Я кошусь на кастрюлю, что стоит неподалёку на углях. Кушать и правда хочется… “Это просто милая дама с ребёнком и безобидная старушка”, — мысленно говорю я себе и подхожу ближе. Старушка у костра не сводит с меня взгляда. Ребёнок дёргает женщину за юбку, показывает на меня пальцем, что-то тихо спрашивает.
Мне мерещится в воздухе странное напряжение, тревога жалит сердце. Я застываю в паре шагов от огня.
— Меня зовут Алиса, а вас?
— Я Виола, а мою дочку зовут Алоив, — говорит женщина, подхватывая ребёнка на руки и усаживаясь на расстеленное у костра покрывало. Она хлопает рядом с собой, приглашая сесть.
Я не двигаюсь с места, прокручивая в уме странные имена. Виола… Алоив… Вслух говорю:
— Получается, имя вашей дочери — это ваше же имя, только прочитанное наоборот?
— Верно, — широко улыбается женщина. Её шрам некрасиво морщится. — Это традиция моего народа. Имена прочитанные наоборот отпугивают демонов. Моё имя будет защищать дитя, пока ей не исполнится шестнадцать. Потом она сможет взять себя любое имя, какое захочет. А ты выбрала своё имя сама?
— Нет…
— Это печально, — говорит женщина, переведя взгляд на костёр. Огонь отражается в её уставших глазах рыжими всполохами. — Печально, когда не дают выбора… Чего ты стоишь, присядь, расскажи свою историю. Я так давно не видела новых лиц.
Пока я думаю, что делать, вдруг замечаю, что ребёнок косится куда-то мне за спину. Старушка беззубо скалится, и жадно смотрит на мой ошейник.
— Я, пожалуй, пойду, — бормочу отступая.
— Куда же ты? — вскидывает брови женщина, а позади меня вдруг раздаётся шорох. Предчувствие беды сжимает горло стальной перчаткой.
Я резко разворачиваюсь. И только это спасает мне жизнь. Рядом, разрезая воздух, просвистывает топор. Со звонким “Цбок” — он ударяется о скалу и отскакивает в сторону.
Из темноты выходит бородатый мужчина, огромный как медведь. Лицо его наискось пересекает судьба. Громила отцепляет от пояса второй топор. Нас разделяет меньше десяти шагов.
Вот и попался колобок… Но в отличие от сказочного героя, у меня есть шея, которую можно перерубить.
— Пойдёт на суп, — шепелявит старушка. Виола задумчиво хмурится, а ребёнок мычит и тыкает в меня пальцем, словно я глупый кролик, что угодил в силки.
Мужчина идёт ко мне, покачивая в руках оружие. Лезвие светится, отражая огонь. Всё это похоже на сцену из дешёвого ужастика. Вот только нет режиссёра, который крикнет:”Стоп!”
Страх ударяет в виски. “Беги-беги!” — воют мысли.
Я бросаюсь наутёк.
Бегу, что есть сил, а за мной по пятам следует бородатый маньяк с топором. Я слышу его размеренные шаги, слышу дыхание. Темнота обступает, я едва разбираю, куда ступать. Я словно во сне, в кошмаре, путаюсь в ногах, вязну в страхе.
На следующем шаге оступаюсь, боль пронзает лодыжку. Падаю, обдирая ладони. Не успеваю вскочить, как грубая рука хватает меня за волосы, дёргает вверх. Вскрикиваю от страха и боли. Сверху нависает жуткое лицо со шрамом судьбы, в глазах ни капли сочувствия. Одна слепая ненависть.
Я пробую защититься, закрыться руками.
— Нет, пожалуйста! — умоляю.
Но жуткий мужчина и не думает слушать, он замахивается топором для последнего удара.
— Берт, подожди! — раздаётся вдруг. Лезвие замирает в воздухе, а мужчина оборачивается. К нам подбегает Виола, кладёт руку мужчине на плечо, показывает на мой ошейник:
— От этой вещи пахнет драконом, — шепчет она.
Глаза мужчины сужаются до опасных щёлок, вены вздуваются на шее. Меня трясёт от ужаса, сердце переворачивается в груди.
— Уверена? — басит он.
— Да.
Громила перехватывает меня за ошейник, трясёт словно куклу:
— Чьё это? Кто на тебя надел? — требует он.
— Дракон! — вскрикиваю я.
— Ты принадлежишь дракону? Какому именно?
— Янтарному, — испуганно бормочу. Не знаю почему, но мне кажется, что не стоит упоминать стального.
— Ты здесь одна?
Мне хочется плакать от страха.
— Она одна, — отвечает за меня Виола, — бабуля больше никого не учуяла. Похоже, девочка угодила через плохо настроенный портал. Дракон придёт за ней. Это наш шанс.
— Придёт? Как же! — рычит мужчина. — Эти трусливые ящерицы не суются за барьер. На мёртвых землях они делаются слабее дохлой виверны.
— Да… но их жадность сильнее, — настаивает женщина. — Если дракон отметил эту девочку ошейником, значит, признал своей, а своё они не бросают. Он придёт, и тогда мы потребуем обмен. Что ему стоит согласиться? Нас всего четверо…
— Предлагаешь шантажировать дракона?
— Нет, это просто сделка. Мы позаботились о ней, он позаботится о нас. В крайнем случае он нам ничего не сделает. Силёнок не хватит.
Мужчина недовольно встряхивает головой.
— Сутки, — говорит он. — Если за сутки ящерица не явится, эта девочка станет моей судьбой.
— Хорошо, — соглашается Виола. Она смотрит на меня, а потом проводит сухими пальцами по моей щеке, говорит: — Не плачь. Лучше помолись всевышнему.
