– Ты говоришь как бессмертный, которому никогда не приходилось бояться таких вещей.
– Я была на пороге смерти. – Наши взгляды встретились, шрамы на моей груди зачесались. В конце концов, это он подговорил императора пытать меня.
– Не так же. Все смертные – крестьяне, воины или цари – рождаются со знанием одной неумолимой истины. Неважно, насколько славно или жалко их существование, они умрут. Будь то болезнь, война или несчастный случай – конец один и тот же.
Он продолжал вещать в такой снисходительной манере, как будто давал урок. Что ж, пусть болтает. Уганг обычно помалкивал; мне выпала редкая возможность заглянуть в его извращенный разум, выявить малейшую слабость, которую мы могли бы потом использовать.
– Для вас смерть не неизбежна. Это выбор, игра, путь. Я благодарен смертному царю за его воображение. Он вдохновил меня на… это. – Уганг широко развел руками, показывая свою армию. – Ходили и более мрачные слухи: что собственные солдаты императора были заживо погребены в этих глиняных панцирях. Кто знает? Та гробница давно утеряна. Я не чудовище. Я искал для своей армии не живых, а духов умерших. – Жадный свет засиял в его глазах. – Жаль, что ты не отдала драконий жемчуг бывшему Небесному императору. Звери могли бы стать замечательным дополнением к моей армии, после того как сгинули бы у него на службе.
Я похолодела. Рука невольно потянулась к сумке, к чешуе Длинного дракона, но я отдернула ее. Я не стала бы втягивать зверей в зловещие планы Уганга.
Ливей стиснул кулаки и плотно сжал губы.
– Ты нарушил все принципы чести. Мертвые должны покоиться с миром – это правило так же старо, как и само наше царство.
– Честь? – выплюнул Уганг. – Моя жена вспомнила о чести, когда запятнала наш союз? А малодушный бессмертный, который спал с ней за моей спиной? Когда я наконец отомстил за свою честь, разве справедливо было со стороны твоего отца сыграть со мной эту злую шутку, превратив меня в посмешище для своего двора? – Он поднял покрытые шрамами ладони. – Я давно уяснил, что честь – лишний груз. Как и любовь, если уж на то пошло.
Несмотря на кажущееся равнодушие, его голос сорвался: от горя? Я не жалела его. Что бы ни случилось с ним, Уганг сам выбрал, как быть дальше. Он убил Пин’эр, разрушил мой дом, поработил бессмертных духов, чтобы создать армию мертвецов. Его страдания не оправдывали зла, которое он породил.
– Зачем это делать? – спросила я как можно более уверенно. – Ты отомстил: твоя жена и ее любовник мертвы. Почему было не построить новую жизнь, вместо того чтобы все разрушать?
– Они не мертвы, – пробормотал он как бы про себя. – Их крики звучат у меня в голове. Они не оставят меня в покое. Какой стыд, что я любил столь недостойную женщину. Жена считала меня таким глупым и ничтожным, готовым охотно принять крохи ее привязанности, даже если она втопчет мою гордость в грязь.
Я знала агонию сердечной боли, горечь, которая в ней таилась.
– Любовь – это дар. Мы не можем управлять собственными чувствами, тем более – чувствами других. Иногда любовь означает умение отпустить – ради себя, если не ради них.
– Чушь. – Смех Уганга звучал глухо. – Теперь я – Небесный император. Все преклонят передо мной колени, и никто больше не посмеет презирать меня.
Я вздрогнула от его свирепого лица. «Он сошел с ума, – подумала я. – А если пока нет, то уже на пороге безумия». Не осталось ничего, что могло бы удержать его от гибели. Даже когда морщины на лице Уганга разгладились, спокойствие покрыло его, как глазурь – фарфор, – то была тонкая маска, готовая треснуть при малейшем давлении. Уганг посмотрел на кого-то позади меня.
– Хоу И, Истребитель солнц, рад тебя видеть.
Отец взглянул на солдат, окруживших нас.
– Не могу ответить тем же.
Губы Уганга дернулись в подобии улыбки.
– Перед нами открывается шанс изменить ход будущего. Разве ты не хочешь отомстить тем, кто тебя обидел? Признай меня императором, поклянись мне в верности от своего имени и от имени своей семьи – и я дарую тебе власть над Четырьмя Морями. – Его голос смягчился, становясь вкрадчивым. – Мы, нижнее царство, должны слиться воедино. Кому еще нам доверять? Уж точно не тем, кто относился к нам как к игрушкам, благословляя или проклиная нас из прихоти.
Когда мой отец промолчал, Уганг продолжил:
– Разве ты не благодарен, что я воссоединил тебя с твоей женой?
Мама, стоявшая рядом со мной, напряглась.
– Это ты подбросил записку?
Уганг мрачно кивнул.
– Мне доставило большое удовольствие сыграть свою роль в вашем воссоединении.
– Ты сделал это ради достижения своих целей: чтобы ввергнуть мою мать в немилость, завладеть нашим домом, – вскипела я, отчасти опасаясь, что слова Уганга могут найти отклик в сердце моего отца.
Ему пришлось жить смертным вплоть до вчерашнего дня, давняя обида бурлила в его душе из-за обмана Небесного императора. Но даже заключи он союз с Угангом… дровосек остался бы моим вечным врагом.
– Я не присоединюсь к тебе. Меня не интересуют твои методы, – прямо сказал отец. – Ты напал на мою жену и дочь. Убил их подругу. Осквернил место упокоения усопших. Некоторые границы нельзя пересекать.
