Пылающий жар в теле утих, осталась лишь глубокая усталость. Я не могла двигаться. Кожа была мокрой от пота, и все же я дрожала. Дым застрял в горле, мучнистая горечь обволакивала язык, как будто я жевала пепел. Чудо, что я вообще дышала, что эта струйка жизни уцелела… какой бы хрупкой она ни была.
Мои глаза распахнулись, слезясь от яркого света. Дерево изогнулось и дрожало, пламя облизывало его. Глубокие трещины раскололи серебристую кору лавра, из нее брызнули дым и сок, уже не ярко-золотой, а медно-красный, словно окрашенный моей кровью. Бледные ветви вспыхнули, словно пылающая корона.
– Нет! – Рев Уганга ничем не напоминал его обычное спокойствие.
Лишь тишина была ему ответом. Его солдаты стояли перед ним, ожидая команды. Покорные. Бесчувственные. Страх не сковывал их сердец, равно как и верность, любовь или честь. Над такими вещами Уганг издевался, высмеивал их и презирал. То, что могло творить чудеса во времена отчаянной нужды.
Скрежет сотряс воздух, трещины на стволе лавра раздулись, стали шире и глубже, а потом он развалился на части. Блестящие семена превратились в куски почерневшего угля, сморщились и стали пеплом. Ветер развеял его, как облака сажи.
Солдаты Уганга замерли. Свет в их глазах потух, остались только пустые впадины. Прозрачная жидкость ручьями стекала с лиц на шеи, как тающий под солнцем лед. Куски конечностей со звоном отламывались, рассыпаясь, точно плохо сделанные глиняные горшки. Когда стражи рухнули на землю, из их искореженных тел заклубилась золотая пыль, поднимаясь по спирали в воздух. Послышался глубокий вздох. Было ли в нем сожаление или облегчение? Как я молилась, чтобы эти духи вновь обрели украденный покой. Затем мерцающие пятнышки исчезли, оставив только неземную тишину и обугленный пень на месте, где когда-то возвышался лавр, в окружении темных полос сырой земли.
Все было кончено… Армия Уганга исчезла. Эта ужасная скверна, эта серьезная угроза нашему существованию сгинула. Я судорожно вздохнула, закрыв глаза. Такой ужас владел моим разумом эти бесконечные дни – трудно было поверить, что его больше нет. Сладкая легкость пронзила меня, минутная передышка от боли. Царства в безопасности, вместе с моими близкими. Битва у Стены Облаков наверняка закончилась, раз солдаты и монстры Уганга испарились. Не умерли, потому что никогда не были по-настоящему живыми.
На рассвете солнце спокойно взойдет над Царством бессмертных.
Только я, похоже, этого не увижу.
Надо мной возвышался Уганг, его лицо было багровым от гнева, а аура пылала убийственной яростью. Я потянулась к лицу, нащупала ямку на подбородке, округлую щеку. Я снова стала собой.
– Как это возможно? Ее аура, ее голос… – Уганг сжал рукоять своего топора.
Он не станет тратить время на бессмысленные слова. Только смертью я могла искупить свой обман.
Я встретила его взгляд без страха; внутри и так зияла пустота, что еще он мог мне сделать? Перо Священного пламени выжгло меня, поглотив каждую частичку силы. Чудо, что я до сих пор не умерла, хотя вечная тьма уже манила меня. Остались только кожа, натянутая на кости, и увядшее дыхание в легких. Это чувствовали Пин’эр и принц Яньмин? Вышло не так ужасно, как я боялась; меня накрыла усталость, она сковала мои конечности словно каменный саван, – и все же внутри трепетала легкость, как будто я была почти свободна…
– Синъинь.
Голос матери вырвал меня из лихорадочного оцепенения. Когда они прибыли? Я подняла голову и увидела ее глаза. Такая боль плескалась в них, такой ужас – они были черные, как разверзшаяся передо мной бездна. Рядом стояли мой отец, Вэньчжи и Ливей, их облако парило быстрее ветра, и все же… оказалось слишком поздно.
Я с трудом поднялась, опираясь на локоть. Мое дыхание стало быстрым и неглубоким, тень топора Уганга падала мне на лицо. У меня не осталось сил, чтобы уклониться или заблокировать удар, который обязательно последует. Я глубоко вздохнула, мои легкие наполнились свежим воздухом, приправленным сладостью османтуса. «Наконец-то я дома», – прошептал мой разум.
Топор Уганга взметнулся. Неважно, что он потерял, – отомстить успеет. Это Уганг умел. Я закрыла глаза, не в силах вынести ужас, промелькнувший на лицах моих близких. Если они еще раз позвали меня по имени, я не услышала. Дрожь пробежала по плоти. Как странно мерзнуть, когда несколько мгновений назад я сгорала от жара. Что-то со свистом летело ко мне. Я приготовилась к боли, но надо мной раздался ошеломленный вздох. Мои глаза распахнулись. Стрела Небесного огня вонзилась в грудь Уганга. Он беззвучно разевал рот, как рыба, вытащенная из воды, но тут еще одна стрела впилась в центр его лба, свет скользнул по лицу, вниз по шее, прочертив шрамы на ладонях. Уганг отступил на шаг, другой. Дыхание сорвалось с его губ, неся с собой женское имя. Его жена? Любил ли он ее до сих пор? Мое сердце дрогнуло при этой мысли. Он был жесток ко всем, но больше всего – к себе.
