Сердце Солнечного воина — страница 61 из 70

Солнце еще не взошло, а облака уже были залиты кровью. Пески Золотой пустыни – так ослепительно сверкающие с крыши дворца – теперь блестели темной влагой. Сколько жизней будет потеряно? Смерть сегодня пирует, объедаясь за божественным столом, откуда ее когда-то изгнали.

Отчаяние, сырое и холодное, окутало меня. Я хотела закрыть глаза, не видеть разворачивающийся кошмар, но заставила себя смотреть, прикусив щеку, пока та не покраснела. Этот ужас ждал нас, если Уганг победит: вечность хаоса, разрушений и смерти. И я не смела размышлять о том, что может случиться с духами убитых его созданиями. Это была битва не только за империю, но и за его душу. Я бы не дрогнула, я не могла потерпеть неудачу.

Облако резко отклонилось в сторону, поднимаясь выше. Я оторвалась от разрухи внизу, потому что мне предстояла собственная битва. Долгие минуты утекали, окутанные тишиной. Все это время перо стучало по черепу. Энергия утекала, чтобы крепко держать щиты, напряжение становилось все сильнее, пока мне не показалось, что я вот-вот сломаюсь.

Наконец впереди заблестела серебряная крыша моего дома. Изразцы потрескались и обуглились, нескольких не хватало, часть нижнего яруса отвалилась. Совсем другое возвращение домой, чем прежде, когда душу переполняло предвкушение. Сейчас я ощущала только испепеляющий страх в сочетании с неумолимым ужасом.

Было холоднее, чем мне помнилось, спокойная тишина граничила с запустением. Никогда еще ночь не казалась такой угнетающе густой; фонари не горели, некогда светящаяся земля стала тусклой, как пепел. В воздухе витал след корицы, к нему прилипал затхлый привкус, остатки застоявшегося дыма. Мой взгляд метался по почерневшим стенам, потрескавшейся каменной дорожке, пню у входа, где когда-то возвышался перламутровый столб. Это был кошмар моей юности: вернуться домой и найти его в руинах, мучительно молчаливым, без голосов матери и Пин’эр.

Облако скользнуло к земле. Не успела я спуститься, как солдат толкнул меня вперед. Я споткнулась, зацепившись о подол, тогда другой схватил меня за руку и потянул на себя. Во мне вспыхнула злость на то, что со мной обращаются как с каким-то зверем, но в их грубости не было злого умысла – скорее, отрешенность от выполнения поставленной задачи. Я была рада, что юноша остался на облаке недвижим, хотя все время поглядывал на небо. Он собирался бежать? Эх, вот бы у него получилось!

Солдаты потащили меня по знакомой тропе, петляющей между османтусами, – я могла бы пройти по ней с завязанными глазами. Что-то зашуршало: нежный звон листьев возвышающегося над головой лавра. Его серебристая кора казалась еще темнее, чем прежде, из-за тени или, возможно, потому что больше не купалась в свете луны.

Там стоял Уганг, с ястребиным блеском в глазах. Золотые чешуйки доспехов струились по его груди и рукам, сужаясь к запястьям. Огромный топор привязан к спине, зеленая кисточка болталась на бамбуковой рукояти. Мощный щит сиял вокруг дровосека, и я пала духом. Исчезла моя слабая надежда застать его врасплох. Даже в окружении своих солдат он оставался начеку.

Уганг сжал руки в притворном восторге.

– Чанъэ, мне приятно снова тебя видеть. Я долго ждал этого момента.

Мне претила его фальшивая сердечность. Когда Уганг задумчиво прищурился, я опустила взгляд, дрожа от напряжения и надеясь, что он примет его за испуг.

– Отпустите ее, – небрежно махнул рукой дровосек.

Солдаты тут же ослабили хватку, повернув головы к нему.

– Надеюсь, они не причинили тебе особого дискомфорта. Мои воины могут переусердствовать, выполняя приказы.

Как вежливо он говорил, будто я была почетной гостьей и он справлялся о моем самочувствии, не имея ни малейшего намерения пустить мне кровь.

– Зачем ты привел меня сюда? – с моих губ сорвался голос матери.

– Богиня Луны, думаю, тебе это известно. – Его рука метнулась к лавру.

Сколько раз я взбиралась на бледные ветви и дергала семена, любуясь его изысканной красотой! А теперь видела тот же неземной свет, что лился из глаз солдат и монстров Уганга, воскресших, но не в жизни, а в вечном рабстве смерти.

– Привяжите ее к дереву, – приказал Уганг.

Холод пронзил мою плоть. Я не предполагала, что он привяжет меня к лавру. Как мне тогда сбежать? Мной завладела паника, и я всерьез стала вырываться из лап охранников.

«Это тебе и нужно», – прошептала лучшая часть меня, та, которая была смелой и мудрой. Существовал только один способ поместить перо Священного пламени в лавр с ведома Уганга. Плен у дерева был неоспоримым преимуществом, хотя не приносил никакого облегчения. Я с тем же успехом могла попасть в ловушку. Магия покалывала на кончиках пальцев – отбросить солдат в сторону, бежать. Та самая сила, которая заставляла меня вырвать победу, бороться за жизнь, теперь стала помехой, подрывающей мою решимость.

Я заставила себя обмякнуть, опустила голову, чтобы скрыть бурлящие мысли. Когда солдаты Уганга притянули мои руки к дереву, шнуры света скользнули по моим запястьям, обвились вокруг груди, талии и коленей, заключая меня в эти вынужденные объятия. Кора обожгла тело, как будто меня прижало к столбу льда.