— И что просить? — шепчу одними губами.
— Проси, — печально улыбается Виола, — чтобы ты оказалась нужна дракону. Очень нужна. Теперь от этого зависит твоя жизнь, девочка.
— Хватит с ней болтать, — рычит Берт и закидывает меня на плечо, точно мешок с песком. Я не сопротивляюсь, понимаю, что бесполезно. Вместо этого пытаюсь взять под контроль страх, который сковывает, не позволяет нормально думать. Темнота давит. Чувствую себя бесконечно слабой и беспомощной.
На этот раз я вляпалась куда сильнее, чем раньше. Попала в плен к маньякам, не иначе. Они не моргнут, пришибут без жалости. Они на меня как на человека не смотрят! Кто я для них?
Надо было доверять своим чувствам. Не приближаться к костру! А ещё лучше — не возвращаться в комнату к Шейну. Не помогать незнакомцу возле ЗАГСа. Но все мы умны задним числом…
Всё-таки я оказалась права. Меня перенесло в мёртвые земли… Я едва не лишилась головы. Меня спас ошейник, от которого я хотела избавиться... как иронично.
Почему мужчина сказал, что я стану его судьбой? Зачем им так сильно нужен дракон?
...и прилетит ли за мной Шейн?
Глава 20
Недалеко от костра в низине за скалами разбит лагерь. Посередине тлеют угли, а вокруг стоят три высоких шатра. В один из них громила меня и заносит. Бесцеремонно скинув на землю, подаёт знак Виоле.
Та приказывает мне сесть у вбитого в землю шеста и завести руки за спину. А когда я подчиняюсь, крепко связывает мои запястья верёвкой.
— Если попытаешься бежать, шею сломаю, — говорит Берт таким тоном, словно сообщает прогноз погоды. Видимо, убивать незнакомок для него так же привычно, как чистить зубы.
Откинув полог, мужчина выходит наружу. Виола сочувственно улыбается, но эта улыбка не отражается в её глазах.
— Сиди тихо и всё будет хорошо, — говорит она. А потом гасит лампу и тоже выходит, оставив меня одну в полнейшей темноте.
Я прислушиваюсь к звукам снаружи. Шёпот голосов, треск углей. Ужасно хочется пить. Невольно облизываю пересохшие губы, с трудом сглатываю. Саднят ладони, ноют стянутые верёвкой кисти. Сколько бы я ни дёргалась, высвободиться не получается. Я даже пытаюсь обратиться к своей магии, но искра молчит. Может, она не работает на мёртвых землях? Или мне попросту не хватает навыков...
“Надо поспать, набраться сил”, — уговариваю себя. Но страх не даёт расслабиться, скребёт изнутри, оставляя борозды на сердце. Ещё никогда я не подходила так близко к смерти, а сейчас она буквально дышит мне в затылок, обнимает костлявыми руками за плечи. Темнота подкидывает пищи для фантазий.
“Шейн! Пожалуйста, приди”, — прошу я, мысленно направляя зов в ошейник. Я совершенно не уверена, что это сработает. Что это вообще имеет хоть какой-то смысл! Но на секунду мне кажется, будто метал обода чуть нагревается в ответ на мольбы.
Я всё-таки засыпаю.
Однако вскоре прихожу в себя от шороха. Вскидываю голову, щурюсь, но мрак непроницаем, а между тем мне мерещится, словно позади кто-то стоит и сверлит полным ненависти взглядом.
— Кто тут? — испуганно шепчу.
Мои слова тонут в темноте. Воздух неподвижен, а меня трясёт от накатившего страха. Неожиданно снаружи раздаются шаги, полог приподнимается, впуская в шатёр ветер и свет от костра. Виола заходит внутрь, включает лампу, смотрит поверх моей головы:
— Алоив, вот ты где, — озабоченно говорит женщина, заходя мне за спину и забирая с пола дочку. Видимо, она-то меня и напугала...
Девочка сидит на руках мамы, но всё ещё не сводит с меня пристального взгляда полного необъяснимой злобы. В маленькой детской ладошке крепко зажат заострённый камень, а пухлощёкое лицо перекошено, словно в судороге.
— Что с ней? — невольно вырывается у меня, голос звучит сипло.
Виола недовольно поджимает губы и усаживает дочку возле сундука. Достаёт из него потрёпанную игрушку — мягкого медвежонка, которому, судя по стежкам, уже не раз пришивали голову и лапы. Девочка тут же хватает медвежонка и обнимает его, улыбается до ямочек. Совсем как нормальный ребёнок, вот только жуткий взгляд выкинуть из головы никак не удаётся.
— Считаешь себя лучше нас? — вдруг спрашивает Виола. Она смотрит на меня, вскинув острый подбородок и сжав зубы. Шрам судьбы на лице делает женщину похожей на амазонку.
— Что? — непонимающе моргаю я. — О чём вы?
— Не притворяйся дурой, — огрызается Виола. — Думаешь, я не вижу, как ты смотришь на нас? Думаешь, нам это всё нравится? У самой-то, поди, судьба чистенькая, а чем ты её заслужила?
Я поражённо замираю. Ну отлично! Чуть не убили, связали, а теперь ещё и оскорбляют с таким видом, словно я перед ними в чём-то виновата. Эти люди — самые настоящие психи... А как надо разговаривать с психами? Правильно! Ласково и осторожно.
— Вы уж извините, — говорю, как можно спокойнее, — но я не разбираюсь в местных нравах. Я в этом мире меньше недели.
Женщина удивлённо вскидывает брови, недоверчиво сканирует взглядом.