Я отбросила неблагодарную мысль. Чудо, что я осталась жива и рядом со мной те, кто мне дорог. Но почему я чувствовала такую пустоту?
В последний вечер Шусяо мы вместе поужинали. Все было так же, как прежде, за исключением пары слуг, стоявших позади меня. Они вытягивались по стойке смирно всякий раз, когда я откашливалась, их глаза постоянно следили, полны ли наши чашки и тарелки. Когда я мягко предложила им уйти, они обменялись такими печальными взглядами, что у меня духу не хватило настаивать.
Я вздохнула; голова начала болеть от веса золотых и нефритовых украшений в волосах, которые воткнул в прическу мой слуга. Я влачила свои дни в состоянии апатии, не заботясь о том, что ношу или делаю, не желая ничего, что когда-то доставляло удовольствие, будь то музыка, еда или вино. Поймала себя на том, что все чаще думаю о Небесной императрице. Интересно: если бы она могла прожить свою жизнь заново, сделала бы другой выбор? Я так и не узнаю ответов… и, возможно, она – тоже.
Шусяо нахмурилась, положив мне на тарелку кусок тушеной говядины. Затем последовала груда жареных бобов и креветок, а также пухлый ломтик рыбы, приготовленной на пару с имбирем и вином.
– Почему ты не ешь? – спросила она. – Жалеешь, что никак не назначат дату свадьбы? Или опасаешься, что император не даст разрешения?
Я подняла чашу и осушила ее одним глотком, вино прожигало дорожку в горле.
– Возможно, мне лучше оставаться одной.
С любовью пришла боль, и я наелась ею досыта.
Шусяо взглянула на служителей, понизив голос.
– Разве ты не хочешь выйти замуж за принца Ливея? – спросила она со своей обычной прямотой. – Только представь себе этих заносчивых придворных, которым тогда придется тебе кланяться.
– Приятная мысль. – Тонкая улыбка растянула мои губы, когда я вообразила, как вхожу в зал Восточного света и весь двор падает на колени, точно рябь прилива.
Заманчивое искушение – возвысить тех, кто был рядом, и смирить тех, кто раньше презирал меня. Однако такое удовлетворение будет недолгим. Не о такой жизни я мечтала, даже со всеми преимуществами власти.
Шусяо заглянула мне в лицо:
– Почему ты так несчастна? Не только сегодня, но с тех пор, как мы вернулись сюда.
Я не говорила подруге о своих чувствах к Вэньчжи. Сама недавно узнала о них и все еще пыталась понять, что он значил для меня, что я потеряла. Обернувшись, я поманила одну из служанок, внезапно обрадовавшись их присутствию: можно прикрыться от наводящих вопросов. Она поспешила выйти, низко кланяясь мне, вытянув руки, сложенные чашечкой. Такое благоговение меня больше нервировало, чем радовало, но я научилась притворяться безразличной.
– Не могли бы вы принести нам несколько клейких рисовых шариков? Тех, что посыпаны дробленым арахисом и сахаром.
Миньи, заведовавшая кухнями, прислала такие вместе с обедом. Я ела их в одиночестве за этим самым столом, протыкая нефритовой палочкой один шарик за другим, словно хотела утопить свое горе в сладостях. Не сработало – желудок скручивало от воспоминаний, даже когда слабая часть меня жаждала отвлечения, мимолетного удовольствия.
– Шусяо, тебе обязательно уходить? – спросила я. – Генерал Цзяньюнь снова возглавляет армию. Подхалимов Уганга уволили. Все вернется на круги своя.
– Я и тогда дворец не любила. – Она засмеялась, упираясь локтями в стол. – Как бы там ни было, я изменилась.
Как и я. Когда-то мечтала воссоединить семью, вернуться домой, жить с Ливеем. Теперь достигла почти всего, но счастье по-прежнему ускользало от меня. Победа оказалась не такой сладкой, как я себе представляла, а может, она мне слишком дорого обошлась.
– Куда ты пойдешь? – спросила я.
Взгляд Шусяо стал отрешенным.
– Домой. Меня не было очень долго. Брат займет мое место здесь. Он уже вырос и сам хочет идти в армию. Я же всегда служила из долга.
Я купалась в тепле ее радости, хотя знала, что мне будет очень не хватать подруги.
– Чем тогда займешься?
– Ничем, – протянула она, смакуя слово. – И хорошо бы потратить на это дело несколько десятков лет.
Моя грудь сжалась от зависти, что я никогда не буду так свободна. Стало стыдно. Подруга заслуживала лучшего.
– Ничем? – вместо этого повторила я с улыбкой. – А что думает об этом плане твоя новая подруга, грозный генерал Мэнци?
Это было не более чем догадкой. Вместе они организовали спасение Небесного императора и других заключенных из Нефритового дворца. Каким-то образом вспыхнувшая между ними неприязнь превратилась в невольное уважение. Шусяо впоследствии несколько раз говорила о генерале, и я решила, что они сдружились. Никогда раньше я не видела ее такой взволнованной и даже немного опасалась за подругу. Покачав головой, я отбросила тревогу. Все будет хорошо.
Ответная улыбка озарила лицо Шусяо.
– Она присоединится ко мне, раз уж теперь… в Стене Облаков все изменилось.
Я вздрогнула. Теперь, когда Вэньчжи мертв, что она сказала бы, если бы не подозревала, что я все еще скорблю о нем.
– Я рада за тебя, – сказала я ей, когда она встала, чтобы уйти.