– Ты меня разочаровываешь. – Яд пропитал тон Уганга. – Я считал тебя великим воином: честолюбивым, безжалостным, резким; клинком, отточенным до совершенства, – а ты потускнел и затупился, стал таким же жалким, как те смертные, среди которых жил, нагрузил себя ложной моралью и бесполезными эмоциями. Как только овладел силой драконов, ты стал способен сокрушить своих врагов, бросить вызов Небесному императору, захватить бразды правления. Однако ты выбрал жизнь в глуши, стал уязвимым. Неудивительно, что тогда величие ускользнуло от тебя, ускользает до сих пор. Может, твое имя и овеяно славой, но обладаешь ли ты настоящей властью? Любовь сделала тебя слабым.
Гнев обжег мои вены. Я бы бросилась вперед, но отец коснулся моей руки.
– Я сам могу за себя постоять. – Он посмотрел на Уганга и расправил плечи. – Каждый из нас сам выбирает свой путь. Я предпочту свою семью, а не те безмозглые войска, которыми ты себя окружил. Ни один честный солдат не последует за тобой, потому что у тебя сердце труса, который наносит удары исподтишка, боится инакомыслия, жаждет повиновения, хотя ничем его не заслужил. Ты создал эту армию потому, что неспособен завоевать верность живых. Твои солдаты никогда не предадут тебя, но и не будут уважать или любить своего генерала.
Уганг скривился.
– Ты говоришь как отставной солдат, готовый повесить меч на гвоздь. Твои жена и ребенок – это твое бремя. К счастью, у меня нет никого, кто мог бы меня ослабить. Если не присоединишься ко мне, то должен сдаться. Если ты не мой союзник, ты – мой враг.
Я взглянула на отца, его каменная решимость отражала мою собственную. Позади него Ливей и Шусяо покачали головами, как и Вэньчжи. Нет, мы не сдадимся. Тем не менее, пока я разглядывала орду солдат, в мое сердце закрался страх за себя и за тех, кто мне дорог, всех, кто стоял сегодня на этих берегах. Потому что раз не сдадимся, значит, будем драться, а я не знала, сможем ли мы победить.
Мое внимание привлекло какое-то движение – принц Яньси наклонил голову в сторону Уганга. Наследник отчаянно хотел освободить своего брата, как и я. Пока принц Яньмин оставался в руках злодея, мы не могли атаковать.
– Перестань врать себе, Уганг, – произнесла я с нарочитой грубостью, используя ненавистное ему имя.
Что-то мелькнуло в его глазах и резко погасло. Раньше я думала, что он не выносит своего имени как напоминания о низком происхождении, но, возможно, оно навевало мысли о том, кого Уганг потерял: родителей, семью, свою убитую жену.
– Ты говоришь, что рад освободиться от любви, но завидуешь тем, у кого она есть, – медленно сказала я. – Ты убил ту, кого больше всего любил, твоя семья и близкие умерли. И теперь ты останешься один. Навеки.
Я старалась спровоцировать Уганга на опрометчивый поступок, но все равно устыдилась собственной жестокости. Когда его пальцы сильнее впились в плечи принца Яньмина, у мальчика вырвался тихий вздох, прежде чем он прикусил губу. В моей груди вспыхнула ярость.
– Ударь меня, если посмеешь. Или предпочитаешь прятаться за ребенком, даже когда тебя окружают собственные войска?
Рычание вырвалось из горла Уганга. Он грубо швырнул Яньмина на землю. Волны лазурного света вырвались из ладоней принца Яньси. Он отбросил в сторону охранявших его солдат, схватил брата и помчался к нам. Я взмахнула луком, но отец уже атаковал Уганга. Тот увернулся, ледяная стрела вонзилась в солдата и разлетелась на осколки, словно ударившись о камень. Воин не дрогнул и ни разу не крикнул.
Зрачки Вэньчжи ярко засияли серебром. Когда сверкающая волна его силы устремилась к солдатам, отвращение исказило лицо принца демонов.
– У них нет разума, который можно было бы подчинить, нет сердца, чтобы вселить в него страх. Нечего путать или усыплять. Я также не могу проникнуть в мысли Уганга. Он защищен; мерзавец пришел во всеоружии.
Вокруг Уганга встали новые солдаты, остальные двинулись к нам. Блеснули их гуаньдао – изогнутые серебряные лезвия с зазубринами, приваренные к длинным древкам из полированного нефрита. Воины двигались легко, как ветер, быстро, как песчаная буря. Настоящая армия смерти.
Мои пальцы онемели от ужаса, но я заставила их согнуться, выпустила стрелу, и та попала в плечо ближайшего солдата. Небесный огонь обрушился на его руку, образовалась трещина, и конечность с лязгом отвалилась. Кровь не полилась, хотя плоть солдата блестела полупрозрачной влагой. Существо, невосприимчивое к боли или страху, не остановилось, вовсе не заметив помехи. Небесная императрица вырвалась из плена, багровое пламя слетело с ее ладоней. Обожженные воины замешкались – и она побежала к нам. Когда солдат бросился следом, я выпустила стрелу ему в бедро. Существо упало и задергалось, а вокруг него потрескивал свет.
Ливей помчался к своей матери, пламя танцевало по всей длине его клинка. Когда солдат прыгнул перед ним, подняв гуаньдао, моя стрела попала в резной диск на его броне. Нефрит раскололся, меч Ливея вонзилс