Ливей наложил на себя чары невидимости, скрывая свою ауру. Возможно, охранники привыкли ко мне, раз больше не сопровождали по коридору. И все же я не стала рисковать и постаралась скрыть присутствие Ливея от тех, кто охранял вход. Один из них остановил меня.
– Что это за заклинание?
Я многозначительно посмотрела на его плащ из драконьей пряжи.
– Чтобы не мокнуть. Устала сушиться каждый раз, когда прохожу здесь.
Он отмахнулся, потеряв ко мне всякий интерес. Я прошла мимо, скрывая облегчение. Территория не так хорошо охранялась, как земли Нефритового дворца, ведь мало кто мог пробраться сюда без разрешения императрицы Суйхэ. Во дворце я провела Ливея в свою комнату, остановившись перед дверью.
– Можешь занять ее.
– Мы не чужие, – холодно и вежливо напомнил он. – Разумеется, мы можем жить в одной комнате. Ложись спать, я не буду тебе мешать.
Я покачала головой. Я не доверяла не ему, а себе. Затем ушла в комнату матери. Ее улыбка исчезла, едва она увидела меня.
– Синъинь, в чем дело? Почему ты выглядишь такой расстроенной?
Я ничего не ответила, просто крепко обняла ее, уловив аромат османтуса, который каким-то образом все еще цеплялся за нее. Мама обняла меня, погладила по затылку, как делала это в детстве, чтобы утешить. Она больше не задавала вопросов, и я ничего не говорила – мы общались на языке горя. Я убивала монстров, сражалась со злобными врагами, меня закалывали, пронзали копьем и сжигали заживо, но сердечные муки оказались больнее. Возможно, те, кто дарил нам наибольшую радость, также обладали властью причинять самые ужасные страдания. Не знаю, как долго я плакала, пока мое дыхание наконец не успокоилось и я не замерла. Мать убрала влажные пряди с моего лица.
– Эта боль… Сейчас тебе кажется, что уже никогда не оправишься. И хотя она придет еще не раз, все же будет утихать, пока однажды слезы не иссякнут. Останутся только воспоминания и надежда, и, возможно, ты снова обретешь в них покой.
Мама как никто знала о боли. Какие мучения она, должно быть, пережила, когда только попала на луну, разлучившись с мужем, зная, что больше никогда его не увидит.
Я встала, вытирая последние слезы. Сейчас не время предаваться жалости к себе. Я нужна отцу. Нижний мир таил в себе бесчисленные опасности для смертного: несчастные случаи, дикие звери, болезни, которые переносились как пыль, гонимая ветром. Мои пальцы коснулись нефритовой бутылочки, спрятанной в рукаве. Что-то пронеслось по венам, драгоценная надежда расцвела в зияющей пустоте груди, та, что преследовала меня всю жизнь. Слишком хрупкая, чтобы говорить о ней вслух, поскольку я не осмеливалась искушать судьбу. Даже когда собственное сердце было разбито, я была способна исцелить сердца родителей.