Шусяо наклонилась и обняла меня.
– Позволь себе быть счастливой.
Те же слова сказал мне Вэньчжи на последнем издыхании. Пожелал мне счастья, зная, что не сможет быть со мной. Слезы навернулись на глаза, я моргнула, боль в груди пронзила так глубоко, что стало трудно дышать.
Кто-то постучал в мою дверь, слуга бросился открывать. В комнату вошла Чжии, край ее ярко-зеленого платья почти касался пола. На юбке были вышиты сиреневые орхидеи и лазурные птицы, которые расправляли крылья и щебетали.
Она склонила голову в приветствии:
– Завтра уезжаю и хочу попрощаться с тобой.
Я скрыла свое удивление.
– Это очень мило с твоей стороны.
В ее руке блестел персик бессмертных: спелый, со светящимся румянцем от стебля до кончика, с сияющей кожицей.
– Ливей дал мне его для мужа. Если смертный не страдает какой-либо внутренней болезнью, персик продлит ему жизнь. Мы сумеем дождаться эликсира. Ливей пообещал мне его, хотя пройдут годы, прежде чем зелье будет готово.
– Я рада, что ты его получишь.
Меня все еще тяготило, что она отказалась от эликсира, что счастье моих родителей было достигнуто ценой ее счастья. Я не забыла данную ей клятву – и сдержу ее, даже если Чжии не потребует этого от меня или необходимость в ней отпадет. Самые важные обеты – те, которые идут от сердца.
– Мне пора, – сказала Шусяо, вставая на ноги.
– Доброго пути. – Когда я протянула к ней руки, она крепко их сжала.
Я не хотела отпускать, но подруга развернулась и ушла.
Взгляд Чжии скользнул по слугам, маячившим позади меня.
– Оставьте нас. – Она не повысила голоса, но в нем безошибочно угадывалась властность.
Без малейших возражений они поспешили выйти, закрыв за собой двери.
– Все царские дети рождаются с таким умением? – спросила я.
Чжии села, расправляя юбки.
– Когда я жила здесь, предпочитала оставаться одна. Слишком много слуг шпионило за мной по приказу мачехи.
– Мне жаль. – Не в первый раз я порадовалась за собственное детство, каким бы простым и одиноким оно ни было.
– Когда назначите дату вашей свадьбы, я вернусь. – Ее улыбка ослепила, эхо выражения Ливея вспыхнуло в ее черных глазах. – Мы станем сестрами.
Свадьба? Я пошатнулась от ее слов, они прозвучали так уверенно, в отличие от шепотков придворных.
– Мы не обручены.
Ее улыбка исчезла.
– Что тебя так испугало? Я думала, ты хотела пойти за него, что ты любишь моего брата. Все остальные тоже в это верят.
Я встретила ее взгляд не дрогнув, устав от чужаков, сующих нос в мои дела.
– Это касается только Ливея и меня.
Ее лицо застыло, она встала.
– Тогда предупреждаю: не играй с сердцем моего брата. Я не прощу тебя, если это сделаешь. – Не говоря ни слова, Чжии направилась к двери.
– Постой! – У меня на языке вертелся вопрос, о котором я и сама не подозревала. – Ты не жалеешь? Обо всем, от чего отказалась, чтобы жить в Царстве смертных? – Корона была ее наследием, но для меня станет кандалами.
Сначала Чжии молчала, играя с нефритовыми браслетами на запястье.
– Нет, потому что я получила гораздо больше. Это не жертва, когда любви достаточно. – Ее глаза остановились на мне. – Вопрос за вопрос: ты любишь Ливея?
– Да. – Голос дрогнул, но это была правда. Я всегда буду любить его, но меня по-прежнему одолевали сомнения.
Пусть сначала я отдала сердце Ливею, но затем полюбила другого. Того, кто отдал свою жизнь за мою, кого я не могла забыть. Я узнала, что смерть имеет свойство уменьшать грехи, позволяя помнить только о хорошем. Когда Вэньчжи был жив, я цеплялась только за его предательство и обиды. Но теперь наконец могла думать о нем без примеси горечи, и это придало новую ясность всему, что он сказал и сделал, с тех пор как я снова впустила его в свою жизнь.
– Я рада, – она помедлила, прежде чем добавить: – Если нет, то было бы очень недурно покончить с этим сейчас.
Я не ответила, задетая ее самонадеянностью: в последнее время я стала раздражительнее. И все же ощутила облегчение, что есть другой путь. У меня был выбор, хоть и трудный.
Утро выдалось безоблачным, небо было ярко-лазурным. Мы с Ливеем сидели в павильоне во дворе Вечного спокойствия. Водопад грохотал в пруду, лепестки персиковых цветов слетали с деревьев. Ливей отмахнулся от служанки и взял чайник, чтобы наполнить мою чашку – так же, как делал это, когда мы вместе учились, когда нас было только двое. Служанка воззрилась на него с благоговейным восхищением, поклонилась и оставила нас наедине.
– В Царстве смертных сейчас осень, – заметил Ливей.
Я кивнула, отвечая на его улыбку. Когда он поставил чашку передо мной, его рукав коснулся моей руки; вышитые серебряные цапли парили на синей парче. Волосы принца были собраны в сапфирово-золотой головной убор, такой же, как тот, что он носил прежде. Я почти могла представить, что после этого мы направляемся в зал Отражений, а не в зал Восточного света, где Ливей правил царством. Император во всем, кроме титула.