Уганг рухнул на колени, упал на траву. Его тело яростно содрогалось, глаза бешено моргали, прежде чем расшириться и замереть. Краски сошли с тела, пока он не стал таким же бледным, как лепестки под ним. Наконец-то его забрала смерть – человека, который проложил себе путь к вечности, свергнул Небесного императора и изменил все верхние царства.
В моем сердце не было жалости к нему, и торжество не пело в моих венах о том, что Пин’эр и принц Яньмин отомщены. Внутри меня не осталось ничего, кроме этой пустоты, этой ледяной дыры. Мои ноги подкосились, я рухнула в мягкие объятия земли. Ко мне приближались шаги: мои родители, Ливей и Вэньчжи бежали в мою сторону. Какая мука и радость, что они рядом.
Моя самая большая любовь, мои глубочайшие сожаления.
Лицо Вэньчжи было пепельным, серебро в глазах потускнело до черноты. Даже в моем ослабленном состоянии это зрелище потрясло меня. Что-то пошло не так; его мощная аура уменьшилась. Когда он упал на колени рядом со мной, гортанный вздох вырвался из его груди. Я потянулась так же, как и он, наши пальцы соприкоснулись, переплелись – почти инстинктивно. Какая холодная кожа… у него или у меня?
Он обхватил мою щеку.
– Я не обрывал чар. Надеюсь, этого было достаточно.
– Сколько у меня времени? – спросила я его раньше.
– Столько, сколько понадобится, – ответил он.
Это я разорвала связь, а не он. И в мгновение ока я поняла: Вэньчжи не отпустил меня, даже когда чары отняли у него последние силы. Чтобы уберечь меня, он пожертвовал своей жизнью. Почему? Ради своего царства или всех нас? В глубине души я знала ответ, Вэньчжи сам сказал мне это.
Потому что он любил меня.
Не с былой эгоистичной страстью, где я была лишь средством для достижения цели. Он хотел меня тогда, но ни в чем не желал уступать. Я никогда не думала, что он пойдет на такую жертву, поставив меня превыше всего. Подавляла свои эмоции, цеплялась за принципы и гордость, обманывала себя на каждом шагу, отказывалась верить, что он может измениться, пока Вэньчжи не показал мне неопровержимо, как сильно меня любит. Больше, чем корону и царство, ради которых он когда-то меня предал.
Больше, чем собственную жизнь.
Я бы заплакала, да только слез не осталось, пламя сожгло их. Безмолвные крики агонии застряли в горле. Оглушительная боль пронзила меня, как будто из души вырвали что-то жизненно важное.
– Мне жаль, – срывающимся шепотом призналась я.
– Мне тоже. – Его грудь вздымалась, слабая улыбка появилась на губах. – Живи. Будь счастлива. – Он взглянул на Ливея, и принцы обменялись долгим взглядом без капли враждебности или злобы. Ливей почтительно склонил голову. Вэньчжи упал на спину, сквозь стиснутые зубы вырвался резкий вздох.
Даже огонь в венах или топор, разрезающий мою кожу, не причинили мне таких страданий. Я сжала его руку как можно сильнее. Кожа Вэньчжи всегда была прохладной, но не настолько ледяной.
– Я люблю тебя, – сказала я ему.
Только сейчас я поняла, что это правда, хотя так старалась ее отринуть.
Теперь было не время для гордости или обиды, требовалась только честность. Я не предавала Ливея. Простая истина заключалась в том, что я любила их обоих. Возможно, это делало меня плохим человеком, но я не выбирала такой судьбы. Этот разлом в моем сердце… Я почувствовала его, едва он образовался. И, как бы странно это ни звучало, именно он сделал меня цельной, ибо каждый из принцев был частью меня.
На лице Вэньчжи расплылась сияющая улыбка. Мой друг, мой враг, чья любовь и предательство оставили самые глубокие борозды в моем сердце. Одно не искупало другого, но правда заключалась в том, что предавший меня Вэньчжи никогда бы так собой не пожертвовал. В голове промелькнула фантазия: как сложилась бы наша жизнь, родись он в другой семье, как и я: не запятнанной властью, страданиями и тайнами. Мы были бы счастливы, как он и обещал. Возможно, как и сказал Вэньчжи, нам просто не выпало шанса даже начать, потому что в моем сердце уже жил другой. А потом Вэньчжи потерял мое доверие – как мне казалось, навсегда. Только сейчас до меня дошло, что я давно его простила, что все еще люблю его… Но уже слишком поздно.
Его глаза встретились с моими, по телу Вэньчжи пробежала дрожь. Я сжала его крепче, испугавшись как никогда, будто этого простого действия могло хватить, чтобы привязать любимого ко мне. Но затем его улыбка дрогнула, веки опустились, скрывая бушующий под ними серый океан. Дыхание покинуло тело Вэньчжи, пульс замедлился. Аура угасала, пока все, что делало его драгоценным, не исчезло.
Горе терзало меня, словно яростный зверь. Я не могла ни дышать, ни пошевелиться от мучительной агонии, каждое мгновение стало вечностью ночи. Слабое утешение, что вскоре я последую за ним. Возможно, тогда смогу обрести долгожданный покой.
Кто-то оторвал меня от Вэньчжи, от его неподвижного тела – когда-то такого могущественного и сильного. Из последних сил я повернулась к Ливею, к матери и отцу. Просто не могла все это вынести. Их глаза были красными и мокрыми от слез. Ливей обхватил меня, его прикосновение развеяло охвативший меня холод. Его энергия вливалась в меня вместе с поверхностным утешением, как Солнце без тепла, Луна без света. Моя жизненная сила исчезла; я не могла направить его магию. Хотела сказать ему, чтобы он остановился, что устала от разлук и горя, что уже умерла внутри.