Не было нужды изображать ужас; меня буквально трясло от мысли, что Уганг обнаружит обман и я потерплю неудачу… или умру. Я прикинула опасность, приготовилась к тому, что могло меня ждать впереди. Представляла, как меня держат на острие меча, сковывают, угрожают и причиняют боль, но также мечтала о побеге. Я быстрая, моя магия сильна. Нужно лишь затеряться в этом лесу, который я знала как свои пять пальцев. Я не ожидала, что меня свяжут, словно какую-то жертву, – хотя, по сути, ею я и была. И все же, пока страх леденил мою кровь, меня охватило облегчение, оттого что это происходит не с мамой.

Я отбросила свой ужас, осторожно исследуя оковы. То была странная магия, которую мне хотелось испытать, но я боялась вызвать подозрения Уганга. Внезапная боль пронзила меня изнутри, сила пера вырвалась на свободу. Я сразу же направила энергию на укрепление щита, не в силах позволить себе отвлечься ни на мгновение. Когда грудь от отчаяния свело судорогой, я закрыла глаза, борясь за спокойствие. Образы моих родителей, Ливея и Вэньчжи, Шусяо, принца Яньмина и Пин’эр скользнули в разум. Что-то затвердело вдоль моего позвоночника, тепло разлилось по мне.

«У тех, кто действительно силен, нет нужды в любви» – так сказал мне Уганг, когда мы стояли на этом самом месте.

«Ошибаешься, – мысленно ответила я. – Любовь дает мне силы дойти до конца и остановить тебя».

Никогда еще мне не приходилось так много терять и бороться. Я подняла глаза и увидела Уганга. Когда он успел подобраться так близко? К горлу подступила желчь, страх сковал конечности. Голова горела, как будто ее набили раскаленными углями, щупальца жара от пера Священного пламени уже вырвались из его пут. Надо действовать сейчас, пока Уганг не почувствовал его и не ударил, – а вдруг я потеряю сознание?

Неимоверным усилием я ослабила чары вокруг пера, направив энергию на то, чтобы пронзить стержень и раздробить его на сверкающие осколки. Моя магия обтекала каждый, образуя тонкий щит, защищающий меня от силы пера, – и только это поддерживало меня в живых. Даже через барьер жестокий жар просачивался в мои вены, пока кровь не запылала жидким пламенем. Пот стекал по лбу и шее, шелковый халат прилипал к спине. Я втянула глоток прохладного воздуха, и он принес легкое облегчение. «Еще немного», – уговаривала я себя, изо всех сил пытаясь удержаться. Время истекало. Мне нужно было, чтобы Уганг ударил как можно скорее, высвободил запертую во мне силу, прежде чем она поглотит меня целиком. А он тем временем стоял с торжествующей улыбкой, словно наслаждаясь моментом… пока я сгорала изнутри.

Я не стала ждать его; пора двигать фигуры по доске.

– Еще не поздно передумать, – сказала я Угангу, широко распахнув глаза. – Если ты вернешь трон императора, если станешь молить о пощаде, он может тебя помиловать. – Мой голос был нежным, а слова – острыми, как игла.

Губы Уганга изогнулись в диком рычании. Его топор со свистом рассек воздух, нанося четкие порезы вдоль моей руки, один за другим. Пришла боль, обжигающая, шелковисто-гладкая. Из моей разорванной плоти хлынула кровь, испещренная золотом пера, горячая, с привкусом железа и гари. Тонкие дорожки бежали по моим рукам, просачиваясь между извилистыми корнями, впитываясь в темнеющую землю. С каждой каплей из тела вытекала очередная частица силы пера – облегчение, хоть и недолговечное. Потому что тепло просачивалось в то, к чему я была привязана, кора лавра уже согревала мое тело.

Когда по венам потекла обожженная кровь, у меня вырвался хриплый вздох. Из моих пор, обволакивая кожу, исходил жар, а связывавшие меня узы растворялись. Свобода – но я едва ощущала ее, поглощенная непостижимой агонией. Едкий запах дыма душил мои легкие, шипение и треск заполнили уши. Лишь тончайшая нить удерживала меня: чары, соединяющие нас с Вэньчжи. Я ухватилась за них, как утопающий – за соломинку, цепляясь за единственное спасение от этого кошмара. Моя кровь продолжала течь в корни лавра. В любой момент он мог загореться.

Как и я.

Уганг склонил голову к ветвям и нахмурился. Когда прежде кровь моей матери окропляла лавр, то семена сыпались, точно спелые сливы. Возможно, он подумал, что где-то просчитался, раз кровь богини Луны не принесла желаемого урожая.

Лавр содрогнулся, кора его дымилась и обугливалась. Однако светящийся сок уже исцелял ожоги. Меня охватило отчаяние. Ну как его уничтожить? Почему огня не хватило? И тут до меня дошло: сила, которая укрыла меня от пера, сберегла и лавр. Я ошиблась потому, что все еще пыталась защитить себя и боялась.

Но это был неверный путь. Если я потерплю неудачу, Уганг убьет меня вместе со всеми, кого я любила. Настоящего выбора не было, как и тогда, когда мой отец бился с солнечными птицами, и все же его необходимо было сделать.

Я крепче сжала руки вокруг лавра, зажмурив глаза. Не дав себе ни минуты на размышления, потянулась внутрь, срывая барьеры, снимая щиты с осколков перьев, все, что меня сохраняло. Когда рухнул последний, по телу разлился жар – палящее лето, бушующее пламя. Я… сгорела. Нить, привязывавшая меня к Вэньчжи, оборвалась, его чары рассыпались, моя кожа растянулась, боль пронзила конечности. Кровь хлынула наружу через порезы на руках, неся с собой остатки необузданной силы пера Священного пламени, просачиваясь в корни лавра. Будет ли этого достаточно?